они имели большую убойную силу, чем обычные пули, и к тому же уменьшали вероятность опасного рикошета — при столкновении с твердой поверхностью пуля разлеталась на мелкие кусочки.Если бы несколько лет назад, когда я случайно оказался на Вашингтон-Хайтс, в моем револьвере были точно такие же пули, кто знает — может, та девочка и осталась бы жива? И как бы тогда повернулась моя жизнь? Одно время я мог пить целый день напролет, и мысли мои все это время крутились вокруг событий того злосчастного дня.Я перезарядил револьвер и стал целиться поочередно в различные предметы в комнате, стараясь привыкнуть к оружию; затем снял пиджак и обнаружил, что револьвер очень удобно помещается за брючным ремнем. Конечно, кобура под мышкой была бы гораздо лучше, и я решил при случае обзавестись и ею. И наручники не помешали бы — прекрасное средство нейтрализовать неестественную силу его рук. Их можно купить в специализированном магазине — один такой есть в Даунтауне, неподалеку от Полис-Плаза, еще один — на западе одной из Двадцатых улиц, возле Академии; это как раз по дороге к дому, в котором, возможно, проживал Мотли, и в этом магазине я наверняка смог бы подобрать подходящие. Кое-что из своих товаров они продавали только полицейским, но большинство мог свободно купить каждый желающий — в том числе и наручники.Можно было купить и бронежилет; наверное, сорочка из кевлара мне бы очень пригодилась. Мне казалось маловероятным, что Мотли станет стрелять в меня. От удара ножом лучше подошла бы кольчуга, но кто знает — может, против нее и пальцы Мотли оказались бы бессильны? Конечно, я не мог проконсультироваться об этом у продавца. «Скажите, она защитит меня, если кто-нибудь ткнет меня пальцем под ребра?» — «В чем дело, сэр? Вы настолько боитесь щекотки?»...Еще нужен небольшой диктофон — миниатюрный, с микрокассетами. Они были в нашей фирме — может, мне дадут один на пару дней? Или проще купить собственный? Мне нужен самый простой, не какое-то произведение искусства — во сколько же он мне обойдется?Я положил револьвер на тумбочку и разделся, затем пошел в ванную и пустил горячую воду, а пока ванна набиралась, включил телевизор и стал перескакивать с канала на канал, пока не наткнулся на выпуск новостей одной из независимых компаний. Первым делом мне поведали о кризисе, поразившем страховой рынок, затем симпатичная девчушка с ослепительной улыбкой от фирмы «Пепсодент» сообщила, что, возможно, существует связь между странным убийством офицера вспомогательной службы полиции, которое случилось прошлой ночью в западной части Гринвич-Виллидж, и разбойным нападением, происшедшим сегодня в предрассветные часы в Заливе Черепах.Об убийстве офицера я еще не слышал, и это сообщение привлекло мое внимание; еще больше оно возросло, когда дикторша сообщила о том, что, по мнению полиции, существует какая-то связь между обоими преступлениями и кровавым убийством Элизабет Скаддер в ее доме на Ирвинг-Плэйс. Жертва утреннего нападения, незамужняя женщина, проживавшая в доме триста сорок пять в восточной части Пятьдесят первой улицы, была доставлена в Нью-йоркский госпиталь с множественными колотыми ранениями и другими необычными повреждениями.На экране появился подъезд здания, из которого санитары вынесли носилки и положили в поджидавшую машину «скорой помощи». Я попытался разглядеть лицо женщины на носилках, но безуспешно.Затем дикторша появилась вновь; теперь на ее лице было то, что, по мнению режиссера, можно было бы назвать вдумчивой улыбкой. Она прочирикала, что жертва в крайне тяжелом состоянии доставлена в реанимацию, а представитель полиции оценил ее шансы на спасение как очень сомнительные. Личность ее пока установить не удалось.Я не смог разглядеть ее лица, но подъезд этого дома узнал с первого взгляда; кроме того, адрес был хорошо знаком мне. Я понял все.Не прошло и пяти минут, как я наскоро оделся и выскочил из номера. В последний момент зазвонил телефон, но брать трубку я не стал. Глава 21 Вот как, по всей видимости, это произошло.В десять часов вечера в четверг — примерно в это время заканчивалось наше собрание в Соборе Святого Павла — Эндрю Эчвэрри и Джеральд Вильгельм завершили службу и сдали дела в Шестом полицейском участке, расположенном в западной части Десятой улицы. С шести часов вечера в тот день они патрулировали злачные места на территории Шестого участка, имея при себе дубинки и «уоки-токи», являясь глазами и ушами регулярных полицейских сил и одновременно демонстрируя присутствие полиции на улицах города.Джеральд Вильгельм переоделся в гражданскую одежду, перед тем как отправиться домой, и оставил форму в личном шкафчике в участке. Эндрю Эчвэрри ходил на работу в форме — это было его право. Он вышел из метро без двадцати десять и направился пешком на северо-запад, в сторону бывшего склада на Горацио-стрит, между Вашингтон-авеню и Вест-авеню; склад был переоборудован в жилой дом, и Эндрю снимал в нем крохотную квартирку, в которой жил вместе со своей подругой — конструктором текстильных изделий, которую звали Кларенс Фриденталь.Возможно, Мотли напал на его след еще раньше; возможно, увидел его только тогда, когда Эндрю выходил из метро. Могло случиться и так, что он действовал чисто импульсивно. Мотли был частым гостем на улочках западной окраины Гринвич-Виллидж, а в его способности действовать молниеносно, повинуясь лишь инстинкту, сомневаться не приходилось.Определенно удалось доказать только то, что он каким-то образом заманил Эндрю Эчвэрри в темный проход между зданиями — вероятно, громко взывая о помощи. Затем, прежде чем тот успел осознать, что же именно произошло, Мотли лишил его возможности двигаться, сдавив руками его горло, после чего тот потерял сознание.Мотли убил полисмена, вонзив в сердце длинный нож с узким лезвием, — но лишь после того, как снял с Эндрю форменную одежду.Труп он бросил, оставив на Эчверри одно белье и носки; обувь снял, чтобы стащить брюки, но затем, то ли она не пришлась убийце впору, то ли по какой-то иной причине, но он оставил туфли неподалеку. (Самое удивительное, что они все еще валялись неподалеку, когда прибыла полиция. Если бы здесь успел побывать какой-нибудь уличный бродяга, он наверняка забрал бы их себе). Изнасиловать по своему обыкновению мертвое тело Мотли, очевидно, не успел, но вскрытие показало, что он надругался над трупом, использовав полицейскую дубинку, которую затем унес с собой, — вместе с наручниками и ключами к ним, записной книжкой, радиостанцией, полицейской бляхой, а также форменным обмундированием — от брюк до фуражки. Скорее всего он не стал переодеваться сразу, а прихватил форму с собой, так что, вероятно, при нем была объемистая сумка. (Можно предположить, что Мотли заранее планировал нападение на Эчвэрри, специально выбрав сходного с собой по комплекции офицера).Смерть Эчвэрри наступила где-то между 10.30 и 10.45, так что убийца покинул место преступления до одиннадцати часов. Прошел еще час, прежде чем полиция, получив анонимное сообщение по телефону, прибыла на место преступления. Один из прибывших на место офицеров случайно опознал убитого, с которым встречался у себя в участке всего пару часов назад, — если бы не это, идентификация трупа заняла бы намного больше времени.В это время Джеймс Лео Мотли был уже далеко; вероятно, он сразу отправился на квартиру к Лепкурт и уже там переоделся в полицейскую униформу. Интересно, разглядывал ли он себя в зеркале? Слонялся ли взад-вперед перед ним? Крутил ли дубинкой, как это делает каждый полицейский-новичок с тех времен, когда Тэдди Рузвельт был еще простым комиссионером?Об одном оставалось лишь гадать: во сколько он вышел из своей квартиры на Двадцать пятой улице и во сколько вернулся обратно. По всей видимости, он был внутри как раз тогда, когда я напряженно всматривался в его окна, стоя во дворике среди неумолчной возни крыс. Когда я внимательно осматривал дверь, пытаясь разглядеть хоть один выбивающийся из-под нее лучик, он мог находиться за ней. У меня, однако, были все основания сомневаться в этом — полагаю, он находился там ровно столько времени, сколько необходимо для того, чтобы переодеться в снятый с убитого полицейского форменный костюм. Теперь установить это было уже невозможно.В 4.30, когда мы с Микки Баллу завтракали на рассвете в маленьком ресторанчике, Мотли вошел в холл дома номер 345 на Восточной Пятьдесят первой улице. * * * Возиться с замками ему не пришлось — он просто приказал Элейн открыть дверь, и она открыла.С охранником внизу особых проблем тоже не возникло. Он продемонстрировал ему все свои полицейские регалии и заявил, что ему необходимо пройти, чтобы побеседовать с живущей здесь женщиной по имени — тут он пролистал свой блокнот из черной кожи — по имени Элейн Марделл. У того были четкие инструкции никого не пускать к Элейн без ее согласия, но синяя униформа заставила отбросить прочь все сомнения. Он мог бы даже не позвонить ей, если бы Мотли сам не попросил его об этом.Конечно, форма офицера нью-йоркской полиции отличается от формы сотрудника вспомогательной службы — нужно только знать чем. Вместо щита на значке у Мотли красовалась семиконечная звезда, нарукавная нашивка была другой, а самое главное — на ремне не было кобуры. Но все остальное было в полном порядке, а в городе настолько много различных полицейских служб, что у охранника никаких подозрений не возникло.Как бы то ни было, он попросил у охранника связаться с мисс Марделл по телефону. Тому пришлось звонить несколько раз, но в конце концов заспанная Элейн подошла к телефону, и охранник сказал ей, что с ней хочет говорить офицер полиции. После этого он передал трубку Мотли.Возможно, он слегка изменил тембр голоса, но в принципе в этом не было никакой необходимости. Переговорное устройство очень сильно искажает голос, к тому же она не слышала его двенадцать лет за исключением пары звонков по телефону. Да и охранник сам сказал ей, что этот человек — полицейский, а телефонный звонок поднял Элейн с кровати, и она с трудом соображала.Мотли сказал, что ему необходимо задать ей несколько вопросов по не терпящему отлагательств делу — совершено убийство, и она предположительно была знакома с жертвой. Элейн спросила, как звали убитого, и Мотли ответил: «Мэттью Скаддер».Она сказала, что тот может подняться к ней. Охранник показал, как пройти к лифту.Когда Элейн посмотрела в глазок, она увидела обыкновенного полицейского; форму головы Мотли скрывала фуражка, на глазах были большие солнцезащитные очки, из тех, что продаются во всех аптеках; перед собой он держал записную книжку и разглядеть форму губ и подбородка не было никакой возможности. А может, Элейн особенно и не рассматривала его, так как она и ожидала увидеть полицейского, с которым только что беседовала по переговорному устройству, да к тому же на нем была форма! В голове у нее крутилась одна мысль — человек, который защищал ее все это время, убит!..Элейн отперла все замки и впустила Мотли в квартиру. * * * Мотли провел у нее около двух часов; при нем был автоматический стилет с пятидюймовым лезвием, которым он только что убил Энди Эчвэрри. С ним была дубинка убитого. А еще — исполненные необычайной силы пальцы.Он испробовал все, что было под рукой, чтобы истязать Элейн.Не хочу даже думать о том, как все это было на самом деле и в какой именно последовательности происходило. Наверное, она время от времени теряла сознание. Наверное, Мотли не упустил случая поговорить с ней, похваляясь своей наглостью, всесилием и безнаказанностью. Возможно, он цитировал ей Ницше или других корифеев, каких успел прочитать в тюремной библиотеке.Когда он вышел из квартиры, Элейн оставалась лежать на полу в гостиной в луже крови, которая впитывалась белым ковриком. Мотли был абсолютно уверен, что она мертва. Однако жизнь еще теплилась в Элейн; но с каждой следующей каплей крови жизненные силы покидали ее, и она обязательно бы умерла — умерла, если бы не охранник.Он был бразильцем — высоким и широкоплечим, с копной густых блестящих волос и брюшком, выпиравшим из тесного форменного мундира; звали его Эмилио Лопес. Смутное подозрение шевельнулось у него в душе еще тогда, когда он указал Мотли на лифт. В конце концов через некоторое время он взял трубку интеркома и позвонил наверх, чтобы проверить, все ли в порядке.Лопес звонил несколько раз, но ответа не было. Возможно, настойчивые звонки нарушили планы Мотли и заставили его убраться раньше, чем он планировал. Около семи он выскользнул наружу, быстрым шагом прошел мимо охранника, и в этот момент Лопес снова почувствовал беспокойство. Он опять позвонил наверх — ответа не последовало. Он вспомнил портрет человека, которого категорически запрещалось пускать к мисс Марделл, и внезапно подумал, что посетитель в полицейском мундире — именно он. Чем дольше он думал об этом, тем больше крепли его подозрения.Он оставил свой пост и бросился наверх, стал звонить и стучать в дверь изо всех сил. Мотли захлопнул ее перед уходом, однако она закрылась только на обычный замок.Охранник побежал вниз и стал лихорадочно разыскивать запасной ключ, но безуспешно; оставалось одно — звонить в полицию. Но что-то заставило Лопеса вместо этого опять броситься наверх и сделать то, на что не решился бы ни один из двух десятков других охранников.Встав напротив двери, он изо всех сил ударил по ней ногой, затем еще раз; его ноги были очень сильны, поскольку им приходилось выдерживать столь грузное тело, к тому же в детстве Лопес увлекался футболом. Дверь распахнулась, и охранник сразу увидел Элейн, лежавшую на кроваво-красном коврике. Эмилио Лопес перекрестился, схватил трубку телефона и набрал номер 911. Он прекрасно понимал, что уже поздно, но тем не менее сделал это. * * * Как раз в эти часы я пил кофе в «Пламени», слушал тихий джаз в уютном ресторанчике, платил Брайану и Дэнни Бою. В это же время я болтал с Микки Баллу, разгонял пировавших в мусорных баках крыс, затем завтракал на берегу Гудзона, а потом наблюдал из машины, как солнце встает над городом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33