— Принеси обычный ошейник для нее, — обратился он к одному из слуг.
Кости звонко стукались о доски столов. Еще одна рабыня была выиграна.
Одну за другой их вводили в круг, заставляя перебираться сюда с островка в центре зала под громкий перезвон колокольчиков на ногах.
Бесчувственную и связанную Гуту облили ледяной водой. Она закашлялась, пытаясь высвободить руки, и дико взглянула на Аброгастеса, лежа на земляном полу, от воды превратившемся в жидкую грязь.
Аброгастес взял свой меч с чаши весов и отдал оруженосцу. Затем он повернулся к Гуте. В зале позади него игра была в разгаре.
— Наденьте на нее ошейник, — приказал Аброгастес.
Один из мужчин склонился над рабыней и надел на ее шею ошейник. Ошейник был простым и легким, он плотно охватывал шею и запирался сзади на замок.
— Теперь, когда она получила ошейник, бросьте ей кусок мяса, — сказал Аброгастес.
— Ложись на живот, рабыня, — приказал мужчина. Гута легла на живот, мясо бросили в грязь перед ее лицом.
Она поспешно схватила мясо своими маленькими, ровными зубами, оторвала от него кусок и принялась жевать.
Старшая из трех рабынь для показа и две ее белокурых спутницы, прикованные цепями у помоста, испуганно воззрились на Гуту. Их обычно кормили из мисок, поставив на четвереньки. Это был один из способов напомнить женщинам, что они рабыни.
В зале выиграли еще одну женщину, в круг ввели следующую.
Внимание всех гостей было приковано к игре. Граник выиграл себе уже вторую рабыню, и она, подобно первой, была привязана под его столом.
Гута с жадностью доела мясо, но больше ей ничего не дали.
Она умоляюще взглянула на надсмотрщика.
— Мы обязаны заботиться о твоей фигуре, — наставительно произнес он.
— Нельзя ли дать мне воды, господин? — попросила она.
— Тебе уже дали воду.
Гута наклонилась и начала лакать воду с пола, смешанную с грязью.
Ей никогда не приходилось пить таким образом, пока она была священной девой и жрицей.
Ингельд наблюдал за ней. Он обратил внимание на изящно округленные бедра рабыни.
Гости выиграли очередную женщину и приготовились разыгрывать следующую.
— Теперь мой господин пойдет отдыхать? — спросил писец.
— Да, — кивнул Аброгастес.
Двое телохранителей поднялись с мест, чтобы вместе с оруженосцем проводить Аброгастеса из зала.
Аброгастес указал на Гуту одному из надсмотрщиков.
— Пусть ее вымоют, причешут и дадут обычную одежду рабынь. Приведите ее сегодня ночью ко мне.
Гута перепуганно и благодарно взглянула на своего господина.
— Можешь встать на колени, — мягко сказал надсмотрщик.
Гута поднялась, без позволения подползла к Аброгастесу и прижалась головой к его ногам. Он сделал вид, что ничего не замечает.
— Вот эту, — произнес он, указывая на старшую из трех рабынь для показа, — приготовьте и приведите сегодня ко мне.
— Господин! — радостно вскрикнула блондинка, протягивая к нему свои маленькие руки так, как позволяли ей цепи.
— Господин! — крикнула Гута, разочарованно и протестующе поднимая голову. — Разве-«е меня вы приказали привести к себе?
— Нет, меня! — перебила блондинка.
— Меня! — крикнула Гута.
— Я люблю вас, господин! — настойчиво повторяла блондинка.
— Я люблю вас, господин! — пыталась перекричать ее Гута.
— Это правда? — обратился Аброгастес к Гуте, взглянув на нее сверху вниз.
— Да, господин, — прошептала она, опустив голову.
— Ограниченно и осторожно, как любят свободные женщины?
— Нет, господин!
— Всей глубокой и страстной любовью рабыни?
— Да, господин! — поспешно ответила она.
— Я возбуждаюсь при одном взгляде на вас, господин, — произнесла блондинка, и ее спутницы вздохнули.
Разве осмелилась бы она открыто заявить об этом, если бы не была рабыней?
Ее спутницы покраснели и потупились. Они тоже были рабынями, им тоже приходилось стоять на коленях перед своими господами. Их тела тщательно осматривали, за ложь их жестоко наказывали.
— А ты, рабыня? — обратился Аброгастес к Гуте.
— Да, господин, — прошептала она. — Много раз, стоило мне только взглянуть на вас, я приходила в экстаз.
Аброгастес оглядел ее.
— Хотя вы не удостоили меня ни единым прикосновением, вы завоевали меня, и теперь я ваша…
— Прежде, чем я встретила такого мужчину, как вы, господин, — перебила ее блондинка, — я знала только мужчин Империи. Я даже не подозревала о существовании таких, как вы — мужчин, перед которыми женщина становится покорной и услужливой рабыней.
— Сегодня ты разделишь со мной ложе, — сказал Аброгастес блондинке, — а ты, — повернулся он к Гуте, — будешь прислуживать нам.
— А как же мои желания, господин? — спросила Гута.
— Ты еще даже не знаешь, что такое желание, — возразил Аброгастес.
— Да, господин, — упавшим голосом ответила Гута.
Аброгастес повернулся к гостям.
— Продолжайте развлекаться, — сказал он, — для вас приготовлено еще четыре сотни рабынь. Хотя они и не знатные женщины, но обученные и умелые гражданки Империи, и будут служить вам так, как любым другим хозяевам — на ложе, у очага, в кладовых и погребах. Их раздадут тем, кому не достанутся рабыни в зале.
Его заявление вызвало бурные крики.
Мужчины разыгрывали между собой только что полученные от Аброгастеса подарки, за исключением винтовок.
Один из гостей, ведущий за собой двух связанных, нагруженных подарками рабынь, проходил мимо Аброгастеса, направляясь в свое жилище.
— Слава Аброгастесу! — крикнул он.
— Побей их, чтобы они поняли, кто они такие, а потом насладись ими, — подсказал Аброгастес.
— Да, благородный Аброгастес, — кивнул гость. — Слава Аброгастесу!
Надсмотрщик освободил трех рабынь для показа, передал старшую из них другому мужчине, и тот увел ее — несомненно, туда, где уже была приготовлена большая деревянная кадка горячей воды.
Когда Аброгастес уже покидал зал, боркон Фаррикс, стоящий у двери, обратился к нему:
— Слава алеманнам!
— Слава алеманнам! — ответил Аброгастес и прошел мимо, волоча за собой пурпурную мантию, отделанную мехом полярного медведя. За Аброгастесом шли писец и оруженосец.
— Вставай, сучка, — обратился надсмотрщик к Гуте.
— Да, господин.
— Тебя можно поздравить — сегодня ты уцелела.
— Спасибо, господин, — откликнулась рабыня.
Она вздрогнула, когда надсмотрщик бесцеремонно коснулся ее.
— Похоже, тебя оставят в живых.
— Да, господин.
— По крайней мере, до утра.
Гута задрожала.
— Дризриаки бросают негодных рабынь псам.
— Я постараюсь быть хорошей рабыней, — возразила Гута.
— Посмотрим, — усмехнулся надсмотрщик.
— Да, господин.
Гуту уже выводили из зала, когда на ее пути встал Ингельд.
Быстро, как и положено было делать перед свободным мужчиной, она опустилась на колени. Она держала голову опущенной, не осмеливаясь смотреть в глаза свободному мужчине.
— Если ты идешь босиком, в одежде рабыни в покои благородного господина, то должна помыться и причесаться, — заметил Ингельд.
— Да, господин.
Ингельда Гута боялась еще больше, чем Аброгастеса.
— Ты любишь своего господина?
— Да, господин! — воскликнула Гута.
— Ты будешь любить каждого, чей хлыст прикажет тебе делать это, — произнес Ингельд.
— Да, господин, — прошептала Гута.
— Уведите рабыню.
Глава 12
— Ай! — вскрикнула миниатюрная, изящная рыжеволосая девушка, стоящая под ярким солнцем среди палаток и повозок на рынке Сефиза в Лисле.
— Не оборачивайся, — негромко произнес мужской голос.
Рыжеволосая девушка вздрогнула.
— К твоей спине приставлен револьвер, — сообщил голос, — одно неверное движение — ив твоем теле останется восьмидюймовая дыра, а кишки из твоего хорошенького живота разлетятся по всей площади.
— Вокруг люди, — возразила шепотом девушка. — Мне стоит только крикнуть…
— И этот крик будет последним в твоей жизни — предупредил голос.
— Чего вы хотите от меня? — спросила она.
— Оставайся спокойней и улыбайся.
Рыжеволосая девушка попыталась улыбнуться.
— Зачем я вам нужна? — испугано проговорила она. — Я не умею служить хозяину, не знаю, как вести себя в цепях. Я была служанкой у дамы, ее горничной.
— Все это ерунда, — перебил голос. — У тебя стройные ножки.
— Что, господин? — спросила девушка.
— Если ты была горничной у знатной дамы, — продолжал голос, — почему она не одела тебя получше?
Рыжеволосая девушка носила только короткую коричневую тунику без рукавов из простого кортана, истертую до дыр.
— Моя хозяйка небогата, — объяснила она. — Кроме того, ей нравится одевать меня так, унижать меня, чтобы моя женственность была очевидной.
На ее шее виднелся тонкий, тесный стальной ошейник, замкнутый впереди небольшим замком.
— Ты вышла за покупками? — спросил голос.
— Да, господин, — ответила горничная.
— Не выпускай из рук сетку с продуктами, — приказал мужской голос, — и постепенно продвигайся, как будто ничего не случилось, к краю рыночной площади, да смотри, не оглядывайся.
— Прошу вас… — начала девушка.
— Живее, — перебил голос.
Дуло револьвера или предмет, напоминающий его, сильно ткнулся девушке в спину.
— Да, господин! — сказала она и стала продвигаться к выходу.
— Сюда, — поправил ее голос.
Горничная нерешительно вошла в указанную дверь — прочную и некрашенную, одну из нескольких в стене с облупившейся краской, покрытой дождевыми потеками и остатками пожелтевших объявлений.
— На колени, — приказал голос, и девушка опустилась перед окном с закрытыми ставнями, через которые пробивался слабый свет. На стуле неподалеку от нее сидел мужчина.
Девушка едва могла разглядеть очертания его фигуры, однако тусклого света из щелей ставней оказалось достаточно, чтобы понять, что мужчина носит маску.
— Отложи свою сетку, — раздраженно произнес мужчина.
Горничная послушалась.
— Я совсем не знаю, как надо служить мужчинам, господин, — пробормотала девушка. — Я горничная дамы.
— Посмотри на ее портрет, — приказал мужчина.
Стоящий за спиной рабыни мужчина извлек откуда-то цветную миниатюру и приставил к лицу девушки.
Она побледнела.
Портрет был поспешно отодвинут.
— Ты горничная госпожи Паблении Каласалии, некогда принадлежащей к семейству Лариаля Каласалия.
— Нет, господин! — вскрикнула горничная.
— Ты всегда врешь свободным людям? — поинтересовался мужчина, сидящий на стуле.
— Простите меня, господин, — испуганно произнесла она.
— Мне точно известно, чья ты горничная, и именно поэтому тебя привели сюда, — сообщил мужчина.
Рабыня молчала.
— Она еще принадлежит к семье Каласалия?
— Нет, господин, — сказала горничная, с испугом глядя на портрет. — От нее отреклись.
— Но она получает содержание.
— У господина хорошие сведения. — Рабыня, умная и сообразительная девушка, поняла, что она оказалась в опасном положении, ибо не знала, что известно ее похитителям, а что нет. Значит, сообщая им неточные сведения или обманывая их, она подвергала себя риску. Ее уже поймали на обмане один раз. Это означало, что вторая ложь может стоить ей жизни.
Она заплакала.
— Посмотри еще раз на ее портрет, — приказал сидящий мужчина. — Смотри на него повнимательнее.
Рабыня взглянула на портрет сквозь слезы.
— Это и в самом деле твоя госпожа? Рабыня в отчаянии заломила руки.
— Заложи руки за спину и скрести запястья, — раздраженно приказал сидящий мужчина, — как будто они связаны.
Она послушалась.
— Раздвинь колени.
— Господин!
— А теперь скрести щиколотки, как будто они тоже связаны.
— Да, господин, — плача, ответила девушка.
— Это портрет твоей госпожи? — спросил сидящий мужчина.
— Но это рисунок! Это не фотография! — заплакала рабыня. — Я не могу угадать, моя эта госпожа или нет.
— Сходство портрета с твоей госпожой признали уже несколько человек, — сообщил сидящий мужчина.
— Кажется, это она, — кивнула рабыня. — Но это всего лишь рисунок, по нему трудно судить.
По знаку сидящего портрет убрали.
— Значит, ты думаешь, что женщина, изображенная на портрете, может быть твоей госпожой?
— Да, господин.
— Где сейчас твоя госпожа?
— Она… она нездорова… — начала рабыня. — Нет! Нет! Простите меня, господин! Ее нет в городе!
— Вот это уже лучше, — удовлетворенно произнес мужчина.
Рабыня дрожала. Очевидно, жилище госпожи Паблении уже обыскали.
— Это вы, господин, расспрашивали меня раньше? — вдруг умоляюще произнесла рабыня.
— Рассказывай, — жестко приказал сидящий мужчина.
— Вы — один из тех, кто пытался разузнать у меня сведения щекотливого свойства? — прошептала она нерешительно.
— Что? — изумился сидящий.
Мысли в голове изящной, рыжеволосой рабыни, сидящей в позе, указанной ее похитителями, стремительно неслись. Она чувствовала себя уязвимой и беспомощной, сидя на полу с раздвинутыми коленями и скрещенными за спиной руками. Если они все знают и теперь просто проверяют ее, а она солжет, они могут сделать с ней все, что угодно. Рабыням не позволено лгать, ослушавшихся могут постичь ужасные наказания. Рабыням следует говорить одну правду и ничего, кроме правды, надеясь на милость хозяев.
— Меня выспрашивали о самых интимных подробностях внешности моей госпожи, — произнесла рабыня.
— Как будто она могла быть рабыней?
— Да, господин, — с дрожью прошептала рабыня.
Сидящий мужчина издал восклицание, в котором смешались торжество и ярость. Рабыня испуганно потупилась.
— Когда тебя расспрашивали об этом? — спросил мужчина.
— Около двадцати дней назад, — ответила рабыня.
— И где теперь твоя госпожа?
— Яне знаю, господин! — честно ответила горничная. — За ней приехали мужчины и увезли ее в машине рано утром.
— Когда это было?
— Пятнадцать дней назад, — вспомнила рабыня.
— В канун Риссисовых календ?
— Да, господин, — вновь перепугалась рабыня.
— Как тебя зовут?
— Ника, господин, если вам угодно.
— Красивое имя.
— Спасибо, господин, — ответила девушка.
Сидящий мужчина подал знак тому, что стоял за спиной рабыни.
Рабыня почувствовала, как на ее лицо накинули полосу ткани.
— Не двигайся, — предупредил сидящий мужчина.
Рабыне завязали рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40