— Я дал бы, — чуть слышно произнес Пыдрус. — Но сейчас моя рекомендация недействительна. Позавчера первичная организация исключила меня из партии.
— Извините,— пробормотал Роогас.
«Почему Роогас извиняется?» — подумал Пыдрус. Одновременно он упрекнул себя за то, что сказал Роогасу об исключении из партии. Теперь он неправильно поймет его. Взволнованно сказал:
— Самое важное, чтобы мы чувствовали себя коммунистами. И оставались бы ими в любой обстановке.
Майор Роогас понял, что прошедшие события сде« лали его болезненно чувствительным. Многое изменилось, и теперь его добровольный уход из милиции был бы просто паникерством, подтверждением того, что он не хочет сиять сужающие кругозор наглазники. Уже сам факт, что четыре года тому назад ему предложили пойти работать в государственную автоинспекцию, подтверждает: к нему относятся без какого бы то ни было предубеждения. Будь он помоложе, он мог бы снова стать военным.
Разумом он понимал все. Но в подсознании что-то насторожилось. И это что-то мешало. Сегодня оно препятствовало ему вступить в партию, порой советовало помолчать, это что-то нашептывало ему — смотри, ты все еще только майор, майор милиции.
Это были дрянные мысли. Роогас ненавидел неожиданно возникавшие налеты пессимизма, но до сих пор не в силах был избавиться от них. Удастся ли ему это когда-нибудь, он не знал. Но избавиться от них хотел.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 1
Так Реэт его еще не целовала.
Лапетеус полулежал на сиренево-лиловом диване за сиренево-лиловой дверью, опираясь на груду подушек различного цвета и размера. Реэт склонилась над ним.
— В облисполкоме ты не должен повторять ошибку, которую делал в нашем министерстве,— прошептала она, по-детски вытягивая губы.
Лапетеус обнимал ее мальчишески узкие бедра.
— Кто из нас без ошибок, — сказал он и ощутил, что сейчас Реэт совсем иная, чем обычно. Теплее, естественнее, душевнее.
Реэт продолжала шептать:
— Не делай всего сам, загружай подчиненных. Лапетеус улыбнулся.
— Ты замечательная!
Реэт снова поцеловала его. Он крепко прижал ее к себе.
— Какой ты... горячий,— она вырвалась из его рук и скрылась в соседней комнате.
Лапетеус подумал, что и сегодня все окончится, как всегда. В этот момент он презирал Реэт. Ее обманчивые поцелуи, ужасающее самообладание, притворство.
Она вернулась, одетая в утренний халат.
Лапетеус обнял ее.
Когда все осталось позади, Реэт призналась:
— Я ожидала этого так же, как и ты. С тех пор как первый раз увидела тебя. Я не хотела стать твоей любовницей. Я хотела тебя насовсем. Или теперь я больше не нравлюсь тебе?
— Ты нравишься мне все больше.
Эту ночь Лапетеус спал на сиренево-лиловом диване.
— Удивительно, что наши мечты никогда не исполняются,— говорила утром Реэт, утомленная ласками Лапетеуса.— Жаль, что партийным запрещено идти в церковь. Мы были бы красивой парой. Высокие стройные люди всегда составляют красивую пару. Ты во фраке, я в снежно-белом платье до самого полу. Церковь сверкает в огнях. Пастор суров и торжествен. Играет орган. За нами стоят подружки и шафера. Двенадцать-пар. Почему-то я хотела бы, чтобы их было двенадцать. Я бы все устроила. Орган, пастора, шаферов во фраках и подружек в белых шелковых платьях. Но ты член партии, в церковь не смеешь и ногой ступить. Особенно теперь, когда тебя выдвинули. Но свадьбу я хочу. Шикарную свадьбу. И ты будешь во фраке, ладно, Андрее?
Лапетеус подумал, что они действительно были бы примечательной парой. Хорошо, что Реэт не требует церковного венчания. Она чертовски реально подходит к жизни.
— Фрак? Фрака я не надену.
— Разве вам нельзя носить фрак? Наивность Реэт рассмешила Лапетеуса.
— Нельзя. И смокинг нам носить нельзя. Можно черный костюм. Но и его только в государственные праздники.
— Не смейся, дорогой. Все же это ужасно. Сделать таким прозаичным самый красивый момент в жизни женщины! Почему вы не любите красоты, приподнятости, праздничности? Я всегда спорила с теми, кто говорит, что отдельный индивид, со своей личностью, со своими радостями, заботами и страданиями, исчезает в массе. Даже персональная зарплата, которую ты теперь начнешь получать, подтверждает, что советская власть не стрижет всех под одну гребенку. Но все же вы остались прозаичными. Женщине нужна праздничность, почему вы этого не понимаете?
Лапетеус смотрел на груди Реэт. Он не ошибся, они действительно были девически упругими и округлыми.
— Ты пригласи на свадьбу председателя. Не бойся, я организую все так, что стыдиться тебе не придется. Ни праздничного стола, ни гостей. Мои знакомые знают, где что делагь и говорить. Они полностью советские люди. Свадьбу отпразднуем здесь, у нас. Если раздвинуть стеклянные двери, из двух комнат получится просторный зал. Пятьдесят гостей свободно поместятся у стола. В угловой комнате будем танцевать. Мы все хорошо продумали с архитектором. Обними меня крепче. Не терплю мужчин с вялыми мускулами. Стисни так, чтобы дыхание сперло. Еще крепче! Ты, наверно, мог бы взять меня силой. Приему ты не попытался?.. Не забывай, что я должна идти на работу. Когда у нас будет своя машина, тогда мы сможем подольше оставаться в постели.
В переполненном вагоне электрички была давка, и Лапетеус подумал, что когда он переберется в Нымме, то наладит дело так, чтобы по утрам за ним приходила машина. И своя машина не помешала бы. Реэт замечательная женщина, она бесспорно организует все.
Неожиданно припомнилась Хельви. Совершенно неожиданно, так как в присутствии Реэт он никогда не вспоминал о Хельви. Реэт целиком захватила его. Ему припомнилась не столько Хельзн, сколько ее высоко поднятая рука. Он часто видел эту руку перед глазами, и это видение всегда больно задевало его сейчас также.
Реэт вполголоса тараторила:
— Думаю, что на приготовление к свадьбе у меня уйдет не больше месяца. Учти это. А то, поди знай, вечером в день свадьбы уедешь в командировку. Я тебя никуда от себя не пущу. После сегодняшней ночи я не верю, что тебя из одной командировки в другую гнали служебные дела. Теперь в твоем распоряжении машина, и область не велика, чтобы ты не успел к вечеру вернуться. За месяц я управлюсь со всем. Хотя у тебя и есть темный костюм, надо сшить новый. Я достану хороший черный материал. Знаю человека, через которого можно получить настоящий английский товар. Есть у меня и знакомый портной.
Лапетеус слушал. Привидевшаяся рука Хельвн исчезла, ему снова было хорошо.
— Ты получишь плохого мужа, — сказал он, шепелявя и подражая маленькому ребенку.— Очень плохого, такого, который до полуночи сидит в своем кабинете или постоянно в отъезде. Передумай, пока не поздно.
Теперь, когда Реэт больше ничего не запрещала ему, он снова обрел самоуверенность, даже некоторое чувство превосходства. Как в начале их знакомства.
— Ты женишься на плохой женщине,— ответила Реэт.—На женщине, которая и не думает делить тебя с работой или с командировками. По меньшей мере до тех пор, пока ее большой железный мальчик не надоест ей.
Последние слова неприятно подействовали на Лапе-теуса. В его самоуверенную успокоенность будто капнули что-то желчно-горькое. И он подумал, как думал много раз, возвращаясь от Реэт, что она женщина с холодной душой. Чувственная, жадная на ласки, но холодная. «Любит ли она меня?» — спросил он себя и испытующе посмотрел ей в глаза.
— Не смотри на меня так. Мы в вагоне, а не в постели.
— Ты говоришь о свадьбе, Реэт. Но я еще не объяснялся тебе в любви.
В глазах Реэт что-то переливалось.
— На нас уже смотрят, Андрее. Встречай меня вечером. Пойдем вместе к портному.
Лапетеусу снова стало хорошо.
— В котором часу ты освободишься?
— Сегодня я тебя в юсти не зову. У меня много хлопот. Не шутка — управиться за один месяц. Председатель придет на свадьбу? Вы достаточно хорошо знакомы? Если сейчас ты еще не знаешь его в должной степени, то двух недель достаточно, чтобы он начал ненить тебя. С ним ты должен вести себя по-другому, чем с нашим министром. Наш министр рохля, а этот, как говорят, любит, чтобы все безусловно признавали его авторитет.
Ее слова не понравились Лапетеусу.
— Ты самолюбив, я знаю,— продолжала она, заметив, как изменилось выражение его лица.— Извини меня, но я так счастлива. Если ты не хочешь, мы и не будем праздновать свадьбу. Зарегистрируемся в загсе, купим бутылку вина и пойдем спать.
На ресницах Реэт блеснула слеза.
— Ты замечательная,— шепнул Лапетеус.
Расставаясь на вокзале, Реэт напомнила, чтобы Лапетеус не забыл ее встретить. Она предварительно договорится с портным по телефону.
2
В облисполкоме Андрее Лапетеус не берег своего времени и энергии. По вечерам он уходил одним из последних и никогда не опаздывал по утрам. Точно за двадцать пять минут до начала работы его ожидала машина, в город они добирались за десять минут. Работал он по твердому распорядку. Записная книжка, куда он с педантичной последовательностью заносил все требующие разрешения вопросы, напоминала о том, что предстояло сделать. Он ничего не забывал, ничего не пропускал. Завел учет решений исполкома и собственных распоряжений и постоянно проверял ход их выполнения. И теперь он не довольствовался докладами и отчетами, а часто выезжал в районы. Обычно он возвращался к вечеру, довольный собой, в хорошем настроении. Реэт ожидала его и не отпускала домработницу, которую называла хозяйкой и своей помощницей. Быстро накрывали стол для ужина, потом вместе с Андресом она поднималась наверх.
К подчиненным Лапетеус относился строже, чем раньше. В отделах, которыми он руководил, быстро поняли, что общие разговоры его не удовлетворяют. В каждом отделе он требовал конкретности, точных данных, знания обстановки. Неоднократно предупреждал своих подчиненных, чтобы они не пытались либе-ральничанием добиваться дешевой популярности; он и сам недолюбливал панибратское похлопывание по плечу. И в министерстве он не легко сходился с товарищами по работе, теперь он держался от них на еще большей дистанции.
Свадьба прошла хорошо. Правда, Лапетеус немного побаивался ее — круг знакомых Реэт был ему недостаточно известен, поди знай, что может произойти. Донесут о чем-нибудь — а доносчиков пока что хватало,— потом доказывай, что ты не дружишь черт те с какими элементами. Из военных товарищей на свадьбу пригласил только Виктора Хаавика. Подумал о Пыдрусе и Ро-огасе, но нашел, что либерализм такого сорта может принести только неприятности. О Паювийдике и не вспомнил. Особенно тронула Лапетеуса деликатность Реэт. Она не отступилась от своего желания, чтобы у них были обручальные кольца, но свое кольцо надела только после ухода гостей. Вне дома и узкого круга друзей Реэт никогда не носила его. Лапетеус тоже привык по вечерам носить кольцо. Меняя ботинки на тапочки, он одновременно надевал на палец тоненькое золотое кольцо.
Реэт по-прежнему называла Андреса железным человеком.
— Я не ошиблась в тебе,— часто говорила она.— В нашем министерстве ты просто киснул. Я верю, твердо верю, что ты способен и на большее.
В таких случаях Лапетеус ухмылялся. Ему нравилось, как Реэт ворковала в промежутках между ласками. Он и сам верил, что руководил бы областью не хуже, чем теперешний председатель исполкома, но не признавался в этом даже Реэт.
— Ты должен заводить крепкие связи в самых высоких кругах,— наставляла она.— Приглашай к себе в гости. У тебя уже положение, вряд ли тебе откажут. Дома у нас красиво, можно ни перед кем не стыдиться. Дядя, когда будет приходить начальство, может уйти. Он это понимает, не такой глупый человек, как ты думаешь.
— Чем твой дядя раньше занимался?
Этот вопрос давно уже вертелся на языке у Лапетеуса. Он хотел выяснить его еще до свадьбы, но различные дела оттеснили вопрос о социальном происхождении дяди на задний план. В конце концов дядя Реэт — шестидесятивосьмилетний старик, пенсионер, и он ему не родственник. Но лучше знать все.
— Держал мельницу.
Лапетеусу показалось, будто его обманули. Он раздраженно буркнул:
— Мельницу и усадьбу в семьдесят гектаров? Реэт удивилась.
— Откуда ты знаешь?
— Когда он переехал в город?
— В сорок шестом году.
— Срубил лес, продал скот, зерно отвез на рынок в Ленинград и спрягался от колхозов в город. Построил в Нымме дом и из осторожности записал его на твое имя.
Реэт молчала. Впервые в жизни она не знала, как вести себя с мужем.
— На каком основании он получает пенсию? Теперь вспылила Реэт.
— Моя анкета чиста — дядя чужой человек и в счет не идет. Твоей анкеты я не запачкаю. А вот твоя военная жена — прихвостень врагов народа.
Пораженный Лапетеус потерял дар речи.
— Я все знаю,— всхлипывала Реэт. — Вы жили вместе три года, и все ожидали, что вы поженитесь. Ты мне об этом и слова не сказал. Подлый человек! Теперь и я недостаточно хороша для тебя! Карьерист!
К утру они, правда, помирились, но Лапетеус понял, что их сожительство не будет таким, на какое он надеялся. Не поторопился ли он вообще с женитьбой? Нет, Реэт умная женщина, она знает, где как вести себя, старался успокоиться Лапетеус. Но кто ей рассказал? Виктор? Едва ли. А если она просто заставила Виктора проболтаться? Реэт умеет расспрашивать с невинным видом, а потом связывает отдельные факты в одно целое. Когда она успела? Лапетеус вспомнил, что Хаавик рассказывал ему о разговоре Хельви и Пыдруса в кафе, и подозрение показалось правдоподобным. Ладно, рассуждал он дальше, Виктор мог черт знает что наболтать обо мне. Но откуда Реэт взяла, что я не женился на Хельви потому, что опасался испортить свою карьеру? Если на это намекнул Хаавик, тогда он подлец. А ее пи Реэт сама думает обо мне так?
Лапетеус заверял себя, что он вообще не бросал Хельви. Их отношения прекратились хорошо и естественно, как это нередко случается в жизни. И тут же ошути . что это неправда. «Почему я... отошел от Хельви?» Зтст неожиданно возникший вопрос удручающе подействовал на Лапетеуса. Он заставил себя думать о других вещах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31