Я сжал телефонную трубку изо всех сил; внутри неудержимо росло чувство гнева и одновременно — бессилия, но я контролировал себя, так что Мотли не услышал моей ответной реплики, которую, видимо, ждал. Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю.— Кровь и кровные узы, — промолвил он. — Ты потерял очень близкого и дорогого тебе человека. Мои соболезнования.— Что ты...— Читай газеты, — коротко бросил он, и в трубке послышались гудки. * * * Я набрал номер Аниты, чувствуя, как стальной обруч стискивает мою грудь все сильнее и сильнее, но когда в трубке послышался ее голос, я внезапно не нашелся, что сказать. Я просто молча сидел у телефона, тяжело дыша; несколько раз недоуменно повторив: «Алло?», она повесила трубку.Кровные узы, кто-то близкий и дорогой мне. Элейн? Неужели он узнал, что она была моей дорогой и горячо любимой «кузиной Фрэнсис»? Смысла в этом не было, но я все-таки позвонил и ей — послышались короткие гудки. Я решил было, что он расправился с ней, и просто бросил трубку, и позвонил оператору. Оказалось, что линия в самом деле занята, и Элейн разговаривает с кем-то. Я представился офицером полиции, и оператор предложила прервать разговор; я попросил ее не беспокоиться — разговаривать с Элейн мне сейчас хотелось даже меньше, чем с Анитой. Я удостоверился, что она жива, — этого было достаточно.А сыновья?Я уже принялся рыться в записной книжке, прежде чем понял всю неправдоподобность такого предположения. Даже если он действительно смог разыскать одного из них и решился отправиться за ним в погоню через всю страну, каким образом репортаж об этом мог появиться уже в сегодняшних газетах? Может, мне действительно стоило спуститься и купить их?Быстро накинув что-то на себя, я спустился и купил «Ньюс» и «Пост». Статьи в них на первых страницах были на одну и ту же тему. Выяснилось, что семья иммигрантов из Венесуэлы была убита по ошибке — они никакого отношения к торговцам наркотиками не имели. Торговала ими другая семья венесуэльцев, жившая неподалеку, и убийцы просто попали не в тот дом.Замечательно!..Я отправился в «Пламя», сел у стойки и заказал себе чашечку кофе, затем наугад открыл одну из газет.И сразу наткнулся на то, что искал. Статью эту трудно было не заметить — она занимала всю полосу на третьей странице.Молодая женщина была зверски убита неизвестным убийцей или убийцами, которые ворвались к ней в дом прошлой ночью. Она работала финансистом в одной из инвестиционных компаний, офис которой находился на Уолл-стрит. Жила она возле Грэмерси-Парк на Ирвинг-Плэйс, где занимала четвертый этаж здания конца прошлого века.Рядом были помещены две фотографии. На одной из них была изображена девушка с миловидным, удлиненным личиком и высоким лбом; выражение ее лица было серьезным, глаза смотрели внимательно и строго. На другой я увидел окруженный полицейскими машинами подъезд дома, из которого санитары выносили в пластиковом пакете тело убитой. Прочитав статью, я узнал, что богатая квартира была вчистую разграблена, а женщина — многократно изнасилована и подвергнута изуверским истязаниям. Полицейские отказались сообщить детали убийства — как обычно в подобных случаях, — но в статье указывалось, что жертва была обезглавлена.Багс Моран, которому суждено было стать одной из жертв побоища в День святого Валентина, с первого взгляда определил, кто расстрелял его людей в одном из гаражей Чикаго.— Так убивает только Капоне, — сказал он.В наше время никто не мог бы судить об убийстве с подобной безошибочной уверенностью. Люди постоянно убивают друг друга разнообразными чудовищными способами, и даже Мотли нельзя было узнать по почерку его преступлений.Но я сразу понял, что это — его рук дело. Мне оставалось лишь узнать, как звали жертву.Ее имя было Элизабет Скаддер. Глава 16 Я судорожно листал страницы справочника «Белые страницы Манхэттена» на букву "С". Всего их было восемнадцать, и три из них посвящались бизнесменам. Меня там, естественно, не было, но Элизабет была — о ней сообщалось как о «Скаддер Э. Дж.», а также указывался адрес — Ирвинг-Плэйс.Я опять схватился за телефон и начал набирать номер Деркина, но остановился в последний момент, немного подумал и положил трубку обратно.Через несколько минут телефон зазвонил сам. Это была Элейн. Мотли опять позвонил ей, снова первым делом потребовал отключить автоответчик, и она вновь покорно выполнила его требование. С этого момента он перешел с шепота на нормальный голос, а Элейн незаметно включила автоответчик, чтобы записать голос Мотли на магнитофон.— И можешь себе представить, ничего не вышло, — упавшим голосом сообщила мне Элейн. — Эта чертова коробка вздумала сломаться в самый неподходящий момент. Может, я сама что-то сделала не так — не знаю, не проверяла. Все вроде бы включилось нормально, но когда я потом поставила кассету, на ней не оказалось ровным счетом ничего.— Не переживай.— Он рассказал мне об убийстве еще одной женщины этой ночью. Эх, была бы у нас запись... А я опять все испортила.— Не волнуйся; это не имеет значения.— В самом деле? А я-то решила, что задумала нечто гениальное.— Не думаю, что это нам могло бы сильно помочь. У меня складывается впечатление, что в этом деле невозможно найти никаких важных доказательств, которые могли бы пролить свет на всю картину преступлений Мотли. Сама мысль о расследовании кажется мне теперь совершенно бессмысленной: можно охотиться за все новыми и новыми уликами до бесконечности, а он тем временем будет творить то же самое, что сделал прошлой ночью.— Что произошло? Он не рассказал мне никаких подробностей, так что особого смысла в записи действительно не было. Я только поняла, что он опять убил кого-то.— Ну так ты не ошиблась.— Он еще посоветовал мне почитать газеты, но у меня нет ни одной. Обежала все киоски, но не нашла — может, я просто не заметила в спешке? Так что случилось?Я вкратце рассказал ей о трагедии и, когда назвал имя жертвы, Элейн понимающе вздохнула.— Нет, Элизабет не приходилась мне родственницей, — успокоил я ее. — Я был единственным ребенком в семье, и у моего отца не было братьев, так что у меня нет близких родственников по фамилии Скаддер.— А у дедушки твоего братья были?— У дедушки?! Понятия не имею; может, и были. Он умер еще до моего рождения, а ни о каких двоюродных дядях по фамилии Скаддер я и слыхом не слыхивал. В принципе род Скаддеров происходит из Англии — так по крайней мере мне рассказывали в детстве. Мне почти неизвестна эта ветвь нашего семейства.— Но вы с Элизабет вполне могли бы оказаться родственниками, просто очень дальними.— Дальними — возможно. Думаю даже, что все Скаддеры в конечном счете — родственники. Хотя кто знает — может, кто-то из ее или моих предков в свое время фамилию сменил.— Больше того — все мы потомки Адама и Евы.— Да, все мы в конечном счете дети Господа. Спасибо, что напомнила, самое время.— Прости. Возможно, я к этому так отнеслась потому, что не я оказалась следующей жертвой. Кроме того, все это настолько ужасно, что лучше всерьез и не думать. Должно быть, он решил, что это твоя близкая родственница.— Может быть, — согласился я. — А может, и нет. Не забывай — каким бы коварным, хитрым и изобретательным он ни был, это всего лишь псих. Обычный псих. * * * Открытый телефонный справочник по-прежнему лежал на кровати. Я проглядывал длинный список ни в чем не повинных людей, которые, на свое несчастье, оказались моими однофамильцами. Возможно, мне следовало позвонить им, чтобы предупредить. «Смени-ка ты лучше имя, — сказал бы я им, — или смирись с обстоятельствами».Что же он собирается делать теперь — неужели методично отправлять на тот свет всех Скаддеров Манхэттена? А затем переключится на остальные районы Нью-Йорка, а затем — на предместья...Конечно, если он убьет много однофамильцев, рано или поздно какой-нибудь особо толковый полицейский заинтересуется этим странным фактом. На одной из страниц я наткнулся на акционерное общество «Скаддер-груп»; если он решит истреблять и его членов, ему немало придется поколесить по всей стране.Вздохнув, я закрыл справочник. Всех Скаддеров обзвонить я, конечно, не мог — но, может, следовало все же позвонить Деркину? Это был явно не его случай, убийство произошло в пределах другого полицейского округа, но он мог догадаться, чьих рук это дело. Убийство Элизабет Скаддер наверняка наделает много шуму — оно было необычно жестоким и кровавым, сопровождалось сексуальным насилием, а жертва была молодой, белой, занимала высокое положение в обществе и была к тому же фотогеничной.И что пользы, если я даже и намекну ему об этом? Убийство Элизабет уже никто не сможет представить как самоубийство или результат домашней ссоры. Прекрасно оснащенные бригады криминалистов наверняка уже обследовали всю ее квартиру, и все вещественные доказательства уже фигурируют в деле. Если он оставил отпечатки пальцев, их, конечно же, найдут и сразу установят владельца. А сперма? А кусочки кожи под ногтями? И тест ДНК?Конечно, это не так убедительно, как отпечатки пальцев, — те можно сразу сравнить с хранящимися в компьютере данными; в случае же с образцами ДНК нужен подозреваемый. Если он оставил сперму или кусочки кожной ткани, тогда экспертам необходима подсказка, а надеть после этого веревку ему на шею — это уже дело техники.Вообще-то в стране уже давно перестали вешать убийц. Их даже перестали сажать на электрический стул — вместо этого они получают огромные сроки заключения, иногда — пожизненные. А затем частенько бывает, что пожизненное заключение превращается в семь лет или даже в меньший срок; правда, Мотли наверняка придется посидеть подольше. В первый раз он получил десять лет, а отсидел двенадцать; на этот раз его наверняка сгноят за решеткой.Если только сочтут, что убийство Элизабет — это его работа. Анализ ДНК и другие сложные методы служат отличной дополнительной уликой, но вряд ли можно построить целое дело лишь на них. Присяжные обычно ни черта не понимают в этом, особенно после того, как защита и ее эксперты убедят их, что обвинение порет сплошную чушь. Если обвиняемый окажется любовником жертвы и его арестуют прямо в ее спальне, с окровавленными руками, тогда анализ спермы и ДНК поставит жирную точку в деле. Но если выяснится, что обвиняемого и жертву связывает лишь тот факт, что у последней та же фамилия, что и у полицейского, арестовавшего его двенадцать лет назад, — тогда грош цена подобным доказательствам.Я все-таки позвонил в конце концов Деркину. Не знаю, что я собирался сказать ему, но его на месте не оказалось.Сообщения же я не оставил. * * * Из отеля я вышел в одиннадцать тридцать, чтобы успеть на дневное собрание «У Файрсайд» — так называлась группа, собиравшаяся в одном из зданий в тупичке на Западной Шестьдесят третьей улице.Но туда я так и не попал.На этот раз ходьба не стоила мне таких значительных усилий, как за день до этого. Тело по-прежнему было непослушным и негибким, но одеревенелость мускулов ослабла, а усталость наступала не столь быстро. На улице потеплело, дул слабый ветерок, сырости почти не чувствовалось — лучшей погоды для футбола и не придумаешь. Для подбитой мехом куртки слишком тепло, но достаточно свежо, чтобы засунуть в карман плоскую фляжку.Не спеша я выбрался на Восьмую авеню, но повернул на юг, а не на север. По ней я дошел до дома Тони Клири, постоял немного у того места, где на мостовую упало ее бездыханное тело, затем поднял глаза к окну ее квартиры. Внутренний голос продолжал твердить мне, что именно я причина ее гибели.Я не знал, что ему возразить.Обойдя вокруг квартала, я подошел к тому же самому месту, но с другой стороны, еще раз взглянул на ее окно и подумал о том, успела ли она узнать перед смертью, почему это все случилось именно с ней. Возможно, Мотли сказал ей, что она «одна из моих женщин» и в этом состоит ее вина. Он наверняка назвал мою фамилию, которую она скорее всего услышала в первый — и последний — раз.С другой стороны, в эти секунды ее вряд ли интересовали мотивы, двигавшие убийцей.А как же Элизабет Скаддер? Узнала ли она перед смертью о своем бесконечно далеком родственнике по имени Мэттью? Надо было бы сходить к месту преступления, но оно находилось на другом конце города, милях в полутора от меня. Да и вряд ли вид самого здания мог сказать мне что-то существенное о произошедшем в нем преступлении. Как и отель, в котором жила Тони.Посмотрев на часы, я обнаружил, что на собрание безнадежно опоздал; оно еще шло, но я не успел бы даже на его закрытие. «Ну и ладно», — решил я. Все равно мне не хотелось никуда идти.У уличного торговца я купил «хот дог», у другого — «книш», перекусил, затем в одной из забегаловок взял кофе в картонной упаковке и встал прямо на углу улицы, попивая его маленькими глотками. Я выпил почти все, прежде чем мне это надоело и я вылил остатки в водосточную канаву, но подержал еще некоторое время пустую упаковку в руках, прежде чем нашел мусорный контейнер — иногда в самый нужный момент найти их бывает непросто; мусорные баки крадут жители предместий, и обнаружить их можно на всем пространстве Вестчестера. Тамошние жители мусор просто сжигают, внося тем самым свой существенный вклад в загрязнение окружающей среды.Ну а я в отличие от них был образцом гражданственности и всегда ставил общественные интересы выше личных. Я не мог просто так бросить мусор в неподходящее место, или сжечь напрасно драгоценный атмосферный кислород, или сделать хоть что-то, что снизило бы качество жизни моих дорогих ньюйоркцев. Я тихо и незаметно шел по жизни, а окружавшие меня люди гибли один за другим. Да, веселенькое дельце!.. * * * Я старался никогда не останавливаться перед витринами винно-водочных магазинов, но вдруг неожиданно осознал, что внимательно рассматриваю заставленную пузатеньким товаром витрину. Приближался День Благодарения, витрина была оформлена соответственно, и по ней были разбросаны подобающие случаю разноцветные осенние листья и початки маиса.А среди них — несколько графинчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33