Только теперь я понял наконец, что на самом деле Кэнди была мужчиной или по крайней мере в свое время была им.Во многих частях города большинство проституток — это мужчины-наркоманы. Как правило, они принимают гормоны, а некоторые, как Кэнди, даже вживляют себе силиконовые протезы и оставляют далеко позади своих женщин-соперниц. Некоторые решаются на операцию по изменению пола, но большая часть не заходит так далеко. Не знаю, можно ли уменьшить размер рук и ног, но вероятно, где-то медики делают и это.— Дай мне минут пять, — сказала она. — Затем иди к перекрестку Стэнтон-стрит и Атторней-стрит, — я буду идти не спеша. Догони меня на перекрестке, и мы пойдем вместе.— Куда?— Это недалеко, пара кварталов.Я допил свою колу, подождал немного, затем положил на стойку доллар и вышел следом.После теплого, липкого марева внутри «Гарден-Грил» свежий ветерок немного взбодрил меня; осмотревшись, я вышел на Стэнтон-стрит и пошел на восток, к Атторней-стрит. Кэнди успела пройти уже полквартала и теперь призывно вихляла бедрами впереди — знак более откровенный, чем даже светящийся неоновый значок. Я ускорил шаги и нагнал ее, когда до поворота оставалось несколько шагов.На меня Кэнди даже не взглянула.— Здесь мы повернем, — сказала она, и мы пошли по левой стороне Атторней-стрит. Она была очень похожа на Ридж-стрит — те же крошащиеся трущобы, тот же дух безысходности. Как раз под уличным фонарем прочно опустился брюхом на землю «форд», которому было от силы несколько лет — на нем не осталось ни одного колеса. Фонарей на улице почти не было — следующий маячил где-то в конце квартала.— У меня с собой денег немного, — намекнул я. Меньше полусотни баксов.— Я же сказала, ты можешь заплатить мне позднее.— Помню; но если это получится, денег может и не хватить.Кэнди взглянула на меня; на ее лице появилось выражение боли.— Ты думаешь, я делаю это из-за денег? Парень, я за полчаса смогла бы заработать их больше, чем в самом лучшем случае получу от тебя. Да мужики еще и улыбаться будут, давая мне их.— Ну, как хочешь. Куда мы идем?— В следующий квартал, сейчас увидишь. Помнишь, ты картинку показывал? Ее что, кто-то нарисовал?— А что?— Очень похоже. Даже глаза такие же. Парень, его глаза словно дырявят тебя насквозь, понимаешь?Все это совершенно не нравилось мне, и, как только я вышел из бара, во мне возникло и начало расти чувство необъяснимой тревоги. Не знаю, что это было — то ли шестое чувство полицейского, то ли меня заразила своим беспокойством Кэнди. Но что бы это ни было, мне это совершенно не нравилось.— Вот, — сказала Кэнди, взяв меня за руку. Я резко вырвал ее; она отшатнулась и недоуменно уставилась на меня: — Это что еще за дела, к тебе и прикоснуться нельзя?— Куда мы идем?— Вот сюда.Мы стояли перед площадкой, на которой когда-то находился доходный дом. Она была окружена забором с натянутой поверху проволокой, однако кто-то проделал в нем дыру. Сквозь нее я смог рассмотреть выброшенную мебель — сгоревший диван и несколько выпотрошенных матрасов.— Это задний двор одного из зданий соседнего квартала, — сообщила Кэнди полушепотом. — Пройти напрямик можно только здесь, с других улиц сюда попасть нельзя. Ты можешь жить в этом квартале и даже не подозревать об этом.— А где же он ?— Обитает он как раз вон там. Смотри, парень, иди со мной и не отставай — ты в жизни не разыщешь вход, если я его тебе не покажу.Некоторое время я постоял, прислушиваясь к доносившимся звукам. Даже не знаю, что я надеялся услышать. Кэнди пробралась сквозь отверстие в заборе, даже не взглянув на меня, и когда она прошла несколько метров вперед, я полез следом за ней. Чувствовал я при этом примерно то же, что и Элейн, когда Мотли приказал ей отключить автоответчик. Мы делали то, что он хотел от нас.Я медленно шел вперед, внимательно глядя себе под ноги. На улице стояла непроглядная тьма, и с каждым шагом внутрь пустыря становилось все темнее и темнее. Не пройдя и десяти шагов, я услышал за спиной чьи-то шаги.— Замечательно, Скаддер! — произнес мужской голос, прежде чем я успел повернуться. — Давай шевелись. Глава 13 Я начал было поворачиваться направо, но его рука мгновенно перехватила мою левую руку чуть-чуть повыше локтя, пальцы нащупали что-то и впились в кожу — точнее, в болевую точку; острая боль пронзила меня, и рука ниже локтя полностью омертвела. Затем он впился в правую руку, но уже повыше, возле плеча, и большим пальцем надавил на что-то. Я погрузился в целый океан боли, сопровождавшейся приступом тошноты.Я не мог ни открыть рот, ни пошевелить даже кончиком пальца. Вновь послышались шаги, где-то под ногами послышался хруст стекла — и передо мной появилась Кэнди; в ее ушах поблескивали золотые серьги.— Прости, — просто сказала она. В ее голосе не было ни тени насмешки, как и намека на извинение.— Обыщи-ка его! — приказал Мотли.— Дурачок, у него нет ствола. Он просто пришел на свидание со мной.— Обыщи!.. — повторил Мотли.Руки Кэнди забегали по мне, ощупали грудь и бока, прошлись по талии в поисках засунутого за брючный ремень пистолета. Она опустилась на колени, похлопала сверху вниз по штанинам, затем подвела руки к паху; здесь она помедлила, бесцеремонно ощупывая мое тело.— Определенно приготовился, — наконец объявила она. — А ствола нет. Или прикажешь раздеть его, Джи Эл?— Достаточно! — отрезал Мотли.— Ты уверен? Он мог спрятать его возле члена, Джи Эл. Поверишь, здесь он мог бы спрятать целый гранатомет.— Иди давай.— Я бы хотела поискать его.— Я же сказал: иди!..Кэнди надулась, понурилась и положила свои длинные руки мне на плечи — я почувствовал опьяняющий аромат ее духов, скрывавший запах тела неопределенного рода. Чуть-чуть приподнявшись на цыпочки, она прильнула ко мне и поцеловала прямо в губы, высунув кончик языка. Затем отстранилась от меня.— В самом деле, я сожалею, — сказала она и, пройдя мимо, исчезла из виду. * * * — Конечно, я мог бы убить тебя прямо сейчас, — объяснил Мотли бесцветным, холодным голосом. — Просто так, руками. Ты бы умер от боли. А потом выписал бы тебе билет на погост. — Он по-прежнему как будто клешами держал меня за руки, причиняя ужасную, но терпимую боль. — Но все-таки мне бы хотелось приберечь тебя напоследок. Сначала убить всех твоих баб, а потом уже — тебя.— Почему?— Женщин нужно пропускать вперед — правила хорошего тона, вот и все.— Зачем все это?Он засмеялся, но смех этот менее всего напоминал хохот. Скорее, он просто произносил: «Ха-ха-ха-ха» загробным голосом.— Ты отнял двенадцать лет моей жизни!.. — сказал он. — Двенадцать лет я провел за решеткой. Знаешь ли ты, что значит лишиться свободы на двенадцать лет?— Ты не должен был сидеть так долго — твой срок должен был закончиться еще год-два назад. Ты сам постарался продлить себе его.Пальцы его еще глубже впились в мою кожу, и у меня подкосились колени. Я бы упал, если бы Мотли не поддержал меня.— Я вообще не должен был оказаться там, — сказал он. — «Нападение на офицера полиции при отягчающих обстоятельствах»... Я вообще на тебя не нападал — это ты сам набросился на меня. А потом подставил. Суд отправил за решетку невиновного.— Ты вполне это заслужил!— Почему это? Потому что отбил твою бабу? Так это ты просто не смог удержать ее, слаб оказался. Ты просто не заслуживал ее, но не хотел в этом признаться, ясно?Я ничего не ответил.— Но ты сильно ошибся, обойдясь так со мной. Ты, наверное, подумал, что тюрьма раздавит меня. Она действительно калечит людей — большинство, но не всех. Слабые в ней становятся еще слабее, сильные — еще сильнее.— Ты хочешь сказать, так происходит всегда?— Почти всегда. За копами в тюрьме далеко не последнее слово, — они вообще стараются не попадаться зэкам на глаза. Они слабы, им нужны пистолеты, значки и голубая униформа, чтобы выжить; у них нет никакой поддержки, и они просто погибают за стенами тюрем. Но сильные там становятся еще сильнее. Знаешь, что сказал по этому поводу Ницше? «То, что не может уничтожить меня, делает меня только сильнее». «Аттика», «Денмор» и вообще все тюрьмы, в которых мне довелось побывать, делали меня только сильнее.— Тогда тебе следовало бы поблагодарить меня за это.Он убрал руку с моего плеча. Я попытался перенести вес тела, чтобы нанести освободившейся ногой удар в голень, но в этот момент он воткнул свой палец мне в область почек. Это было все равно что удар мечом — я дико закричал и повалился вперед, со всего размаха упав на колени.— Я всегда был сильным, — сказал он. — Мои руки всегда были исполнены чудовищной силы. Я никогда не занимался этим специально — это всегда было со мной.Правой рукой он поднял меня за шиворот и поставил на ноги; чтобы нанести ему удар, нечего было и думать. Ноги не держали меня, и если бы Мотли убрал руку, то, думаю, я бы в то же мгновение повалился на землю.— Но я решил в тюрьме заняться этим серьезно, — продолжил Мотли. — Там была спортплощадка с гирями и штангой, и некоторые из нас проводили на ней целые дни напролет. Особенно негры. С них ручьями лился пот, они воняли как свиньи, но продолжали накачивать себя несмотря ни на что. Я тренировался в два раза больше, чем они, но приобрел лишь силу, а не объем. Бесконечный ряд упражнений, каждое из которых повторяется тысячи раз. Я не превратился в верзилу, но зато тело мое стало крепким, как сварочное железо. С каждым днем, проведенным в тюрьме, я становился все сильнее и сильнее.— В Огайо тем не менее тебе понадобился нож. И пистолет.— Я мог бы обойтись и без них, если бы они не подвернулись мне под руку. Ее муж оказался слабым и рыхлым, как пончик. Я его и пальцем не тронул — приказал пройти в кабинет, а там пристрелил из его же ружья... — Он замолчал на мгновение, а когда вновь открыл рот, голос его звучал почти нежно. — А Конни я ножом прикончил только для видимости. К тому времени она, наверное, уже была мертва, убивать было уже ни к чему.— А дети?— Это только для порядка. — Рука Мотли скользнула к нижнему ребру и почти сразу нащупала нужную точку. Он надавил на нее пальцем, и меня пронзила боль, как от электрического тока. Она отдавалась в руках и ногах, полностью лишая меня всяких сил, чтобы сопротивляться. Он подождал немного, а затем коротко надавил немного сильнее в то же самое место. Мне показалось, что я теряю сознание, и вновь ощутил приступ головокружения и рвоты.Я совершенно не понимал, что же мне, черт побери, делать?! Возможности мои были крайне ограниченны — о физическом сопротивлении и речи быть не могло. Его превосходство было абсолютным — все мои силы уходили на то, чтобы хоть как-то держаться на ногах. Я мог надеяться только на верный психологический ход, но и в этой области я явно проигрывал. Мне никак не удавалось найти верную стратегию — то ли разговаривать с ним, то ли стоять молча, возражать ему или соглашаться.Я решил молчать, но, возможно, это было вызвано лишь тем, что мне попросту нечего было ему ответить. Он тоже не был излишне красноречив — за него все говорили его пальцы, которыми он нажимал на нервные окончания у ребер, лопаток и ключиц. Каждое его прикосновение вызывало дикую боль, как будто инстинкт помогал ему безошибочно находить болевые точки, но при этом он почти не надавливал на них, играя со мной как кошка с мышкой.— А для Антуанетты ни нож, ни пистолет не понадобились, — добавил он.— Зачем ты убил ее?— Она была одной из твоих баб.— Да я ее почти не знал!..— Я убил ее голыми руками, — продолжил он, явно наслаждаясь воспоминаниями. — Тупая корова. Так и не узнала, кто я такой и почему убиваю ее. Она умоляла: «Возьми деньги, все, что есть... Сделаю все, что ты только ни попросишь». В постели она действительно была недурна — впрочем, ты и сам это знаешь.— Я никогда не спал с ней.— Я тоже не спал, — заметил Мотли. — Я только свернул ей шею, как цыпленку какому-нибудь. Точнее, не свернул, а сломал. Хрустнуло, как будто сломалась хворостинка.Я ничего не сказал.— А затем выкинул ее в окно. Просто повезло, что она по дороге налетела еще и на того парня.— Повезло?..— Я целился в Андреа.— Кого?— В ее подружку. Конечно, я и не надеялся попасть с такой высоты, но все равно попытался.— Почему?— Люблю я баб убивать!.. — признался он.Я ответил ему, что он просто сумасшедший, настоящее животное и вполне заслуживает клетки. Мотли вновь нажал куда-то, причинив ужасную боль, а затем подставил ногу и сильно толкнул меня вперед. Я повалился вперед на колени, выставив перед собой руки, и бросился вперед из последних сил, раздирая пальцы в кровь об острый гравий и осколки стекол, затем споткнулся обо что-то, резко развернулся и бросился на Мотли, вложив в бросок всю свою ярость — сил у меня уже не оставалось.Он успел отшатнуться в сторону; мой удар пришелся в пустоту, сила инерции проволокла меня вперед, я с размаху грохнулся лицом в грязь и так и остался лежать в ней, переводя дыхание и ожидая, что будет дальше.Мотли подождал немного.— Все-таки я мог бы убить тебя прямо сейчас, — тихо произнес он.— Ну так за чем же дело стало?— Ты и сам не прочь, да? Отлично. Через неделю ты будешь умолять меня об этом.Я попытался подняться; Мотли нанес ногой сильный удар в бок, как раз под ребра. На мгновение я перестал ощущать что бы то ни было, кроме невыносимой боли, и без сил опять рухнул на землю.Мотли опустился на колени и положил руку мне на затылок, ощупывая основание черепа; большой палец его быстро нашел впадинку возле виска. При этом Мотли говорил мне что-то, но я уже не слышал ничего.Затем палец, словно бур, впился мне в кожу. Боль стала намного сильнее, чем та, которую я испытал прежде, однако теперь я провалился куда-то, где уже не ощущал ее; как будто я со стороны наблюдал за этой картиной, скорее испытывая ужас, чем ощущая свою агонию.Он нажал еще сильнее. Я и раньше не видел ничего, кроме тьмы, окружавшей меня, однако теперь я весь провалился в колодец, наполненный густым мраком, — лишь одна огненно-красная точка трепетала посреди черного океана. Затем эта точка уменьшилась до размеров булавочной головки и очень скоро исчезла совсем. Я потерял сознание. Глава 14 В бессознательном состоянии я пробыл, видимо, недолго и вскоре пришел в себя, это произошло в одно мгновение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33