— Ну, не знаю, — объяснил я. — Ты ведь не ешь мяса, вот я и поинтересовался.— Ты, наверное, с ума сошел. То, что я не ем мяса, — это мой собственный выбор, который я сделала для себя, вот и все. Мой врач не советует мне бросать вегетарианство, к тому же это не порок, с которым следовало бы бороться.— И тебе не нужно ходить на собрания?— Какие еще собрания?— Собрания «Анонимных хищников».— Это мысль! — искренне расхохоталась она, но затем зрачки ее сузились, и она внимательно посмотрела на меня. — Так, значит, ты бросил пить с их помощью? «Анонимные алкоголики», да?— Ага.— Я так и думала. Мэтт, а как ты отнесешься к тому, чтобы я заказала себе выпивку?— Ты уже заказала.— Правильно, «Вирджин Мэри». Это не...— А ты знаешь, как называют «Вирджин Мэри» в Англии?— "Кровавый позор".— Верно. Нет, меня не побеспокоит, если ты закажешь и настоящую выпивку. Заказывай себе что хочешь.— Я не хочу.— Так вот почему ты заказала «Вирджин Мэри»? Думала, что я неравнодушно отнесусь к этому?— Да нет, я, собственно, ни о чем таком и не думала. Просто эти дни я почти не пила ничего спиртного. А спросила я только потому, что ты сам поинтересовался у меня насчет чизбургера, и в то время, как мы с тобой обсуждаем мясо и спиртное, я потихоньку таскаю твое жаркое.— Пока мое внимание отвлечено на другое. Думаю, не поздно будет заказать и тебе порцию.Элейн отрицательно покачала головой.— Чужое яблоко всегда слаще, — объяснила она. — Неужели мама не рассказывала тебе об этом? * * * Элейн не позволила мне прикоснуться к счету и с порога отвергла мое предложение расплатиться поровну.— Это я пригласила тебя, — сказала ока. — И кроме того, я твой должник.— С чего это?— Рэй Галиндес. Я должна тебе сотню баксов.— Не говори глупостей!— Я и не говорю. Маньяк хочет прикончить меня, а ты защищаешь. Я просто обязана платить тебе средний оклад, как ты считаешь?— У меня нет постоянного оклада.— Ну что же, значит, я должна платить тебе не меньше, чем ты получаешь от клиентов, и уж по крайней мере возместить все расходы — ты ведь летал в Кливленд и обратно, останавливался в отеле...— Я могу позволить себе это.— Не спорю, ну и что из того?— Я не только тебя защищаю, — сказал я. — В конце концов я сам такая же мишень для него, как и ты.— Ты так думаешь? А мне кажется, что ему гораздо меньше хочется трахнуть тебя, чем меня.— Кто знает, чему он в тюрьме научился. Я говорю совершенно серьезно, Элейн. Я ведь действую и в своих собственных интересах.— Но и в моих тоже. Ты ведь уже лишился работы в детективном агентстве. Если уж ты тратишь свое время, я обязана возместить хотя бы все твои расходы.— Почему бы нам не оплатить расходы пополам?— Потому что это было бы несправедливо. Именно ты занимаешься всем, именно ты отказался от работы на неопределенное время. Кроме того, я могу позволить себе потратить гораздо больше. Да не дуйся ты, я и в мыслях не имела обидеть твое мужское достоинство! Это просто констатация факта. Я зарабатываю больше, чем ты.— Что же, ты эти деньги заслужила.— Мы вместе со Смитом Барни получаем их старым, как мир, способом. Я зарабатываю их, храню, вкладываю в дело и хотя богачкой не стала, бедной тоже не буду никогда. У меня много собственности, свою квартиру я купила, как только этот дом был построен; у меня немало недвижимости в Куинс, еще больше — на Джексон-Хайтс и кое-что в Вудсайде. Ведущая компания ежемесячно переводит мне деньги, и бухгалтеры каждый раз утверждают, что положительный баланс и так очень высок и не мешает мне прикупить еще что-нибудь.— Состоятельная ты, оказывается, женщина!— Да пошел ты! * * * Счет оплатила все-таки она. На обратном пути мы ненадолго остановились у бара, и я представил Элейн Гэри; он поинтересовался, веду ли я опять какое-нибудь расследование.— Однажды мне пришлось играть при нем роль Ватсона, — объяснил он Элейн. — И теперь жду, когда фортуна преподнесет мне еще один шанс.— Скоро преподнесет.Он перегнул свое длинное тело через стойку бара и заговорщически понизил голос.— Мы с ним здесь подозреваемых пытаем, — сказал он Элейн. — В гриле поджариваем.Элейн непонимающе округлила глаза, и Гэри извинился. Мы вышли на улицу.— О Господи, как замечательно! Интересно, сколько эта погода еще простоит?— Столько, сколько ты захочешь.— Трудно поверить, что она будет длиться до самого Рождества. Совсем не хочется идти домой. Может, еще куда-нибудь сходим? У тебя есть что-нибудь на примете?Я ненадолго задумался.— Тут неподалеку есть бар, который мне нравится, — сказал я.— Ты что, ходишь в бар?— Редко. Это — скромное местечко, а его владелец — мой друг, хотя это, наверное, не самое подходящее слово.— Ты меня заинтриговал, — объявила Элейн.Когда мы добрались до «Открытого дома», я усадил Элейн за свободный столик, а сам отправился в бар, чтобы взять чего-нибудь; в этом заведении официанток не держали.Стоявшего за стойкой парня все звали Барком — если у него и было имя, я его, во всяком случае, не слышал ни разу.— Если вы ищете босса, то он только что был здесь, — сказал он мне первым делом, совершенно не шевеля губами. — Не знаю, вернется или нет.Я взял два бокала содовой и вернулся к Элейн, и пока мы не спеша посасывали ее, я успел рассказать пару историй про Микки Баллу; самой колоритной была история про человека по имени Пэдди Фарелли, который умудрился сделать что-то, что привело Баллу в ярость. И вот однажды вечером Баллу принялся методично обходить все ирландские кабачки в Вест-Сайде; при нем была объемистая сумка, которую он держал все время открытой, демонстрируя желающим лежащую в ней голову Пэдди Фарелли.— Я слышала об этом, — сказала Элейн. — Может, что-то такое писали в газетах?— Наверное, какой-нибудь журналист использовал эту историю. Сам Микки никогда не говорил об этом, но и опровергать не опровергал. Как бы там ни было, о Фарелли никто больше ничего не слышал.— Ты полагаешь, он все-таки убил его?— Наверняка убил, тут сомнений быть не может. И с сумкой наверняка шлялся, однако не уверен, что там в самом деле лежала голова Фарелли.Элейн помолчала.— Интересные у тебя друзья, — сказала она наконец.Прежде чем наши бокалы с содовой опустели, ей предоставился шанс увидеть Микки воочию. Он вошел, волоча за собой двух чуть ли не по пояс ему спутников, одетых в джинсы и кожаные летные куртки. Микки слегка кивнул мне, проследовал со своими напарниками через весь зал, не останавливаясь, и вошел вместе с ними в заднюю дверь. Минут через пять все трое появились вновь. Оба парня вышли из бара и направились на юг, к Десятой авеню, а Баллу остановился у стойки, затем подошел к нашему столу с бокалом «джеймсона» — двенадцатилетней выдержки — в руках.— Мэттью, — сказал он, — хороший парень.Я предложил ему присесть.— Не могу, — ответил он. — Дела. Кто сам себе хозяин, тот раб у самого себя.— Элейн, — представил я, — это Микки Баллу. Элейн Марделл.— Очень приятно!.. — сказал Микки. — Мэттью, я бы с удовольствием посидел с тобой, но, к сожалению, должен мчаться в другое место. В другой раз, хорошо?— Хорошо.— Мы проболтаем всю ночь и отправимся к мессе уже утром. Мисс Марделл, надеюсь еще раз встретиться с вами.Микки повернулся, на ходу вспомнил о стакане, который все время держал в руках, одним глотком опорожнил его и по дороге к двери поставил на пустой столик.— Я и не думала, что он такой гигант, — сказала Элейн, когда дверь за ним захлопнулась. — Настоящий великан, да? Как одна из тех статуй с острова Пасхи.— Ага.— Как из гранита вытесанный. Что это он имел в виду, когда говорил про какую-то мессу? Это что, ваш шифр?Я покачал головой.— Его отец работал мясником на рынке, что на улице Вашингтона. Когда Микки был маленьким, он любил время от времени напялить старый фартук отца и в таком виде явиться к восьмичасовой мессе в Собор Святого Бернарда.— А ты его сопровождал?— Было однажды.— Славное местечко ты нашел, чтобы пригласить девушку! — сказала Элейн. — А каким выдающимся людям представил! * * * — Ты ведь живешь неподалеку, не так ли, Мэтт? — сказала она, когда мы выбрались на улицу. — Просто посади меня в такси, и все. Я нормально доберусь, все будет в порядке.— Нет, я доведу тебя прямо до квартиры.— Но тебе же...— Не бери в голову.— Ты уверен?— Абсолютно, — ответил я. — И кроме того, мне нужен рисунок, который сделал Галиндес; первым делом завтра утром сделаю его фотокопию и начну показывать ее людям.— Отлично!..Вокруг было полно пустых такси. Я остановил одно, и мы в полном молчании поехали через весь город. Когда мы приехали, водитель вышел из машины и открыл нам дверцу, а затем поспешил вперед, чтобы придержать входную дверь.Уже в лифте Элейн сказала:— Ты мог бы попросить его подождать.— Здесь в такое время всегда полно такси.— Тоже верно.— Лучше поймать новое, чем платить уйму денег за стоянку. И к тому же я могу пойти домой пешком.— В такое время?— Конечно.— Но это ведь неблизкий путь.— А я люблю долгие прогулки.Подойдя к двери, Элейн достала ключи и отперла оба замка, которые открывались снаружи, а когда мы прошли вовнутрь, заперлась на все три запора. Возможно, это была нелепая перестраховка, к тому же через несколько минут я должен был идти обратно, но я с искренним удовольствием наблюдал за ее действиями. Будь на то моя воля, она бы из защищенной квартиры и носа не высовывала бы. Ни на секунду.— Да, и не забудь про такси, — на ходу бросила она.— Какое еще такси?— Все такси, на которых мы ездили, — ответила Элейн. — Раз уж ты охраняешь меня, я обязана возместить все твои расходы.— О, Господи! — возмутился я.— В чем дело?— Не интересуют меня эти гроши, пойми ты наконец! С клиентами у меня никогда не бывает таких расчетов.— А как ты с ними поступаешь?— Я сам устанавливаю круглую сумму, в которую включаю все свои расходы; я бы просто не смог хранить все счета и отмечать каждый раз, когда я входил в подземку, — я бы свихнулся от всего этого.— А когда ты на свое агентство работаешь?— Тогда я выполняю их требования, потому что не могу иначе. Однако скорее всего моя работа на них уже в прошлом — после разговора с одним из тамошних боссов сегодня утром.— А что случилось?— Да ничего особенного. Его разозлило то, что я попросил небольшой отпуск, и не уверен что он возьмет меня обратно, когда все закончится. Да и вряд ли я сам захочу туда вернуться.— Так ты еще и работу потерял!.. — пробормотала Элейн. Она подошла к кофейному столику, взяла с него небольшую бронзовую статуэтку кошки и повертела ее в руках. — Я совсем не имела в виду счета и не собиралась подсчитывать все до последнего пенни. Просто мне бы хотелось, чтобы у тебя в кармане всегда была сумма, достаточная для всяких непредвиденных расходов. И меня совершенно не волнует, насколько большой она окажется, так что не морочь себе голову.— Понимаю.Элейн подошла к окну, продолжая перекладывать статуэтку из руки в руку. Я встал рядом, и мы устремили взоры на расстилавшийся перед нами Куинс.— Когда-нибудь, — заметил я, — все это станет твоим.— Золото ты мое, — отозвалась она. — Должна поблагодарить тебя за превосходный вечер.— Тебе не за что благодарить меня.— Нет, я в самом деле очень тебе обязана: оставаться взаперти было выше моих сил. К тому же я просто роскошно провела время.— Как и я.— Я так признательна, что ты показал мне «Пари Грин» и «Грогана», раньше ты никогда не пускал меня в свой мир.— Для меня это был не менее замечательный вечер, — признался я. — Да и приятно показаться на людях с такой очаровательной женщиной под руку.— Я не очаровательная женщина.— Ты чертовски очаровательна, или просто на комплимент напрашиваешься? Нужно себя правильно оценивать.— Нет, я понимаю, что отнюдь не дурнушка, — сказала она. — Но и, разумеется, далеко не красавица.— Давай, давай, скромничай!.. А как бы иначе ты стала владелицей стольких зданий на том берегу реки?— Ну что ты, для этого совершенно необязательно выглядеть, как Элизабет Тзйлор, ты сам должен знать это. Нужно лишь, чтобы мужчинам хотелось провести с тобой время. Ну так вот, я раскрою секрет. Все дело — в психологии.— В чем бы то ни было.Элейн отвернулась от окна и осторожно поставила бронзовую кошку на кофейный столик.— А ты и в самом деле думаешь, что я красива? — тихо спросила она, стоя ко мне спиной.— Я всегда так считал и считаю.— Это так любезно с твоей стороны!..— Я совсем не пытался сказать любезность — просто...— Да нет, я все понимаю.Мы оба замолчали, и в комнате повисла глубокая тишина. В том фильме, который мы с Элейн смотрели, был подобный момент, когда музыка замолкла и никаких звуков не было слышно — я заметил, что это усиливало ощущение напряженности.— Мне нужно взять рисунок, — прервал я паузу.— Да, — ответила Элейн. — Я только заверну его во что-нибудь, чтобы не испачкался. Подожди секундочку, ладно?Она отправилась в туалет, а я остановился посреди комнаты, разглядывая портрет Джеймса Лео Мотли работы Рэя Галиндеса и пытаясь разгадать выражение его глаз. Большого смысла в этом не было, так как передо мной был все-таки портрет, а не фотография; к тому же даже у настоящего Мотли глаза были тусклые и совершенно невыразительные.Неожиданно для самого себя я стал размышлять о том, что он делает в этот момент. Наверное, спрятался в каком-нибудь заброшенном здании и сидит, посасывая треснутую трубку. А может быть, он поселился у какой-нибудь женщины и теперь истязает ее, забирает все деньги, убеждая ее в том, что в этом и состоит ее счастье. А может, сшибает деньги в подпольных притонах Атлантик-Сити. Или загорает на пляжах Майами.Я продолжал пожирать глазами портрет, надеясь, что дремавшие во мне природные инстинкты подскажут, где он сейчас и что делает; вернулась Элейн и стала чуть позади меня. Я почувствовал мягкое прикосновение ее плеча и изысканный аромат духов.— Я подумала о картонном тубусе, — сказала она. — Тебе не нужно будет складывать лист — просто свернешь его в трубку, и все будет в порядке.— Откуда он у тебя? Не думал, что ты держишь у себя подобные вещи.— Конечно, нет. Мне просто пришло в голову, что если смотать с барабана бумажные полотенца, то как раз получится такой тубус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33