Эта мысль была для них новой. Грейсон провел рукой по голове, потом по лицу. Затем покачал головой.– Нет. Каким образом?– Он первый обнаружил тело вашей дочери. Что бы там ни удалось обнаружить этому Талли, Лэвери тоже мог это заметить.– А разве Лэвери такой человек?– Не знаю. Во всяком случае, у него нет никакого официального источника доходов, ни службы, ни дела. И при этом он живет на широкую ногу – особенно, что касается женщин.– Ваша точка зрения понятна, – кивнул Грейсон. – И такие дела могут проворачиваться втихую. – Он улыбнулся сухо. – В моей профессии мне приходилось наталкиваться на такие случаи. Займы без обеспечения, вложения капитала без малейшей надежды на прибыль, притом сделанные людьми, абсолютно не имеющими права вкладывать деньги без какой-либо перспективы. Просроченные долги, которые давно должны быть взысканы и не взыскиваются. Да, подобные дела устраиваются легко.Я посмотрел на миссис Грейсон. Ее руки двигались безостановочно.По-моему, она уже заштопала дюжину пар. Должно быть, костлявые ноги Грейсона были настоящим бедствием для носков.– Что же случилось с Талли? Обвинение против него было, конечно, состряпано?– Я в этом уверен. Его жена утверждала, что ему подсунули в баре напиток с каким-то одурманивающим средством. А полицейская машина уже ждала на противоположной стороне улицы. Просто ждали, когда он сядет за руль, – и тут же задержали его. Она утверждала также, что его даже толком не обследовали.– Ну, это немногого стоит.– Я нахожу ужасной мысль, что полиция может быть бесчестной, – сказал Грейсон. – Но ведь такие вещи фактически случаются, это каждый знает!Я пояснил:– Не исключено, что они действительно впали в заблуждение относительно причины смерти вашей дочери, а потом не хотели допустить, чтобы Талли их разоблачил и выставил на посмешище. Это означало бы потерю службы для нескольких виновных полицейских. А если они были уверены, что он задумал шантаж, то могли позволить себе и неразборчивость в средствах. Где сейчас Талли? Ведь квинтэссенция всего этого дела заключается в следующем: если у него была улика, то она существует и сейчас, либо он знает, где ее искать.– Мы не знаем, где он, – ответил Грейсон. – Его тогда приговорили к шести месяцам тюрьмы, но этот срок давно истек.– А как обстоит дело с его женой?Он посмотрел на миссис Грейсон. Она сказала:– 1618, Уэстмор-стрит, Бэй-Сити. Эустас и я послали ей немного денег.Она очень нуждалась.Я записал адрес, откинулся в кресле и сказал:– Лэвери найден сегодня утром убитым в своей ванной комнате.Прилежные руки миссис Грейсон замерли на краю корзинки. Грейсон сидел с открытым ртом, держа трубку в руке. Он тихо откашлялся, как делают в присутствии мертвых. Медленно, совсем медленно он сунул свою старую черную трубку в рот.– Конечно, это означало бы... строить слишком смелые предположения... – начал он, но эта незаконченная фраза так и повисла в воздухе. Он послал ей вдогонку бледный клуб дыма, – Но искать в этом связь с доктором Эл мором...– Это предположение не кажется мне слишком смелым – сказал я, – больше того, такое объяснение очень бы меня устроило. Об этом говорит и расположение домов. Полиция думает, что Лэвери убила жена моего клиента.Если им удастся ее поймать, то это для них – дело решенное. Однако если Элмор как-то связан с этим убийством, то это означает, что придется вернуться к смерти вашей дочери. Поэтому я и пытаюсь узнать как можно больше.Грейсон сказал:– Человек, который однажды совершил убийство, наверняка сохраняет лишь двадцать пять процентов естественных сдерживающих факторов, когда речь идет уже о втором убийстве. – Он говорил так, словно давно занимался этими проблемами.– Возможно, – согласился я. – Но каковы могли быть мотивы первого убийства?– Флоренс была невоздержанной и легкомысленной, – сказал он грустно. – Невоздержанная, трудная девушка. Она была экстравагантна и расточительна, находила себе все время новых, весьма сомнительных друзей, говорила слишком много и слишком громко, а поступала по большей части глупо. Такая жена могла быть весьма опасной для Элберта Элмора. Но я не думаю, что это могло быть главной причиной, не правда ли, Летти?Он посмотрел на жену, но она не ответила на его взгляд. Она тыкала крючком в клубок шерсти и молчала. Грейсон вздохнул и продолжал:– У нас были основания предполагать, что Элмор находился в интимной связи со своей медсестрой, и что Флоренс угрожала ему публичным скандалом. А этим он не мог рисковать, не так ли? Потому что один скандал, неважно какой, быстро приводит к другому.– Как же он мог ее убить? – спросил я.– Разумеется, с помощью морфия. Морфий у него всегда был и он широко им пользовался. В применении морфия он специалист. А когда она находилась в состоянии глубокого беспамятства, он перенес ее в гараж, положил под машину и запустил мотор. Никакого вскрытия не было, чтобы вы знали. Иначе сразу бы всплыло, что она в эту ночь получила инъекцию морфия.Я кивнул. Мистер Грейсон удовлетворенно откинулся и погладил себя по голове. Как видно, у него все было давно и тщательно обдумано.Я разглядывал их обоих. Престарелая семейная пара, с виду спокойно сидящая в своей старомодной квартире, на самом деле горела глубокой ненавистью спустя полтора года после происшедшего. Они были бы рады, если бы оказалось, что Лэвери застрелил Элмор. Они были бы счастливы. Это наполнило бы их иссохшие души глубокой радостью.После паузы я сказал:– Вы верите в это, потому что хотите, чтобы это было правдой. И все-таки вполне возможно, что она совершила самоубийство, а все ложные маневры были предприняты лишь для того, чтобы покрыть игорный клуб Конди и избежать официального вызова Элмора в суд.– Абсурд, – резко сказал Грейсон. – Он ее безусловно убил. Она лежала в постели и спала.– Вы не можете этого знать. Может быть, она сама приняла снотворное, но оно подействовало ненадолго. Она могла проснуться среди ночи, посмотреться в зеркало, а в таких случаях на нас из зеркала смотрит сам черт. Такие вещи случаются.– Полагаю, мы уделили вам достаточно времени, – сказал Грейсон.Я встал и поблагодарил их обоих. У двери я спросил:– Вам не довелось ничего больше слышать после того как Талли был арестован?– Довелось. Я говорил с районным прокурором, – ворчливо ответил Грейсон. – Без всякого результата. Он не видел никаких оснований для возобновления следствия. Наркотики его не интересовали. Но игорный дом Конди был через месяц закрыт. Возможно, это явилось результатом моего обращения к нему.– Ну, скорей всего это сделала полиция Бэй-Сити, чтобы продемонстрировать видимость деятельности, которая на самом деле никому не могла повредить. Уверен, что игорный дом Конди тотчас же открылся в другом месте. В том же оформлении.Я снова повернулся к двери, на этот раз Грейсон поднялся с кресла и последовал за мной. Его желтое лицо немного покраснело.– Я не хотел быть невежливым, – сказал он. – Конечно, это нехорошо, что Летти и я постоянно продолжаем об этом думать, и с такой горечью.– Вы проявили по отношению ко мне много терпения, – сказал я. – Был в этом деле замешан еще кто-нибудь, чье имя не было нами произнесено?Он отрицательно покачал головой и посмотрел на жену. Ее руки неподвижно держали очередной носок, надетый на деревянный грибок, голова была слегка наклонена. Казалось, она к чему-то прислушивается, но не к нашему разговору.– Насколько я понял, в ту ночь медсестра доктора Элмора уложила вашу дочь в постель. Это была та же женщина, с которой у него была связь?Миссис Грейсон резко сказала:– Постойте. Мы сами никогда не видели ее. У нее было какое-то красивое имя. Подождите минутку... я сейчас вспомню.Мы ждали.– Милдред, а фамилию забыла, – сказала она, поджав губы.Я глубоко вздохнул.– Может быть, Милдред Хэвиленд, миссис Грейсон?Она облегченно улыбнулась и кивнула:– Конечно. Милдред Хэвиленд. Ты помнишь, Эустас?Он не помнил. У него было выражение лица, как у лошади, которая попала в чужое стойло. Он открыл мне дверь.– А какое это имеет отношение к делу?– Вы сказали, Талли был тихий и скромный? – продолжал сверлить я. – Его никак нельзя было спутать с громкоголосым верзилой?– О, нет! Безусловно, нет! – сказала миссис Грейсон. – Мистер Талли ниже среднего роста, средних лет, с каштановыми волосами и очень спокойным голосом. Он всегда выглядит немного... да, немного озабоченным. Я имею в виду не только его неприятности, но вообще, всегда.– Для этого у него было множество причин, – сказал я.Грейсон протянул мне свою костлявую руку. Ощущение было такое, словно я пожал вешалку для полотенец.– Если вам удастся пригвоздить негодяя, – сказал он, и его губы судорожно сжались вокруг мундштука трубки, – тогда можете прийти и подать счет. Мы заплатим. Я имею в виду, конечно, Элмора.Я ответил, что понял, кого он имеет в виду. А о счете не может быть и речи.Я прошел через тихую лестничную клетку. Лифт тоже был обит внутри красным плюшем. В нем держался какой-то застарелый запах, словно три вдовы совместно пили там чай. Глава 24 Дом на Уэстмор-стрит оказался маленьким дощатым строением, примостившимся позади большого здания. На домике не было номера, зато на основном здании висела освещаемая лампочкой эмалевая табличка: 1618. Вдоль боковой стены в глубь двора вела узкая дорожка. На маленькой террасе стоял один единственный стул. Я нажал кнопку звонка.Звонок зазвонил тут же, за дверью. В двери было небольшое забранное проволочной сеткой оконце, свет в доме не горел. Из темноты заплаканный женский голос спросил:– Чего надо?Я сказал в темноту:– Мистер Талли дома?Голос ответил резко:– Кто его спрашивает?– Друг.Женщина в темном доме издала тихий звук, который, видимо, должен был изображать смешок. Может быть, она просто откашлялась?– Допустим, – сказала она. – И сколько это будет стоить?– На этот раз нисколько, миссис Талли, – ответил я. – Я предполагаю, вы – миссис Талли?– Ах, оставили бы вы меня в покое! – произнес тот же голос. – Мистера Талли здесь нет. И не было. И не будет!Я прижался носом к оконцу и попытался заглянуть внутрь. Неясно виднелась какая-то мебель. В той стороне, откуда доносился голос, угадывалась кушетка, на которой лежала женщина. Казалось, она лежала на спине и смотрела в потолок. И не шевелилась.– Я больна, – сказал голос. – У меня было много горя. Уходите, оставьте меня в покое. Я сказал:– Ваш адрес мне сообщили Грейсоны, я сейчас прямо от них.Возникла небольшая пауза. Потом послышался вздох.– Никогда о таких не слышала.Я прислонился к дверному косяку и оглянулся на дорожку, которая вела на улицу. Напротив, у обочины, стояла машина с незажженными фарами. Впрочем, вдоль квартала стояло еще несколько машин. Я сказал:– Нет, вы о них слышали. Я работаю по поручению Грейсонов, миссис Талли. Они все еще не оправились от горя. А как вы, миссис Талли? Вы не хотите вернуться к прежней жизни?– Покоя я хочу! – закричала она.– Мне нужна всего лишь справка, – сказал я, – и я ее получу. Мирным путем, если удастся. А придется – так менее мирным.Голос снова зазвучал плаксиво:– Опять полицейский?– Вы прекрасно понимаете, что я – не полицейский, миссис Талли.Грейсоны не доверились бы никакому полицейскому. Позвоните им и убедитесь.– Не знаю я никаких Грейсонов, а если бы и знала... все равно, у меня нет телефона. Убирайтесь, полицейский. Я больна, уже целый месяц больна.– Моя фамилия Марлоу, – сказал я. – Филип Марлоу. Я частный детектив из Лос-Анджелеса. Я говорил с Грейсонами. Мне многое известно, но я хочу поговорить с вашим мужем.Женщина истерически захохотала.– Вам многое известно! Слышала я это выражение. Господи, те же самые слова! Вам многое известно! Джорджу Талли тоже было многое известно... когда-то.– Он может снова найти свой шанс, – сказал я. – Если только пойдет с правильной карты.– Ах, вот вы на что рассчитываете! – воскликнула она. – Нет уж, лучше вычеркните его из своего списка.Я прислонился к косяку и потер подбородок. На улице кто-то зажег сильный карманный фонарь. Зачем – не было видно.Светлое пятно ее лица над кушеткой пошевелилось и исчезло. Лишь были неясно видны волосы. Женщина повернулась лицом к стене.– Я устала, – сказала она, и голос ее звучал теперь совсем глухо. – Я бесконечно устала. Оставьте, молодой человек. Будьте так добры – уходите!– Может быть, вам пригодилось бы немного денег?– Вы что, не чувствуете сигарного дыма?Я принюхался, запаха сигар я не почувствовал.– Нет.– Они были здесь. Ваши дружки из полиции. Приходили два часа назад.Господи боже мой, я сыта этим по горло! Уходите же наконец!– Что вы хотите этим сказать...Она резко повернулась на кушетке, и я снова увидел светлое пятно ее лица.– Что я хочу сказать? Я вас не знаю. И знать не хочу! Мне нечего вам сказать. И ничего не сказала бы, даже если было бы что. Я здесь живу, молодой человек, если это можно назвать жизнью. Во всяком случае, живу как могу. Я ничего не хочу, лишь немножко мира и покоя. А теперь ступайте и оставьте меня!– Пожалуйста, откройте мне дверь, – сказал я. – Нам надо поговорить. Я убежден, что смогу вам доказать...Внезапно она вскочила с кушетки, и ее босые ноги зашлепали по полу. В ее голосе была еле сдерживаемая ярость.– Если вы немедленно не уберетесь, я позову на помощь! Я буду кричать!Убирайтесь! Немедленно!– Хорошо, хорошо, – быстро ответил я. – Я подсуну вам под дверь мою визитную карточку, чтобы вы не забыли мою фамилию. Может быть, вы передумаете.Я вытащил из кармана карточку и сунул ее в щель под дверью.– Доброй вам ночи, миссис Талли.Ответа не последовало. Ее глаза, смотревшие на меня из темноты, были матовыми, лишенными блеска. Я спустился с терраски и по дорожке вышел на улицу.На противоположной стороне, у машины, стоявшей с погашенными фарами, тихо заурчал мотор. Ну и что? Моторы работают у тысячи машин на тысячах улиц, что же в этом особенного? Глава 25 Эта улица, Уэстмор-стрит, находилась в богом забытой части города и вела с севера на юг. Я поехал на север. На следующем углу я пересек старые трамвайные рельсы и оказался на автомобильном кладбище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27