Рабыня вновь негромко и удивленно вскрикнула. По толпе мужчин и женщин, вышедших из зала, пронесся грубый смех.
— Он любит рабыню!
— Ничтожную рабыню!
— Он просто дурень!
— Еще бы!
И смех разгорелся с новой силой.
— Я получу ее или умру, — повторил Китерикс.
— Как хочешь, — вздохнул Отто. — Принеси мой меч, — обратился он к Вандару.
Вскоре огромный меч был вложен ему в руки.
— Неужели ты надеешься победить меня? — спросил великан.
— Нет, — признался Китерикс.
— И все равно вызываешь меня на поединок?
— Да.
Мужчины расступились, давая им место на снегу. Образованный круг достигал пятнадцати футов в диаметре.
— Прошу вас, не надо, господин! — вскрикнула рабыня.
— Успокойте ее, — приказал Отто.
Ближайший из воинов ударом свалил рабыню в снег. Она лежала, сотрясаясь от рыданий.
— Принесите ему щит, — приказал Отто, и щит тут же протянули Китериксу.
Луна вышла из-за тучи и ярко осветила заснеженную поляну с неутоптанным по краям снегом, где он блестел вдали от зала и толпы.
Огромный меч взметнулся, отсекая верхнюю часть щита.
Китерикс отступил назад, скользя по снегу. При втором ударе левая половина щита разлетелась в щепки. Китерикс отбросил бесполезный щит, двумя руками схватился за меч и безнадежно попытался прикрыться им от большого меча, который удар за ударом обрушивался на него, звеня, высекая искры и постепенно и безжалостно придавливая свои весом. Наконец, Китерикс был вынужден встать на колени, — каждый удар пригибал его меч к земле, заставляя держать его все ближе к себе, к голове и телу. Китерикс упал, великан подступил к нему и вновь занес меч. Руки Китерикса дрожали и ныли от ударов. Рукоятка его меча жгла ладони с содранной кожей. С последним ударом меч великана повернулся, не нанося смертельного поражения, подхватил оружие Китерикса под гарду и легким движением, дождавшись, пока захват ослабеет, когда Китерикс будет перехватывать меч и изготовится отражать удар, выдернул его из ладоней, отбросив вверх и в сторону. Меч пролетел над головами людей и вонзился в снег на расстоянии нескольких ярдов. Китерикс понурился, понимая, что всем его намерениям пришел конец.
Великан занес над головой меч.
— Нет! — крикнул тонкий голос, и маленькая фигурка бросилась к Китериксу, распростерлась над ним, прикрывая собой от удара. — Прошу вас, не надо, господин! — умоляла рабыня. — Убейте меня вместо него!
Изумленный Отто опустил меч.
Разумеется, меч способный ударом срубить небольшое дерево и снести голову коню, в руках великана смог бы разрубить оба тела и глубоко увязнуть в мерзлой земле. Но великан сдержал меч.
— На колени, — приказал он рабыне, которая в ужасе отпрянула от Китерикса и опустилась на утоптанный снег. Одной рукой великан пригнул ее голову вперед и отбросил волосы, обнажая тонкую стройную шейку, которую он мог бы сломать одной рукой.
— Ладно, — произнес он, — ее жизнь будет взята в уплату за твою.
Примерив меч к шее рабыни, великан занес его для удара.
— Нет! — выкрикнул Китерикс, протягивая руку и поднявшись. — Нет!
Он проворно подполз к рабыне, встав на колени, обхватил ее руками и заслонил своим телом от смертоносного меча.
— Пусть она живет, — попросил он. — Это моя вина. Это я осмелился поднять оружие на своего короля. Такое предательство карается смертью.
— Верно, господин, — подтвердил Ульрих.
— Король может казнить, — произнес Отто. — Король может миловать. Король поступает так, как ему угодно.
— И это верно, господин, — кивнул Ульрих. Среди воинов поднялся ропот.
— Я прощаю тебя, — обратился Отто к Китериксу. — Встань, будь настоящим отунгом.
Китерикс неуверенно поднялся на ноги.
— Почему вы пощадили меня, господин? — спросил он.
— Мне нужны люди, достаточно смелые, чтобы вызывать на поединки королей, — объяснил Отто.
Мужчины переглянулись.
— Только для таких людей я могу быть королем! — продолжал Отто.
— А что будет с рабыней? — напомнил Ульрих.
Отто посмотрел на рабыню, которая дрожала, опустив голову.
— Иногда, — произнес Отто, обращаясь к девушке, — рабынь приходится долго учить в цепях и веревках, чтобы они знали, кто их господин.
— Да, господин, — прошептала она.
Отто повернулся к Китериксу.
— Как ты думаешь, ты сможешь научить ее?
— Что, господин? — удивился Китерикс.
— Похоже, она больше твоя рабыня, чем моя, — объяснил Отто.
— Моя рабыня? — изумленно проговорил Китерикс.
Он взглянул на девушку, которая в этот момент подняла голову. В ее глазах блестели слезы. Она улыбнулась и кивнула, сделав легкое, почти незаметное движение головой, такое слабое, что казалось, будто она боится его.
— Я мог бы отдать ее тебе, — продолжал Отто, — но лучше продам.
— Как вам угодно! — воскликнул Китерикс.
— За одну свинью, — пояснил Отто, — я хочу, чтобы она понимала, чего стоит.
— Решено, господин! — обрадовался Китерикс.
— Ступай к нему, рабыня, — приказал Отто.
Ята поспешила подползти к Китериксу и с плачем и смехом выразила ему покорность, а затем, распростершись на животе и придвинувшись к его ногам, покрыла поцелуями сапоги своего господина.
— Я думал, ты ненавидишь меня, — растерянно произнес Китерикс.
— Я всегда любила вас, господин, — произнесла рабыня. — Я всегда хотела принадлежать вам — полностью, безраздельно, как может принадлежать только рабыня. Я всегда хотела быть вашей, не иметь выбора, повиноваться вам совершенно, беспомощно, безвольно, во всем, что бы вы ни захотели. Вот так сильно я люблю вас! Так страстно я хочу быть вашей рабыней! Я должна быть вашей рабыней! Я могу принадлежать только вам! Я всегда хотела быть вашей рабыней, я всегда мечтала об этом — даже тогда, когда была еще девочкой, а вы — мальчиком. Я надеялась, что не только вы будете считать меня вашей рабыней, но и я сама пойму, что я ваша, так, как вы пожелаете, и не просто рабыня, а любимая рабыня! Неважно, будете ли вы презирать меня или пренебрегать мною, господин, я не могу желать ничего иного, кроме как стать вашей беспомощной любящей рабыней!
— Разумеется, ты будешь моей рабыней, — ответил Китерикс.
— Да, господин!
— Только рабыней.
— Если бы мне было позволено иметь свои желания, я не захотела бы ничего иного, господин.
Она дрожала на снегу.
— Простите меня, господин, — испуганно произнесла она.
— Ты Гортанс, — произнес Китерикс, давая ей имя.
— Я — Гортанс, — повторила она. Это имя должно было служить напоминанием, что рабыня некогда звалась Гортанс, хотя теперь это имя принадлежало рабыне и являлось всего-навсего кличкой — такой же, как у свиньи или собаки, которую пожелал назвать так хозяин.
— Много раз мне снилось, что мне принадлежит гордая, надменная Гортанс, — произнес он.
— Теперь она ваша, — ответила рабыня. Склонившись над ней, Китерикс завернул ее в свой плащ и поднял на руки.
— Я отнесу тебя в зал, — сказал он, — и согрею у очага, а потом ты будешь прислуживать мне у моего места за столом.
— Да, господин! — ответила она. Она плакала от радости, целуя его.
— Как долго я ждал, пока ты будешь принадлежать мне! — произнес он.
— Как долго я ждала, пока буду принадлежать вам! — воскликнула она.
Китерикс еще сильнее прижал к себе рабыню.
— Как я должен относиться к тебе? — спросил он.
— Помните, что за меня вы заплатили всего одну свинью, господин, — сказала она.
— Хорошо, — кивнул Китерикс. Он повернулся и понес ее в зал.
— Теперь Китерикс готов умереть за тебя, — заметил Ульрих.
Великан огляделся.
— Я бы не отказался от женщины, — сказал он. — Где же рабыни отунгов?
Мужчины смущенно переглядывались.
— Единственная рабыня среди отунгов, — произнес один из них, — это рабыня Китерикса.
— Герулы не позволяют нам иметь рабынь, — добавил другой.
— Это их решение, — продолжил третий, — им нравится насмехаться над нами и унижать нас, считать нас слабыми, отказывать нам в праве повелевать и обладать, в праве проявлять мужество.
— Теперь все будет по-другому, — сказал Отто. — Мужчинам нужны рабыни.
— Рабыням тоже нужны хозяева, господин, — почти неслышно проговорила какая-то женщина.
— В Империи есть множество женщин, — продолжал Отто, — которым нужны сильные господа.
— И не только в Империи, — отозвалась женщина.
— Не смей возбуждаться по примеру ничтожной рабыни, — сердито предупредил ее мужчина.
— Нет, нет, — поспешно ответила женщина.
— Они другие, — объяснил мужчина, — не такие, как вы!
— Конечно! — воскликнула женщина.
— Вы совсем другие.
— Да, да, — торопливо согласилась она.
— Вы горды, благородны и свободны.
— Да, — кивала женщина. — Да.
Великан повернулся к ней, мгновенно охватив взглядом, характерным для мужчины, который умеет обращаться с женщинами. Он решил, что в цепях она будет выглядеть недурно. Она будет усердно целовать и лизать его ноги, стоит один раз поучить ее плетью.
— Думаю, среди вас вскоре будут женщины, — заметил великан. В то время он был уверен, что рабыни с корабля ждут его в Вениции — несколько дней назад они и вправду были еще там.
— Королю нужна королева, — сказал Гартнар и вытолкнул вперед девушку. — Моя дочь, Гертруда, хорошенькая девчонка.
Великан взял девушку за подбородок и взглянул в ее глаза, которые она внезапно отвела. Никогда еще на нее так не смотрели. Но ведь она не была рабыней, ее не выставили на продажу! И уж во всяком случае, она не была на торгах!
— У меня есть племянница, — встрял Гелерих, — из рода Пертинакса, клан Орти.
Вперед вытолкнули еще одну женщину.
— Не надо Орти! — воскликнул Астаракс. — Возьми женщину из клана Ени, ее зовут Уна — из дома Фендаша, или другую, по имени Туза, или Гретхен, из дома Герцауфена. Уна, Туза, Гретхен, выходите вперед!
— Дочери Гундара, Еса и Естрид, настоящие красавицы, — вмешался мужчина из клана Они.
— Где только он их прячет? — рассмеялись мужчины.
— Он не хочет, чтобы герулы узнали о них и обратили в рабство!
— Наверное, они все равно станут рабынями, — решил кто-то.
Великан полагал, что многие женщины должны быть рабынями, в том числе и женщины отунгов, которые ничем не отличались от других. Они могли бы быть достойными рабынями для продажи на далеких, богатых, чуждых планетах, быть закованными в цепи и служить строгим хозяевам.
Но отунги тоже должны иметь женщин, думал он.
— В клане Элби есть тоже немало хорошеньких женщин, — сказал Ульрих.
Женщины сгрудились. Некоторых выталкивали вперед, других выводили или вызывали, остальные же выходили сами, даже торопясь и спотыкаясь.
«Это зрелище напоминает показ на торгах, — думал великан, — в тех редких случаях, когда сильный человек, желанный хозяин или богатый покупатель хочет осмотреть сразу всех рабынь». Разумеется, женщины отунгов в отличие от рабынь не были облачены в шелковые короткие одежды или обнажены, не носили ошейников и не стояли на коленях.
Внезапно в голову великану пришла мысль о Филене. Он помнил ее с той ночи, когда привязал к своей постели. Он слышал, когда она, считая его спящим, беспокойно и осторожно двигалась, еле слышно стонала.
В Филене он заметил что-то странное, хотя и не был уверен в этом. Он полагал, что она еще просто не почувствовала свое рабство и не смирилась с ним. Вскоре это можно будет легко проверить. Она находится на Тангаре, в Вениции. Великан оглядел свободных женщин. Одна улыбалась, другая повернулась, показывая свою фигуру.
«Они свободны и опасны, — думал великан. — Все они осознают власть своей свободы, власть обычаев, жестоких законов, защищающих их слабость, позволяющих им замышлять сотни уловок против мужчин, унижать и высмеивать, отвергать их, с помощью своих тел покупать то, что им понадобится, возбуждать мужчин, предлагать свою красоту в качестве взятки — и все это абсолютно безнаказанно. Как отличались от них рабыни, которые принадлежали и должны были угождать!»
«Женщины — враги, — думал великан. — Почему мужчины, которые гораздо сильнее, не могут просто покорять их а затем предоставлять им возможность враждовать между собой, принадлежать и повиноваться? Так приятно укрощать женщин, делать их послушными, самоотверженными, страстными рабынями, приводить их в сексуальное возбуждение в тысячу раз сильнее того, какое способны испытать свободные женщины, приковывать их у изножья постелей, к полу, связывать им руки и ноги, заставляя умолять о прикосновении! Да, — думал великан, — женщинам положено быть рабынями: они созданы для ошейников и цепей. Странно, но и сами женщины мечтают иметь хозяина. Они жаждут цепей, как будто знают, что должны быть закованы в них, чувствуют, что это будет справедливо. Место женщин — у ног их хозяев, и в глубине души они знают это, хотя отрицают, боятся сказать об этом и сопротивляются.
Они презирают мужчин, не сумевших поставить их на колени. Они отвечают со всей полнотой своей чувственности только тем мужчинам, перед которыми должны пресмыкаться.
Как великолепно тело Филены, — вспоминал великан. — И она осталась где-то в Вениции! Я должен отправиться туда вместе с мужчинами, должен появиться в Вениции».
На следующий день после своего избрания и мучительной и беспокойной ночи великан узнал, что торговая экспедиция с вездеходами, товарами, палатками и всем прочим под командованием Лисиса пыталась следовать за ним и достигла края леса всего час назад.
Герулы, по-видимому, одержимые любопытством, обошли экспедицию стороной. Кроме того, они не решались появляться в лесу.
Назавтра великан вместе с десятью выбранными воинами, включая Вандара, вышел из лесу и увидел вдалеке лагерь, окруженный защитной решеткой и освещенный прожекторами.
Отунги, бывшие с ним, никогда еще не видели такого лагеря. Он слишком отличался от скопища повозок герулов.
Через некоторое время великан приблизился к лагерю и, не доходя нескольких ярдов до ограды, назвал себя.
Сам Лисис и молодой белокурый офицер, удостоверившись, что ночной гость действительно Отто, вышли за ограду.
Его приветствовали горячо и долго.
— Мы так и думали, что встретим вас здесь, — говорил Лисис, старший офицер «Нарконы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40