— Из-за меня он отправился за решетку; этого достаточно.— Небось отправился за что-то такое, чего никогда не совершал?— Ну конечно, — ответил я. — Ты же знаешь, они все невинны и чисты, как младенцы.— Да, все тайное рано или поздно становится явным. Он, помнится, говорил, что ты подставил его, верно? Он не стрелял в тебя, и даже оружие было не его. Ты подставил его по всем статьям.— Послушать его, он вообще ни в чем не виновен. От него чистосердечного раскаяния ждать бесполезно.— Да-да, конечно! Так подставил ты его или нет?— Что это ты имеешь в виду?!— Ничего такого; просто спрашиваю, — ответил Деркин.— Нет, конечно.— Ясно.— Все было, как в учебниках описывается: преступник трижды выстрелил в полицейского, который пытался арестовать его. В принципе он мог получить не десяток лет, а гораздо больше.— Возможно, — ответил Джо. — Я просто подумал о том, какое это все производит впечатление.— Ну и какое же?Джо отвел взгляд в сторону.— Ты понимаешь, эта Марделл, — произнес он. — Она была осведомителем, не так ли?— И очень неплохим.— Ага, ясно. И Куперман — тоже?— Я ее почти не знал — видел несколько раз, и все. Она была подругой Элейн.— И все подруги Элейн были и твоими подругами, да?— Ты что...— Помолчи-ка, Мэтт!.. — оборвал он меня. — Я не хотел начинать этот разговор.— А я, думаешь...— Да, наверное, тоже нет. Они платили тебе?— Кто?— Ну, кто-нибудь?— Задай вопрос прямо.— Я имел в виду Куперман и Марделл. Ну что, платили?— Конечно, Джо, как ты сразу не догадался? Я ведь одевался в роскошные костюмы, носил бриллианты и водил розовое «эльдорадо» с салоном из шкуры леопарда!— Перестань!— Нет, не перестану! Я-то думал, ты мне друг.— Я к тебе так же относился. Относился и отношусь.— Рад слышать.— Ты был отличным полицейским, — сказал Джо, — я знаю, что говорю. Полицейским и детективом. Несколько твоих дел были просто блестящими.— Что, ты уже в моем личном деле порыться успел?— Оно находится в компьютере, и чтобы добраться до него, нужно всего лишь нажать несколько кнопок. Рекомендации у тебя замечательные, но я знаю, что, помимо этого, у тебя были серьезные проблемы с алкоголем — да и какой полицейский всегда действует строго по закону, а? — Он тяжело вздохнул. — Сам посуди: все, что у тебя есть, — это убийство в другом штате и женщина, выпавшая из окна за пять кварталов от твоего отеля. Судя по твоим словам, это все дело его рук.— Не по моим, а по его собственным словам.— Да, конечно, но ведь никто не слышал их, кроме тебя. Мэтт, кто знает — может, ты говоришь мне святую правду; может, и нашумевшее убийство венесуэльцев — тоже на его совести. Вполне возможно, что в той истории двенадцатилетней давности ты ни на йоту не отступил от закона, чтобы позволить этому подонку посидеть подольше. — Джо повернулся, и наши взгляды встретились. — Но не пытайся сейчас выдвинуть против него обвинение и требовать от меня защиты. И ради всего святого: прекрати выслеживать его, иначе тебя арестуют на следующий же день в соответствии с правом на защиту преследуемого. Ты же сам знаешь наши законы; лучше всего — держись от него подальше.— Славное дельце!..— Таков закон. Ты можешь с ним вдвоем хоть в кабинке сортира запираться, но сейчас не самый подходящий момент для этого. Запомни: в проигрыше окажешься именно ты.Не произнося ни слова, я встал и направился к двери.— Ты думаешь, я тебе не друг, — сказал Джо, когда я был уже в дверях, — но ты ошибаешься. Если бы это было не так, я просто не вылил бы на тебя все это дерьмо. Теперь ты знаешь все и можешь попытаться сам найти выход. Глава 15 — Да нет, в «Гардинге» его нет, — сказал я Элейн. — Он зарегистрировался в нем вечером, а выехал утром на следующий день — сразу после того, как я якобы ворвался туда и стал угрожать ему. Даже не знаю, жил ли он на самом деле в том номере. Зарегистрировался он под своим настоящим именем — наверняка специально для того, чтобы его адвокат смог выбить право на защиту.— Ты в самом деле ходил туда? — удивилась Элейн.— Да; после того как побывал у Деркина. На самом деле нельзя сказать, чтобы я искал там Мотли, — я прекрасно понимал, что не найду его там. — Я ненадолго задумался. — Даже не знаю, хотел ли я на самом деле увидеть его. Мы виделись прошлым вечером, и я до сих пор не вполне отошел от этой встречи.— Бедняжка!.. — пробормотала Элейн.Беседовали мы у нее дома, в спальне. Я лежал на кровати, лицом вниз, в одних трусах; Элейн делала массаж — ее руки двигались мягко, но настойчиво, снимая напряжение с одеревенелых мышц, и боль постепенно отступала. Особое внимание она уделяла шее и плечам, которые были будто каменные. В этом она была настоящей профессионалкой.— Замечательно! — искренне похвалил ее я. — Ты что, на специальных курсах занималась?— Да нет, никогда, — ответила Элейн. — Просто мне делали однажды массаж, неделю или две, и я внимательно наблюдала за тем, как работает массажистка. Будь у меня руки посильнее, было бы еще лучше.Я тут же вспомнил про Мотли — вот у того руки что надо.— У тебя силы тоже достаточно, — возразил я. — Да и сноровка есть. Ты настоящий мастер.Элейн захохотала, и я поинтересовался, что ее так развеселило.— Ради Бога, не рассказывай об этом никому, — ответила она сквозь смех. — Если клиенты об этом проведают, мне уже не отвертеться! * * * Затем мы перешли в гостиную. Я с чашечкой кофе встал у окна, наблюдая за оживленным движением по мосту на Пятьдесят девятой; под ним пара буксиров, крутившихся вокруг баржи, пыталась бороться с течением. Элейн сидела на диване, подобрав под себя ноги, и расправлялась с разрезанным на четыре части апельсином.Я отошел от окна и уселся на стул перед Элейн, поставив чашку на кофейный столик. Роскошного букета уже не было — Элейн выкинула цветы сразу после того, как я ушел от нее в воскресенье, после очередного звонка Мотли. Мне, однако, по-прежнему казалось, что они в комнате.— Ты не хочешь уехать из города? — на всякий случай еще раз поинтересовался я.— Нет, — сухо ответила Элейн.— В другом месте ты была бы в безопасности.— Возможно. Но уезжать я не хочу.— Если он сможет проникнуть в здание.— Я же говорила тебе, что предупредила охранников. Служебный выход заперт на замок изнутри. Его открывают только в присутствии одного из служащих, а после этого сразу же запирают вновь.Ну что же, это было уже кое-что, хотя полагаться на других не следовало. Кроме того, существует много других способов проникнуть в многоквартирные здания, даже если они обеспечены очень неплохой охраной.— А как же ты, Мэтт? — вдруг спросила Элейн.— Что я?— Что ты собираешься делать?— Не знаю еще, не решил, — ответил я. — Чуть было не устроил скандал прямо в кабинете Деркина. Он чуть было не обвинил меня... Впрочем, я уже рассказывал тебе об этом.— Да.— Я пришел к нему по двум причинам: во-первых, чтобы подать обвинение против Мотли — подлец разделал меня в ту ночь подчистую; что же еще остается делать простому обывателю? Если вы подверглись нападению, нужно идти в полицию и сообщить об этом.— Да, этому нас еще в школе учили.— Меня тоже. Я даже и не предполагал, что это может оказаться настолько бесполезным занятием.Сказав это, я отправился в туалет; в моче опять была кровь, и когда я вернулся обратно, в почках еще продолжала пульсировать боль. Наверное, это отразилось на моем лице, потому что Элейн с беспокойством спросила, что случилось.— Я просто задумался, — ответил я. — И во-вторых, я хотел, чтобы Деркин помог мне в оформлении разрешения на пистолет, но после такого приема я предпочел даже не заикаться об этом. — Я неопределенно пожал плечами. — А может, и не было бы в этом никакого толку. Они могли дать мне разрешение лишь на владение оружием, но не на его ношение, и мне оставалось бы хранить его в тумбочке у кровати и ждать, когда Мотли пожалует ко мне на чай.— Скажи честно: ты боишься?— Думаю, да. По всей видимости, это страх.— М-да.— Понимаешь, я боюсь за других людей — за тебя, Аниту, за Джен. Тебе может показаться, что у меня не меньше оснований опасаться и за собственную жизнь, но смею тебя уверить — это не так. Я тут пытаюсь книгу читать — размышления одного из римских императоров. Так вот, один из его тезисов заключается как раз в том, что смерть — это не то, чего следовало бы бояться. Она все равно неизбежна — рано или поздно; после смерти уже неважно, в каком возрасте она пришла, а значит, не имеет никакого значения, сколько же лет ты прожил на свете.— А что же имеет значение?— Как ты их прожил. Смог ли примириться с жизнью — и со смертью, если уж на то пошло. Вот этого я боюсь по-настоящему.— Чего?— Что буду сожалеть о каких-то поступках: сделаю что-то, что не должен был делать, и не сделаю того, что следовало бы. Что приду туда, где меня ждут, слишком поздно, что сил окажется недостаточно, а денег — слишком мало. * * * Когда я покинул Элейн, солнце уже скрылось за горизонтом, и небо начало быстро темнеть. Я собрался было отправиться к себе домой пешком, но не прошел и пары кварталов, как появилась одышка. Тогда я встал на обочине и поднял руку, поджидая такси.Весь день я не ел ничего, кроме рулета на завтрак и кусочка пиццы — на ленч, так что решил зайти в ближайшую лавочку, чтобы купить что-нибудь посущественнее, но вынужден был тут же выскочить обратно — запах пищи показался мне отвратительным. Я успел подняться к себе и ненадолго прилег, стараясь сдержать подступающую рвоту, но тем не менее это произошло, хотя я почти ничего не ел перед этим.Процесс был исключительно болезненным, и поврежденные прошлой ночью мышцы вновь нестерпимо заболели. Внезапно сильно закружилась голова, и мне пришлось вцепиться в дверной косяк. Затем я с трудом добрался до постели, медленными, неуверенными шагами, как немощный старик на палубе корабля во время шторма. Тяжело дыша, я упал на нее, но не прошло и пары минут, как мне пришлось встать и отправиться в туалет. И вновь я увидел окрашенную в красный цвет жидкость.Бояться смерти? Она казалась мне в тот миг желанным избавлением. * * * Примерно через час раздался телефонный звонок; это была Джен Кин.— Привет, — сказала она. — Помнится, ты не хотел знать, откуда я буду тебе звонить.— Лишь бы не из этого города.— Правильно. Правда, я далеко не уехала.— ?— Понимаешь, все это кажется чересчур драматичным... Когда я пила, то почти каждый раз устраивала подобные драмы. Вскакивала, хватала зубную щетку, прыгала в такси и мчалась на ближайшем самолете в Сан-Диего. К слову сказать, сейчас я в другом городе.— Отлично!— Ну так вот: я села в такси, попросила водителя ехать — в аэропорт, но все это показалось мне настолько наигранным и неестественным, что я чуть было не попросила его повернуть обратно.— Но ты ведь не сделала этого?— Нет.— Ну и отлично!— Но это ведь не игра, да? Это серьезно?— Боюсь, что да.— Ну что же, мне все равно требовался небольшой отдых. А как у тебя дела, все в порядке?— Все отлично, — соврал я.— У тебя голос... какой-то не такой. Измученный, что ли?— День трудный выдался.— Смотри береги себя, хорошо? Если все будет в порядке, я буду звонить почти каждый день.— Замечательно.— Примерно в это время, нормально? Я подумала, что скорее всего смогу застать тебя, пока ты еще не отправился на собрание.— Да, конечно. Как ты догадываешься, сейчас мой распорядок дня несколько изменился.— Могу себе представить.«Неужели?» — подумалось мне.— Но смотри, звони как можно чаще, — добавил я. — Если опасность минует, я дам тебе знать.— Ты хотел сказать, когда опасность минует?— Ну да, это я и хотел сказать. * * * На собрание в тот день я не пошел. Точнее, хотел пойти, но, поднявшись с постели, обнаружил, что идти не в состоянии. Я снова рухнул в кровать и закрыл глаза.Открыл я их чуть позднее, когда за окном послышался пронзительный вой сирен. Я подошел к окну и лениво проследил глазами, как кого-то вынесли из здания напротив на носилках и положили в машину «скорой помощи», которая в то же мгновение рванула с места с включенной сиреной в направлении то ли госпиталя имени Рузвельта, то ли больницы Святой Клары.Если бы спасатели читали Марка Аврелия, они делали бы свою работу куда менее торопливо, понимая, что, в сущности, нет никакой разницы — успеют они к пострадавшему или нет. Тому бедняге на носилках все равно суждено умереть рано или поздно; кроме того, все происходит именно так, как и должно произойти, — зачем же поднимать такой переполох?Я вновь залез в постель и задремал; наверное, начиналась лихорадка. Спал я неровно, все время метался в постели; меня преследовали кошмары, и проснулся я весь в поту. Наполнив ванну такой горячей водой, какую только мог выдержать, я с вожделением опустился в нее, ощущая, как боль постепенно покидает меня.Когда вновь зазвонил телефон, я еще лежал в ванне и решил не вставать, а когда выбрался из нее, перезвонил администратору и спросил, не оставлял ли тот, кто звонил, каких-нибудь сообщений для меня. Их не оказалось, а гениальный служащий так и не смог вспомнить, кто же это был — мужчина или женщина.Скорее всего, подумалось мне, это был Мотли, однако я не мог утверждать этого наверняка. Который был час, я не обратил внимания. Да и мало ли кто еще это мог быть!.. Я раздал кучу визиток по всему городу, и позвонить мне теперь мог кто угодно.А если звонил все-таки Мотли, то возьми я трубку или нет, это уже ничего не могло бы изменить. * * * Когда телефон зазвонил вновь, я уже не спал минут десять — пятнадцать. Небо начинало светлеть; сначала я должен был подняться, отправиться в ванную и выяснить, насколько много крови в моей моче на этот раз.Потом я подошел к телефону и поднял трубку.— Доброе утро, Скаддер! — послышался знакомый голос, и меня пробрал арктический холод.Что говорил я, не помню точно; должно быть, произнес что-то, но не могу утверждать этого наверняка. Может, я просто молча сидел у этого проклятого телефона.— У меня сегодня была трудная ночь, — сказал он. — Наверное, ты уже прочитал об этом?— Что ты имеешь в виду?— Кровь.— Не понимаю.— Конечно, не понимаешь. Я говорю про кровь, Скаддер. Не про твою — хотя боюсь, что пролилась и она. Но нечего причитать над пролитой кровью, не так ли, Скаддер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33