Сначала они считали меня слишком гордой и старались, чтобы я как следует поняла, что значит рабство.
— И ты поняла это?
— Да.
Несколько свободных женщин подавили крик, с ужасом глядя на рабыню.
— Нет! Нет! — вдруг сердито выкрикнула одна из них. — Она рабыня!
— Не понимаю, — продолжал расспросы Урта, — почему ты и твои служанки пошли купаться именно в то глухое, отдаленное место, если хорошо понимали опасность.
— Мы сами хотели этого, — сказала девушка. — И я, и все остальные только потом поняли, зачем нас так тянуло в то опасное место — это случилось уже тогда, когда мы оказались связанными и беспомощными. Мы хотели стать рабынями. Вот потому и пошли туда. Мы хотели не иметь другого выбора, кроме как любить и служить, и повиноваться своим хозяевам.
— Нет! Нет! — сердито закричала женщина из зала.
— Кто ты? — спросил Урта.
— Я рабыня, — объяснила девушка. — Я всегда знала об этом, но не осмеливалась признаться.
— Почему же ты осмелилась сказать это сейчас?
— Я познала себя. Теперь я могу говорить так, как хочу, неважно, слышат меня или нет.
— Ты была рабыней герулов?
— Да.
— Но тебя нашли в лесу.
— Я бежала от герулов.
— Значит, ты беглая рабыня.
— Да.
— Мы должны вернуть тебя герулам, — строго произнес Урта.
Она в отчаянии сжалась на стуле.
— Нет, пожалуйста, не надо, господин!
— Она называет его «господином»! — в ужасе воскликнула одна из женщин.
— Он свободный человек, — возразила другая. — Как иначе рабыня может обращаться к нему?
— Да, — согласилась первая.
— Как страшно быть рабыней! — вздохнула одна из женщин и потупилась.
— Почему ты бежала? — продолжал Урта.
— Я боялась герулов, — ответила девушка. — Они презирали меня не только как рабыню, что было справедливо, но и как человека. Моя красота совершенно не защищала меня от них. Они даже не отдали меня одному хозяину, которому я могла бы быть преданной, кому могла бы отдать всю чувственность и постоянно угождать, а владели мной всем лагерем. Каждый мог ударить или убить меня — даже женщина или ребенок, из прихоти или просто из-за раздражения. Это не люди, это совсем другие существа. Мне постоянно говорили, что я не женщина, а человек, человеческое существо. Я подумала, что должна бежать и попробовать вернуть свободу. Но мне нужен хозяин-человек, а не герул. Я женщина, мне нужен мужчина, такой хозяин, который сможет понять меня и обращаться со мной так, как я того заслуживаю. Я знаю, что природа приготовила для меня таких хозяев, и знаю, что принадлежу только им.
— Тебе нравится быть рабыней? — спросил Урта.
— Да.
— Ты любишь подчиняться?
— Да.
— Ты хочешь быть рабыней?
— Да! Да! Да! — крикнула она. — Я хочу быть рабыней! Я хочу быть беспомощной, не иметь выбора, всю жизнь посвятить любви и служению, повиноваться воле моего господина, стоять перед ним на коленях, выполнять его приказы, пытаться угодить ему, как только я могу, изо всех моих сил, лежать в его руках, благодарно и робко, послушно и боязливо, чтобы он обращался со мной властно и жестоко, как с вещью, которая принадлежит ему!
— Раскали клеймо, — обратился Урта к стоящему рядом мужчине. Тот отошел к очагу и пошевелил палкой затухающие угли.
— Ты не против, если твоя рабыня будет заклеймена? — спросил Урта у великана.
— Нет, если это будет сделано хорошо и быстро, — ответил великан.
— Конечно, — заверил его Урта.
— Прогоните рабыню со стула, — приказал Урта, — поставьте ее в грязь, разденьте. Свяжите ей руки за спиной, оставив веревку подлиннее. Когда она очнется, то обнаружит себя нагой и связанной, как и положено рабыне.
— Я дам за нее пять овец, — вдруг громко объявил один из отунгов.
— Кто ты? — обратился к нему великан.
— Китерикс.
— Похоже, в конце концов он ее получит, — засмеялся мужчина в другом конце зала.
— Да еще самым лучшим способом — как рабыню! — подхватил другой.
Мужчины открыто засмеялись.
— Но она моя, — возразил великан.
— Я дам за нее семь овец, — настаивал Китерикс.
— Я подумаю, — пообещал великан.
— Раздуйте огонь, — приказал Урта. — Принесите кабана и зажарьте его, чтобы выбрать героя и дать ему долю.
В зале послышались одобрительные возгласы.
У очага поставили две больших железных опоры на четырех ножках, на которые можно было положить над огнем вертел.
Вдоль стен зала принялись расставлять столы — в два ряда, перед помостом. Это были дощатые щиты, положенные на козлы. Такие столы были обычными у варваров, их можно было разобрать, и крышки хранить сложенными, пока они оставались без надобности. Иногда их хранили в кладовой, но чаще просто прислоняли к стенам. Это помогало расчистить место в зале или большой комнате, ради удобства и при необходимости. Скамьи обычно тоже составляли вместе у стены.
Четверо мужчин внесли насаженную на вертел тушу огромного кабана.
Вскоре запах жарящегося мяса начал наполнять зал.
Великан спрятал меч в ножны.
Он сидел за столом вместе с Ульрихом, которого встретил в лесу раньше, во время ночной стоянки.
Один из тяжелых столов на крепких козлах был поставлен перед помостом так, что противоположный его конец достигал расположенного в центре зала очага.
— Что это за стол? — поинтересовался великан.
— На него поставят жареную тушу кабана, — объяснил Ульрих.
— И тогда от нее отрежут долю героя?
— Да.
— Чей пустой трон стоит на помосте?
— Это трон отунгов, — сказал Ульрих. — Последним королем, который сидел на нем, был Гензерикс.
— Кто он был?
— Он был последним настоящим королем отунгов, — торжественно и печально произнес Ульрих. — Он погиб в бою — это было давным-давно. Хотя он был человеком, герулы уважали его. Они построили погребальный шатер и сожгли в нем тело. И все герулы при этом подняли копья в знак почтения к Гензериксу.
— Теперь на этом троне некому сидеть?
— Да, — кивнул Ульрих.
— Медальон короля с цепью, который был знаком повелителя отунгов, потерялся очень давно, — произнес другой сосед Отто.
— Не понимаю, — пожал плечами великан.
— Это теперь неважно, — ответил Ульрих.
— И больше у отунгов не было настоящих королей?
— Герулы запретили нам иметь настоящих королей, — объяснил Ульрих. — Мы выбираем годовых — королей, которые правят только один год.
— Это неразумно, — возразил великан.
— С точки зрения герулов, это мудро, — усмехнулся Ульрих, — ибо без короля мы разобщены, между кланами постоянно идут раздоры.
— А кто этот вожак на помосте?
— Урта, Создатель Королей, — сказа Ульрих.
— Он и есть король, годовой король?
— Нет, он только Создатель Королей.
— Не понимаю…
— Это время не называлось бы Временем Смерти, когда наши леса закрыты от чужаков, время нашего позора, — горько сказал Ульрих, — мы называем его так потому, что сейчас роды, кланы, семьи сражаются друг с другом за право выбрать короля на следующий год.
— Глупо сражаться за пустой трон, — возразил великан.
— Думаю, да.
— Но что общего имеет с этим доля героя?
— Это оказание почестей, — сказал Ульрих. — Но короля, который дарует эту долю к удовольствию или неудовольствию знати, нет. Поэтому каждый из нас, особенно сильный и воинственный, может потребовать эту долю себе.
— Значит, это могут сделать самые воинственные из кланов или родов? — спросил великан.
— Так обычно бывает, — ответил Ульрих. — Какой род отунгов считает себя ниже других?
— Значит, у вас не только нет короля, не только нет преемственности власти, но и идет война друг с другом, — заключил великан.
— Среди кланов отунгов всегда велись споры, — вздохнул Ульрих.
— Вам нужен король.
— Это верно.
— Но где его найти?
— Может, когда-нибудь кто-нибудь принесет в лес шкуру белого викота.
Великан внимательно посмотрел на собеседника.
— Иначе зачем бы я привел тебя в зал? — добавил Ульрих.
Глава 27
— Рабыня пробуждается, — объявил с помоста Урта.
Отто поднялся со скамьи, где он сидел рядом с Ульрихом, и прошел за столами в переднюю часть зала. Он привык сидеть, привалившись спиной к стене. Почетные места на помосте нравились ему.
Мужчины и даже некоторые женщины, заслышав слова Урты, стали собираться вокруг беспокойно двигающейся рабыни. Среди них был Китерикс. Ульрих шел следом за Отто.
— Она хорошо сложена, — сказал один из отунгов Китериксу.
— Она красива, — добавил другой.
— Я даже не ожидал этого, — признался Китерикс.
Девушка лежала в грязи перед помостом, между столом, на котором стояла доля героя в ожидании дележа, и самим помостом.
Она перекатилась на бок. Теперь она была нагой, как любое животное. Казалось, она удивлена, что не может разнять запястья. Их крепко связали позади ее тела ремнем, достигающем в длину более ярда, с оставленным свободным концом. Девушка издала отчетливое, протестующее восклицание.
У очага, рядом с одной из железных подставок, спиной к ступеням лестницы, ведущей в зал, стоял мужчина в тяжелых перчатках, перекладывая на углях клеймо. Это было обычное клеймо для рабынь, с небольшим, искусно сделанным наконечником, насаженным на ручку. Ручка достигала в длину шести дюймов, и сейчас раскалилась добела. Осмотрев клеймо, мужчина вновь положил его на угли.
— Она мгновенно проснется, — сказал кто-то.
— Принесите плеть, — приказал Урта.
Мужчина принес плеть и встал рядом с рабыней. Рабыня застонала, перекатываясь по грязному полу. Теперь она лежала на правом боку, головой в сторону помоста. Она открыла глаза.
— Где я? — спросила она.
— В зале отунгов, — ответили ей.
— Они сперва медленно приходят в себя, — объяснил кто-то, — таково воздействие напитка.
— Но оно вскоре проходит, — добавил другой мужчина.
Лежа на боку, девушка огляделась, но не увидела ничего, кроме пола, мужских сапог, женской мягкой обуви и подолов юбок свободных женщин.
Казалось, она пытается понять то, что видит, решить, что ее окружает.
Она осторожно коснулась своего бедра и левой груди, с трудом поднеся к ним связанные руки.
Она вновь попыталась разнять запястья.
Затем она перекатилась на живот, протянула руки вперед, за голову, и легла виском на правое предплечье.
Стоящий рядом мужчина поднял плеть, но по знаку Отто вновь опустил ее.
— Что случилось? — спросила рабыня. — Что происходит? Как странно… Не понимаю, ничего не понимаю.
Мужчина усмехнулся.
— Я сплю, — продолжала рабыня. — Вот в чем дело — я сплю. Мне снится, что я рабыня, что я обнажена и связана.
На этот раз рассмеялись несколько мужчин. Рабыня перекатилась на правый бок и опустила руки.
Казалось, ей не хочется просыпаться.
— Понятно, — продолжала негромко бормотать она. — Мне снится, что я рабыня, что я связана и раздета.
Теперь смеялся уже почти весь зал.
С внезапным испугом рабыня открыла глаза.
— Где я? — опять спросила она.
— Ты в зале отунгов, — повторил мужчина. Рабыня окончательно пришла в себя, с недоверчивым видом озираясь по сторонам.
Она резко заворочалась на земляном полу.
— Почему меня раздели и связали? — крикнула она.
Она пыталась встать на ноги, но мужская рука заставила ее остаться на коленях.
Она подняла связанные запястья, обращаясь к Урте.
— Почему меня раздели и связали? — спросила она.
Урта посмотрел на нее, но не ответил. Его лицо было непроницаемым.
— Я Гортанс, дочь Турона! — крикнула она. — Я знатная женщина. Немедленно отпустите меня!
— Разве тебе не снилось, что ты стала связанной и раздетой рабыней? — спросил мужчина.
— Может быть, — испуганно ответила она.
— Значит, сон стал явью.
— Нет! — воскликнула она.
— Наверняка тебе и прежде снились такие сны, — добавил другой мужчина.
— Да, — неохотно призналась она.
— И теперь все они стали явью, — подтвердил мужчина.
— Нет! Нет! — выкрикнула она и дико огляделась. — Я и сейчас вижу сон!
— Нет, — покачал головой мужчина. — Теперь ты совсем проснулась. Ты теперь та, кем и должна была быть всегда — рабыня.
— Не понимаю, — произнесла она. — Как это могло случится?
— Во всяком случае, теперь это твоя реальность.
— И ее справедливость открыл напиток истины, — добавил второй мужчина.
Рабыня огляделась, и не в силах сдержаться, рухнула на пол зала.
Великан осторожно прикоснулся к ней носком сапога.
— Встань на колени, — негромко произнес он, — рабыня Ята.
Она с трудом встала на колени, дрожащая, окруженная толпой мужчин и женщин.
— Опусти голову, — добавил великан. Рабыня опустила голову.
— Она лживая рабыня, к тому же беглая, — проговорил Урта.
— Верно, — кивнул великан.
Урта взял плеть из рук отунга и протянул ее великану.
— Ее надо как следует наказать, — сказал Китерикс.
— Подними голову, — приказал великан. Рабыня быстро взглянула на него.
Великан протянул к ней плеть, и рабыня поспешно прижалась к ней губами, покрывая поцелуями.
— Рабыня! — фыркнула одна из женщин. Негромкие возгласы удовлетворения вырвались у нескольких других женщин.
— Я дам тебе за нее десять овец, — возбужденно предложил Китерикс.
— Не продавайте меня ему, господин! — воскликнула рабыня. — Он простолюдин.
Среди свободных людей послышался откровенный смех.
— Или когда-то был ниже меня, — упавшим голосом добавила рабыня.
— Вот так-то лучше, — заметил великан.
— Он хотел меня несколько лет, — продолжала она, — но я была слишком хороша для него, господин. Я отвергала его сватов. Я относилась к нему насмешливо, но снисходительно. Я изводила его своим высокомерием, постоянно унижала его. Я высмеивала его при людях. Как я презирала его! Просто не могла его видеть! Стоило взглянуть на него, и меня била дрожь! Умоляю, господин, не позволяйте ему домогаться меня!
— Домогаться рабыни? — усмехнулся великан.
— Простите меня, господин! — воскликнула она. — Только не продавайте меня ему, прошу вас!
— Я дам за нее одиннадцать овец, — сказал Китерикс.
— Неужели тебе нужна лживая беглая рабыня? — удивился великан.
— Накажи ее как следует, — усмехнулся Китерикс, — и она вскоре будет послушной.
— Не продавайте меня ему, господин! — плакала девушка.
— Двенадцать овец, — предложил Китерикс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40