Маме шубу купил, и мне, и на Камчатку мы с ним ездили, где
гейзеры... Могли у него такие премии быть, Витя?
Виктор хмыкнул:
- Премии... Были премии, как же... За два года он что-то около одной
отхватил: "За активную работу в стенгазете." Двадцать два рубля. Минус
подоходный, минус за бездетность, минус профсоюзные взносы. Только он не
мог на нее шубу тебе купить, Наташ. Пропимши мы ее, премию эту. Вот, с
Антоном втроем. Как раз на бутылку вермута хватило. А после вермута, между
прочим, Глеб меня домой к вам затащил и с тобой познакомил.
- Что ж это вы писали такую муть? - Антон смотрел на Толика, как на
увечного. - Лучше ничего не могли сочинить?
- Мы могли и лучше, - Толик снова вздохнул. - Мы сначала написали
серьезную повесть, вот только издавать ее никто не хотел, говорили: не
кассовая. А за такие вот кошмары один кооператив очень хорошо платит. Ну,
мы с Глебом и подумали: зарплата маленькая, все равно надо как-то
подрабатывать, так уж лучше так.
- Четырнадцатого апреля ты к Глебу чего приходил? - Виктор решил
поставить все точки над и. - Очередной шедевр обсуждать?
Толик наморщил лоб, подумал, помотал головой:
- Не помню... Но если приходил, то, наверное, за этим.
- А конспирацию-то какую развел - это ж охренеть можно! - возмущение
Антона не знало границ. - Такого тумана напустил, что кое-кто принял тебя,
дурака, за упыристического шпиона. А ты, оказывается, не шпион, а просто
хмырик.
Он осекся, потому что в комнату вошла Галочка с реставрированными
штанами в руках.
И снова выдохся разговор. Галочка увела расстроенного Толика
переодеваться, и процедура эта заняла у них времени много больше, чем
может потребоваться, чтобы снять штаны и надеть другие. Наташа тихонько
покачивалась на стуле, улыбалась рассеянно и благодушно: приходила в себя,
успокаивалась.
Это ведь очень хорошо, когда Толик - это просто Толик, легкомысленный
графоман, а не изощренный шпион недоброй могучей цивилизации (вряд ли он
стал бы так глупо врать, ведь проверить его слова проще простого). Виктор
молчал, следя, как нехотя втягивает прихотливые извивы голубоватого дыма
открытое окно, а Антон бродил по комнате и сипел сквозь зубы какой-то
мрачноватый мотивчик.
Потом вернулись Толик с Галочкой, прокрались к столу, уселись
рядышком, поглядывая на притихшую компанию выжидательно и невинно -
слишком уж невинно, чтобы не вызвать подозрений.
На покинутом Виктором стуле бесшумно материализовался Терентий Нилыч,
опасливо огляделся, привстал было на задние лапы, интересуясь полупустыми
тарелками.
Но тут Антон прекратил, наконец, свой моцион из угла в угол и хлопнул
ладонью по стене столь решительно и трескуче, что старый маразматик с
хриплым тягучим воплем порскнул в окно.
Антон бешено глянул ему вслед, энергично и бесшумно шевеля скрытыми в
огненных дебрях губами. Потом - уже вслух - обратился к оставшимся:
- Ну, так я не понял!.. Мы что, так и будем водку жрать и штопать
штаны, или все-таки займемся делом? Предлагаю решить, наконец, прав Глеб
или нет. Иначе, весь этот наш треп будет только треп и ни хрена кроме...
Чего мы вообще начали со второго вопроса?
Он умолк, выжидательно оглядел присутствующих, однако желающих
высказаться не обнаружил.
- И вот так всю жизнь, - Антон плюхнулся на стул, упер руки в колени.
- Как до дела доходит - сразу все будто воды в рот, и я один должен за вас
потеть и отдуваться. И после этого кое у кого хватает нахальства обзывать
меня треплом... - Он лицемерно пригорюнился, вздохнул:
- Ладно. Давайте рассуждать логически, по порядку. Какие-такие у нас
есть факты, подтверждающие справедливость выводов Глеба? Ну, первый факт -
это то, что произошло пятнадцатого апреля. А если попробовать
абстрагироваться от эмоций и подумать: мог он все-таки просто надорваться
на своих экспериментах? Галя, вот ты психолог... Просвети ты нас,
необразованных лопухов: мог?
Галочка кивнула:
- Мог. Насколько я поняла, методологической подготовки у него не
было. Собственно, ее и быть не могло - тема экстраординарная, никакой
спецлитературы по ней, к сожалению, нет. Наверняка он четко не представлял
себе, как именно следует добиваться того, чего он хотел добиться...
Представьте себе человека, который тащит тяжеленную тачку с
включенными тормозами. Тормоза можно выключить, и тачка покатится очень
легко, без усилий, но он не знает, как выключить тормоза. Он даже не
знает, что тормоза вообще существуют. Вот так и Глеб...
- Тачек с тормозами не бывает, - буркнул технически подкованный
Толик.
Галя досадливо скривилась, хотела что-то сказать - Антон махнул
рукой: не обращай, мол, внимания, Толик - это Толик и медицина тут
бессильна.
- "Они хочут свою образованность показать", - Виктор потупился. - Все
все поняли. Галя. Спасибо.
- Так, - Антон привычно взялся за бороду. - Что там у нас имеет место
быть дальше? Пропавшая диссертация? - он искоса взглянул на Виктора.
Тот осторожно и медленно гладил по голове приткнувшуюся к нему
Наташу, на присутствующих не смотрел, смотрел в сторону:
- С диссертацией у меня некоторый карамболь вышедши. Никуда она, как
вчера выяснилось, не пропадала. Лежала это она себе спокойненько у Глеба
на столе, откуда ее вечером пятнадцатого взял на предмет занесения
некоторых данных в отчет один очень научный сотрудник. А вчера он ее
вернумши, при чем очень извинямшись, что никого не предупредимши. Вот
такие пироги.
Толик поднял голову:
- А может быть он...
- Все может быть... - Виктор пожал плечами. - Может быть - он, а
может быть - ты. А может быть - мы все здесь собрались упырячьи агенты и
мозги друг другу пудрим. От скуки... Определенности нету, друг ты мой
Толик, вот что плохо! Однозначности нету.
- Нету, - Антон удрученно покивал. - Ни однозначности, ни
определенности. Что дальше-то у нас? Взрыв в пещере? Так вот, информирую.
Я, как приехал, намалевал тут одну хреновину в форме возмущенного письма в
Общество охраны памятников. Что, дескать, мы, все из себя
туристы-этнографы в количестве четырех штук, наблюдали последствия акта
вандализма и пакостного надругательства над древним святилищем вблизи
населенного пункта Боровское, и что по случаю этого акта восьмые сутки
пьем валидол за здоровье Общества охраны памятников. И что мы просим
объяснить, зачем прогрессивная общественность свинооткормочного комплекса
позволяет нехорошим людям вытворять подобные гадости прямо у себя под
носом.
В общем, лихо я их расхреновил, и намедни они меня
облагодетельствовали ответом. Да не просто ответом, а даже цельной
вырезкой из газетенки под названием "Голос Боровчанина".
И голос этот гласит (пардон за каламбурчик-с, я не нарочно), что
вышеозначенный омерзительный факт лежит на совести шайки браконьеров,
учинивших в знакомой вам пещере склад динамита и прочей взрывчатой
хреновины на предмет последующего глушения рыбы. При чем всю шайку уже
замели. Взрыв же, якобы, произошел по причине молнии. Вот такая получается
хреновая хреновина. Вырезку показать?
Желающих смотреть вырезку не нашлось. После минуты-другой всеобщего
молчания Наташа спросила растерянно:
- Ну, а кость эта? Кость - она же есть? И еще сны - мои и Глеба...
Они же были?
- А что - сны? - Антон уцепился за бороду обеими пятернями, речь его
стала невнятной. - Ну, сны. Ну, были на свете когда-то такие люди - Кошка,
Хромой, Странный... Ну и что? Может, Странный совсем не то говорил, что
Хромому подумалось вследствие собственной лопуховости. А кость... Из чего
следует, что кость имеет отношение к Странному? Ни из чего не следует.
Знаки эти, пещера? Но ты же сначала там ничего не узнала. Это потом тебе
стало казаться, что оно все знакомое.
- Ну, хорошо... - Наташа растерянно терла лицо кулачками. - Ну, пусть
ты прав. - Но мы же все-все уже поняли про эту кость, ну, что пеленгатор
она, и что центр...
Антон пожал плечами.
- Но мы же исходили из предположения, что Глеб был прав. А если
предположить, что нет? Тогда все наши умствования ломаного яйца не стоят.
И выеденного гроша - тоже.
Наташа дернула за рукав Виктора, просительно заглянула ему в лицо:
- Вить, а в папке этой... У Глеба там никаких доказательств нет? Ну,
что упыри эти есть на самом деле?
Виктор накрыл ладонью ее до судорог стиснутый кулачок, разлепил,
наконец, губы:
- Да, пожалуй, что нет, Наташ. Мысли там есть у него очень
интересные. На почве Библии.
Ну, например, что люди до потопа жили по девятьсот лет, а детей у них
было не больше, чем могло бы быть у современного человека, задайся он
целью расплодить своих отпрысков по пустой планете... А потом сказал
Господь: "Пусть будут дни их сто двадцать лет". То-есть, Глеб считал, что
допотопные люди - они никакие не долгожители были, а просто жили
медленнее, чем мы, раз в двенадцать-тринадцать. Ну, биологические процессы
заторможенные - восприятие, обмен веществ, износ организма, значит,
тоже... Вот, вроде, как у нас - с точки зрения бабочки поденки: для нее -
жизнь, а для нас - день. Иначе, если бы они с нашим темпом жизни проживали
по девятьсот лет... Ну, даже если считать, что человек обладает
репродуктивными возможностями только в течение трети жизни, представляешь,
сколько детей было бы у каждого из них? За триста лет - представляешь? Так
вот, Глеб считал, что упыри сотворили человека по образу и подобию своему,
а потом несколько раз искусственно повышали скорость биологических,
мыслительных и прочих процессов человеческого организма. Скорость жизни, в
общем.
И еще. Про Вавилонское столпотворение.
Глеб тут видел не только пример того, как по достижении определенного
уровня развития человечество отбрасывали в первобытное состояние, лишали
силы, ставшей опасной (намеками на такое, кстати, Библия пестрит: изгнание
из рая, потоп и прочее). По мнению Глеба за попытку создания "столба до
небес" (кстати, он считал, что никакая это не ракета, а нечто, нашему
пониманию не доступное совершенно) сотворившие человека силы лишили его
какого-то... Ну, способа восприятия окружающего мира, что ли... Способа,
которым, творя по собственному образу и подобию, человека наделили было,
но потом спохватились, что слишком сильным он делает человечество, что
нельзя, опасно... Что за способ такой? Не знаю. И Глеб не знал. Может,
нынешняя телепатия и экстрасенсорика - это рудименты того, отнятого...
Вот, собственно, и все, что можно в Глебовой папке считать
доказательствами. Но это ведь тоже неоднозначно...
Антон, глядя в стол, мрачно изрек:
- Ехали мы это, ехали, вот, наконец, и приехали; глядь, - а ведь
приехали мы туды, отколь ехали... Так как это сказано у классика? Может,
мальчика-то и не было, а?
- Может, и не было, - согласился Виктор. - Только способен ли ты
представить себе, мой друг Антон, что может получиться, если, отвечая на
этот классический вопрос, мы ошибемся? Я лично представить это себе не
могу: уж больно страшно становится.

2. СВЕТ
Лаборантке Танечке было очень стыдно. Так стыдно, что она прикрыла
рукавом пунцовое свое лицо и оттуда, из-под рукава, бубнила какие-то
невнятные оправдания, перемежая их душераздирающими вздохами. Виктор
мрачно поглядывал на нее, на причиндалы для макияжа, разложенные поверх
лабораторного журнала, на исходящий паром реактор...
Он прекрасно понимал, что Танечкина стыдливость вызвана вовсе не
запоротым экспериментом - до лампочки ей этот эксперимент. Просто она
успела выписать сложную композицию из нежно-салатных и перламутровых теней
только вокруг одного глаза, и теперь, мягко выражаясь, выглядела.
- Ну, в общем, так, - Виктор легонько пристукнул пальцами по столу. -
Послезавтра утром результаты должны быть на столе у шефа. Я, конечно, имею
в виду достоверные результаты. Иначе все то, что вы мне тут пытаетесь
вешать на уши в виде оправданий, вам придется изложить шефу, а я не думаю,
что это его приведет в восторг. Вы поняли?
Он дождался сопровождаемого невнятным звуком кивка и резко повернулся
к двери. Уже выходя, Виктор услышал за спиной тихое, но весьма
эмоциональное "э-э-э!..", неопровержимо свидетельствующее о том, что
Танечка показывает ему вслед язык. В ответ он так грохнул дверью, что из
соседних комнат повысовывались перепуганные.
Вернувшись к себе, Виктор несколько минут бродил из угла в угол,
успокаиваясь. Собственно, чего это он так взбесился? Не знает, что ли, что
это за фрукт такой - Танечка? Не знает, что ничего серьезного ей поручать
нельзя, а если уж поручил, так следить нужно как следует? Да знает,
конечно, все он знает. Так почему же взъелся на лаборантку? На себя надо
было взъедаться, на себя... Как это шеф выражается? "Для руководителя
леность подчиненных не оправдание, а позор". Э-хе-хе...
Виктор подошел к окну, закурил, оперся ладонью о промозглое стекло.
За окном был дождь. Скучная серая морось, прозрачные капли, медленно
вызревающие на черных промокших ветвях - вызревающие, чтобы сорваться
вниз, туда, где зыбкие отражения редких прохожих скользят в мутных
зеркалах луж...
Телефонный звонок грянул за спиной, будто пулеметная очередь. Виктор
вздрогнул от неожиданности, дернулся, выронил сигарету, злобно прошипел,
глядя через плечо на неунимающийся аппарат: "Заткнись!.." Телефон,
естественно, не послушался, и слава Богу. Звонила Наташа:
- Вить... Ты сейчас очень-очень занят, да? А ты не мог бы удрать с
работы? Ну, прямо сейчас, взять и приехать - мог бы?.. Да нет, ты не
бойся, ничего такого не случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30