И потом, если оставлять такие явные улики, то зачем тогда прятать труп в воду?– Это вопрос времени, – сказал Паттон. – Со временем вообще никаких следов не осталось бы.Билл Чесс посмотрел на них иронически и снова взялся за бутылку. Я смотрел на их серьезные лица и не мог угадать, о чем они в действительности думают. Паттон заметил с отсутствующим видом:– Мне кажется, кто-то говорил про записку?Чесс порылся в бумажнике и вытащил свернутый линованный листок. Паттон бережно взял его в руки и внимательно прочел.– Даты нет, – сказал он. Билл мрачно покачал головой.– Нет. Мюриэль исчезла ровно месяц назад. Двенадцатого июня.– Она и раньше от тебя уходила, а?– Ммм... – Чесс смотрел прямо на него. – Я раз напился и остался у одной шлюхи. В декабре, перед первым снегом. Жена рассердилась и уехала, но через неделю вернулась. Еще красивее, чем раньше. Сказала, что ей просто захотелось немного побыть вдали отсюда. Она ездила к подруге, с которой когда-то вместе работала в Лос-Анджелесе.– А ты знаешь имя этой подруги?– Она мне не говорила, а я и не спрашивал. Все, что делала Мюриэль,всегда было для меня правильно.– Понятно. А тогда она не оставляла записки? – спросил Паттон безразличным тоном.– Нет.– Видишь ли, эта записка выглядит довольно-таки старой, – сказал Паттон и поднял листок.– Я целый месяц ношу ее при себе, – пробормотал Билл Чесс. – А кто вам сказал, что она уже раньше уезжала?– Я уже не помню. Ты ведь знаешь, как у нас. Тут ничего не останется незамеченным. Разве что летом, когда наезжает много чужих.Некоторое время царило молчание, наконец, Паттон произнес с отсутствующим видом:– Так ты говоришь, она уехала 12 июня? Или, по крайней мере, ты думал, что она уехала. Ты, вроде, сказал, что тогда здесь были хозяева из того дома?Чесс посмотрел на меня, и лицо его помрачнело.– Спросите-ка лучше эту ищейку! Я вижу, он и так уже все выболтал!Паттон не смотрел в мою сторону. Его взгляд покоился на далекой линии горных вершин. Потом он сказал:– Мистер Марлоу вообще ничего мне не сказал, кроме того, что в озере найдено тело – и чье. И что Мюриэль оставила записку, которую ты ему показывал. Что ж тут такого?Снова молчание. Чесс посмотрел на накрытое одеялом тело. Он крепко сжал кулаки, и по его щекам скатились две крупные слезы.– Здесь была миссис Кингсли, – сказал он. – Она уехала в тот же день. В остальных домах никого не было. Хозяева в этом году еще не приезжали.Паттон молча кивнул. В воздухе висела тяжелая пустота, будто какое-то слово не было сказано, слово, которое все знали, но произнести не решались.Неожиданно Билл Чесс закричал:– Что же вы меня не арестуете, проклятые сыновья шлюхи? Конечно, я сам это сделал! Утопил ее своими собственными руками! Это была моя девушка, и я ее любил! Да, я – свинья, всегда был свиньей, но я ее все-таки любил! Вам этого не понять! Ну, что же вы стоите! Арестуйте меня, чтобы вы были прокляты!Никто не произнес ни слова.Билл смотрел на свои руки. Вдруг он размахнулся и изо всей силы ударил себя кулаком по лицу.– Ах, я собака, проклятая собака, – простонал он.У него потекла кровь из носа. Он стоял неподвижно. Кровь текла по его лицу. Капля ее упала на рубашку. Паттон спокойно сказал:– Конечно, мне придется взять тебя с собой. На допрос. Ты ведь сам понимаешь... Мы тебя не обвиняем, никто из нас. Но тебе придется ответить на вопросы судьи.Билл тяжело выговорил:– Могу я переодеться?– Конечно. Пойди с ним вместе в дом, Энди, и поищи, может найдешь во что ее завернуть.Мы двинулись вдоль берега. Доктор откашлялся, посмотрел на воду и вздохнул.– Может, отвезем труп в моей санитарной машине, Джим?Паттон покачал головой. Глава 9 Отель «Индиан хэд» находился в высоком коричневом доме. Я поставил машину около танцевального зала напротив отеля и направился в туалет, чтобы вымыть руки, лицо и убрать из волос еловые иглы. Затем вошел в зал ресторана, примыкавший к холлу. Народу там было полным-полно: мужчины в вечерних костюмах, попивавшие виски, визгливо смеявшиеся женщины с ногтями цвета бычьей крови и грязными коленками. За стойкой стоял бармен, невысокий жилистый человек без пиджака, с изжеванной сигарой в углу рта и бдительным взглядом. У кассы какой-то светловолосый мужчина пытался извлечь последние известия из маленького радиоприемника, но тот издавал один лишь треск. В нише сидел оркестр из пяти человек в плохо сшитых белых пиджаках и красных рубашках. Заученно улыбаясь, музыканты судорожно старались перекрыть шум и пьяные выкрики. Лето, любимое время года, было в Пума-Пойнт в полном разгаре.Я проглотил то, что именовалось в меню ужином; чтобы сделать пищу мало-мальски удобоваримой, выпил рюмку бренди и вышел на улицу. Было еще светло, но несколько световых реклам уже горело, вечерний воздух дрожал от пронзительных сигналов автомашин, детского визга, стука шаров в кегельбане, веселой трескотни мелкокалиберных винтовок в тирах и оголтелого шума, издаваемого музыкальными автоматами. Со стороны озера доносился жесткий лай гоночных катеров, бессмысленно носившихся по воде с таким видом, словно они мчатся наперегонки со смертью.В моем «крайслере» сидела стройная шатенка серьезного вида в темных джинсах и болтала с юношей, одетым в подобие ковбойского костюма, сидевшим тут же на подножке машины. Я подошел и сел в машину. Ковбой подтянул брюки и отбыл. Девушка не двинулась с места.– Меня зовут Вирджи Кеппель, – сказала она дружелюбно. – Днем я работаю в парикмахерской, а по вечерам – в «Знамени Пума-Пойнт», здешней газете.Извините, что забралась к вам в машину.– Ничего, – сказал я. – Хотите здесь посидеть или подвезти вас куда-нибудь?– Пожалуй, давайте отъедем немного дальше по этой улице, там потише!Если вы вообще согласны со мной поговорить.– Я вижу, у вас здесь информация налажена неплохо, – усмехнулся я и нажал на стартер.Мы проехали мимо почтамта до угла, где висела бело-голубая стрелка с надписью «Телефон», указывавшая на узкую улицу, спускавшуюся к морю. Я свернул в нее, оставил позади телефонную станцию, миновал еще одно деревянное строение и наконец остановился под большим дубом, ветви которого накрывали всю улицу и простирались еще на добрых пятьдесят футов.– Здесь годится, мисс Кеппель?– Ах, меня все зовут просто Вирджи, и вы можете так... Здесь хорошо.Рада с вами познакомиться, мистер Марлоу. Я вижу вы – из Голливуда, этого гнезда порока!Она протянула мне твердую загорелую руку, и я пожал ее.– Видите ли, я говорила с доктором Холлисом о бедной Мюриэль Чесс. Я надеялась, что вы не откажетесь рассказать еще некоторые подробности... Насколько я слышала, это вы обнаружили труп?– Точнее, его нашел Билл Чесс. Я просто присутствовал при этом. Вы не говорили с Джимом Паттоном?– Еще нет. Он куда-то уехал по делам. Я вообще-то не рассчитываю, что он мне много расскажет.– Как знать, – сказал я. – Он же выставил свою кандидатуру на новый срок.А вы как-никак представляете прессу!– Джим – никудышный политик, мистер Марлоу. А про меня нельзя сказать, что я «представитель прессы». Мы здесь издаем маленький листок – чисто дилетантское предприятие.– Ну, и что же вы хотели бы знать? – Я предложил ей сигарету и зажег спичку.– Может, вы мне просто расскажете всю историю?– Я приехал с письмом от Дерриса Кингсли, чтобы ознакомиться с его владением. Билл Чесс сопровождал меня и попутно рассказал, что его оставила жена. Показал ее прощальную записку. У меня была с собой бутылка, и мы с ним не спеша выпили. У него развязался язык, он чувствовал себя одиноким и жаждал выговориться. Так и вышло. А раньше я его и не знал совсем. На обратном пути мы стояли с ним на пристани, и Билл вдруг заметил руку, выглядывавшую из-под старого дощатого настила на дне озера. Выяснилось, что эта рука принадлежит тому, что некогда было Мюриэль Чесс... Пожалуй, это все.– Насколько я поняла доктора Холлиса, она пролежала в воде довольно долго. Труп сильно разложился... и...– Да. Вероятно, целый месяц, с тех пор, как она исчезла из дому. Нет никаких оснований предполагать что-либо другое. Маленькое письмо, которое она оставила, было прощальным письмом самоубийцы.– Кто-нибудь в этом сомневается, мистер Марлоу?Я посмотрел на нее краем глаза. Из-под копны волос на меня смотрели задумчивые темные глаза. Медленно опускались сумерки.– Я думаю, полиция всегда сомневается, – сказал я.– А вы?– У меня нет никакой особенной точки зрения.– А меня интересует и не особенная.– Сегодня я увидел Билла Чесса впервые. Он показался мне очень импульсивным человеком, да и, по собственным словам, он – не святой. Но, похоже, он очень любил свою жену. Не могу себе представить, чтобы он жил там спокойно целый месяц, зная, что скрывается в воде под пристанью.Представляете, вот он выходит из своего домика, смотрит на голубую гладь озера и мысленным взором видит, что происходит под этой гладью... И что он сам ее туда спрятал... Нет, не могу себе этого представить.– Я тоже не могу, – мягко сказала Вирджи Кеппель. – И ни один человек не мог бы. И все же мы знаем, что такие вещи случались и что они будут случаться и впредь. Вы – торговец земельными участками, мистер Марлоу?– Нет.– Можно мне спросить, кто вы по профессии?– На этот вопрос я не хотел бы отвечать.– Это то же самое, как если бы вы на него ответили! – заметила она. – Кроме того, доктор Холлис слышал, как вы назвали Джиму Паттону свое полное имя. А у нас в редации есть телефонная книга Лос-Анджелеса. Впрочем, я ни с кем об этом не говорила.– Очень любезно с вашей стороны.– Я могу быть еще любезнее: если вы не хотите, то я и дальше не скажу никому об этом.– И во что мне это обойдется? Ведь задаром у нас только смерть.– Ни во что. Я не стану утверждать, что я – хороший репортер. Но мы никогда не стали бы печатать такого, что могло бы пойти во вред Джимму Паттону. Джим – это соль нашей земли. Но ведь вы сумеете добраться до истины, верно?– Не делайте ошибочных умозаключений, – сказал я. – Меня совершенно не интересует Билл Чесс.– А Мюриэль Чесс?– А почему я должен ею интересоваться?Она тщательно погасила сигарету.– Это ваше дело, – сказала она. – Но есть одна маленькая деталь, над которой вы, возможно, захотите поразмыслить. Если вам еще об этом неизвестно. Месяца полтора назад сюда приезжал один полицейский из Лос-Анджелеса по фамилии Де Сото. Здоровый парень со скверными манерами. Нам он не понравился, и мы ему ничего не сказали. Я имею в виду нашу редакцию.Он показал нам фотографию и сказал, что он разыскивает некую Милдред Хэвиленд. Фото было чертовски похоже на Мюриэль Чесс. Прическа была изменена и форма бровей. Вы знаете, это может сильно изменить внешность женщины. И все же, я думаю, на фотографии была жена Билла.Я побарабанил пальцами по приборному щитку и немного погодя спросил:– И что вы ему сказали?– Ничего мы ему не сказали. Во-первых, мы и сами не были уверены, во-вторых, нам не понравились его манеры и, в-третьих, даже если бы он со своими манерами нам и понравился бы, мы все равно не стали бы ее выдавать. Мы что, обязаны? Каждый человек в своей жизни совершает поступки, о которых потом сожалеет. Вот, посмотрите на меня. Я, например, была замужем за профессором древних языков из Редландского университета. – Она тихо засмеялась.– Из этого вы могли бы сделать неплохую статью.– Конечно. Но мы здесь стараемся быть не только репортерами, но и людьми.– Скажите, этот полицейский – Де Сото, кажется? – встречался с Паттоном?– Конечно! Джим ему тоже ничего не сказал.– Он вам показывал свои документы?Она попыталась вспомнить, потом тряхнула головой.– Что-то я не помню, чтобы показывал. Мы ему поверили, когда с ним поговорили. Он вел себя как настоящий толстокожий полицейский из большого города.– Может быть, именно поэтому он и не был им. А кто-нибудь рассказал Мюриэль про него?Она помолчала, спокойно и неподвижно глядя через ветровое стекло. Потом повернула ко мне голову и кивнула.– Да, я сама и рассказала. Считала, что это мой долг. Вы не согласны?– И что она ответила?– Ничего. Она как-то странно и смущенно засмеялась, словно ей рассказали скверный анекдот. Потом ушла. Но мне показалось, что в ее глазах был испуг. Ну? Вас по-прежнему не интересует Мюриэль Чесс, мистер Марлоу?– А почему она должна меня интересовать? До сегодняшнего дня я о ней вовсе не слыхал. Честное слово. И имя Милдред Хэвиленд мне тоже ничего не говорит. Отвезти вас обратно в центр?– Нет, спасибо. Я пройдусь пешком, здесь совсем недалеко. Большое вам спасибо. Я все-таки надеюсь, что у Билла не будет неприятностей. И так ему несладко.Она вышла из машины. Потом вдруг обернулась ко мне и засмеялась.– Говорят, что я – первоклассный парикмахер. Надеюсь, это правда.Потому что репортер из меня никудышный. Доброй ночи!Я пожелал ей доброй ночи, и она ушла. Я сидел и смотрел ей вслед, пока Вирджи Кеппель не дошла до главной улицы и не скрылась за углом. Тогда я вылез из машины и пошел к телефонной станции. Глава 10 Ручная косуля с кожаным ошейником перешла мне дорогу. Я погладил ее грубую шерсть и вошел в здание телефонной станции. Маленькая телефонистка сидела за столом и что-то писала. Она соединила меня с Беверли Хиллс и наменяла мне монет для автомата.– Надеюсь, вам понравится у нас, – сказала она. – Здесь так тихо, спокойно.Переговорные будки находились во дворе, у внешней стены здания. Я вошел в телефонную будку и закрыл за собой дверь. За девяносто центов я мог пять минут говорить с Деррисом Кингсли. Он был дома, и соединили нас быстро, но слышимость была плохой.– Нашли вы что-нибудь? – спросил он меня голосом, в котором ясно прослушивались три порции виски с содовой. Тон у него опять был начальственный и хамский.– Нашел, пожалуй, даже слишком много. Только не то, что мы ищем. Вы один?– Какое это имеет отношение к делу?– Для меня – никакого. Но я-то знаю, что собираюсь вам сообщить, а вы – нет.– Ладно, выкладывайте, что бы там ни было!– У меня была долгая беседа с Биллом Чессом. Он одинок. Месяц назад у него была ссора с женой, и она его покинула. Несколько дней он шлялся где-то и пьянствовал, а когда вернулся, – ее уже не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27