Происшествие с Андресом Лапетеусом
Роман
(эст.)

ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Майор Лаури Роогас все еще отказывался верить собственным ушам. Он попросил повторить фамилии людей, пострадавших при автомобильной аварии.
Из телефонной трубки донесся хриплый бас:
— «Волгой» ЭСБ 73-93 управлял Андрес Адович Лапетеус, «Москвичом» ЭСБ 91-92 — Виктор Петрович Хаавик. С ним в машине находилась Реэт Иоханнесовна Лапетеус. Мы успели выяснить, что она жена водителя «Волги».
Нет, ошибки не было.
Вдруг Роогасу почудился голос Лапетеуса: «Будь я тогда так умен, как сейчас, я не отпустил бы тебя из Вильянди». Голос был таким явственным, что казалось, Лапетеус стоит рядом...
Майор взволнованно спросил:
— Как состояние пострадавших?
— Андреса Лапетеуса и его жену увезли на «скорой помощи» в больницу. Оба без сознания. По предварительным сведениям, его состояние почти безнадежно. Водитель «Москвича», гражданин Хаавик, погиб на месте.
Майор Роогас был подавлен услышанным. Он позабыл, что является работником Государственной автоинспекции, что ведет деловой разговор с дежурным по городу. У него возникло ощущение, будто он в какой-то мере повинен в происшедшем несчастье.
Из телефонной трубки снова послышалась речь.
Видимо, лейтенант Филиппов решил, что майор ожидает подробностей.
— Авария произошла из-за большой скорости «Волги» и неосторожного обгона ею шедшего впереди грузовика. Машины столкнулись в тот момент, когда «Волга» поравнялась с грузовиком. Или почти поравнялась. Водитель «Волги» был в нетрезвом состоянии и своевременно не заметил встречного «Москвича». Катастрофа была уже неизбежна. Виновата целиком «Волга».— Трубка немного помолчала, потом прозвучало менее официально: — От него несло, как из пивной бочки.— И еще:—Странное совпадение — в одной машине муж, в другой — его жена.
Майор Роогас вспомнил, что жена Лапетеуса должна была находиться в деревне, а Хаавик вроде бы в Раквере.
Чувство, будто он один из виновников аварии, становилось все сильнее. В то же время ему казалось необъяснимым, что жена Лапетеуса и Хаавик ехали в одной машине. Но больше всего взволновало Роогаса то, что он всего лишь вчера поздно вечером ушел от Лапетеуса. Провожая его, тот и произнес эти слова: «Будь я тогда так умен, как сейчас, я не отпустил бы тебя из Вильянди». Лапетеус словно оправдывался. Почему — Роогас не понял. Он крепко пожал руку радушному хозяину и сказал: «Тебе и Каартна я всегда буду благодарен». И сказал это не из вежливости. Хельви Каартна и Андрее Лапетеус поддержали его тогда, когда ему было труднее всего.
Теперь Роогасу припомнилось, что в свое время Каартна и Лапетеус намеревались пожениться. И что вчера Хельви не пришла.
Потом Роогас спросил себя, почему Лапетеус пригласил их всех в гости — его, Оскара Пыдруса, Антса Паювийдика, Виктора Хаавика и Хельви Каартна. Двое последних, правда, не пришли, но все же они были приглашены. Просто захотелось повидать старых боевых друзей, объяснил Лапетеус. Но у него явно были и другие причины...
Вечер прошел холодно, принужденно. То ли потому, что Лапетеус стал далек им, то ли по какой-то другой причине.
Не помогли водка и коньяк, которых на столе было более чем достаточно.
Но тут в майоре Лаури Роогасе проснулся работник автоинспекции. И он сказал себе, что выпивал за одним столом с человеком, вызвавшим катастрофу. Поэтому несет косвенную ответственность за то, что произошло. Но сразу же ощутил, что не из-за этого чувствует он себя виноватым. Из-за чего-то другого.
Лапетеса и Хаавика считали друзьями. С другими отношения Лапетеуса прервались, знакомство с Хаавиком продолжалось. Это сказал вчера вечером сам Лапетеус. Роогас подумал, что, когда он ушел, Пыдрус и Паювийдик еще остались. Вспомнились и резкие слова Паювийдика: «На самом-то деле я тебе не нужен. Ты пригласил меня не ради меня, а ради себя». Потом Паювийдик и Лапетеус помирились, но что сказано, то сказано.
Хаавик не пришел. Не пришла и Хельви Каартла. Она попросила Пыдруса извиниться за нее и передать, что очень сожалеет, но занята по работе.
И еще вспомнил майор Роогас, что когда-то, кажется в сорок шестом году, когда Лапетеус и Хельви демобилизовались, он предложил им свою квартиру и чуть не поссорился из-за этого с Лапетеусом.
Следующая мысль была непосредственно связана с несчастьем. По всей вероятности, Лапетеус еще долго выпивал с Пыдрусом и Паювийдиком, они опоздали на последний автобус, пропустили электричку. Тогда Лапетеус повез Пыдруса и Паювийдика на своей машине. На обратном пути и произошло столкновение. Пыдрус и Паювийдик не должны были позволить Лапетеусу выехать из гаража. Но кто, подвыпив, думает, чем может окончиться такое легкомыслие...
Как лейтенанту Филиппову, так и майору Роогасу казалось сверхстранным совпадение, что в машине, на которую налетел Лапетеус, оказались его друг и жена. Жена, которая, по словам Лапетеуса, должна была где-то в деревне ухаживать за больной > теткой, и друг, который вечером звонил ему из Ракйере.
Каким образом Хаавик и жена Лапетеуса попали в одну машину?
Роогасу не хотелось думать об этом. Он сказал себе, что задача его — старшего государственного инспектора — заниматься не взаимоотношениями пострадавших, а фактическим материалом дорожной аварии.
Роогас почувствовал жалость к Лапетеусу. Ему довелось расследовать десятки дорожных катастроф и видеть гнетущие картины вдребезги разбитых машин. Он представил себе «Волгу» со спрессованным в гармошку передком, с мотором, сбитым на сиденье водителя. Там с вдавленной грудной клеткой лежит человек, накануне радушно угощавший его. Человек, вместе с которым в один день, почти в один час он был ранен под Великими Луками.
О Викторе Хаавике майор Роогас как-то позабыл. Или не хотел о нем думать. Хотя он и знал Хаавика точно столько же лет, сколько и Лапетеуса.
В городской инспекции Роогас почти ничего нового не услышал. По показаниям водителя грузовика, «Волга» шла со скоростью восемьдесят — девяносто километров в час. Шла с дальним светом и мигала левым подфарником. А грузовик якобы не мог дать ответного сигнала, потому что навстречу шел «Москвич», скорость которого была не более шестидесяти километров. «Москвич» своевременно переключил дальний свет на ближний. Все это, как и данные тщательного осмотра на месте аварии, подтверждали одно и то же: пьяный Андрее Лапетеус, обгоняя идущую впереди машину, со всего хода врезался в шедший навстречу «Москвич». Хотя водитель «Москвича» пытался в последний момент свернуть вправо, он все же не смог избежать несчастья. «Волга» на полной скорости ударила «Москвича» со стороны левой фары.
— От него несло, как из пивной бочки, — повторил дежурный лейтенант Филиппов.— Я прибыл на место одновременно со «скорой помощью».
Из больницы на телефонный звонок ответили, что Лапетеус в сознание еще не пришел.
Ночное происшествие не давало покоя Роогасу. Чем бы он ни занимался, мысли его все время возвращались к Лапетеусу.
Дня три-четыре тому назад тот позвонил ему.
— Прошу майора Роогаса.
— Я слушаю.
— Говорит Лапетеус. Должны бы знать, если не забыли. Привет!
— Привет! Я помню вас очень хорошо. Мы уже много лет не встречались.
— У всех много работы, хлопот. Вот у меня и возникло желание повидать старых боевых друзей, Поболтать с ними. Не навестите ли вы меня в воскресенье вечером? Придут Пыдрус, Каартна, Хаавик и Паю-вийдик.
— Большое спасибо за приглашение.
— Я буду очень рад, если вы не откажетесь. Я живу в Нымме на Моховой улице, номер семнадцать. Вам, как специалисту по транспорту, наверно, не нужно точнее объяснять, где это?
— Приду обязательно.
— Чудесно. Мы отдалились друг от друга, это нехорошо. Итак, жду вас в шесть часов или в восемнадцать ноль-ноль, как мы говорили, поднимаясь в атаку. Моховая, семнадцать, не забудьте. До свидания в воскресенье вечером.
Приглашение Лапетеуса было неожиданным. Роо-гас попытался вспомнить, когда они последний раз виделись. Лет семь-восемь тому назад, быть может, и больше. Конечно, больше. Тогда Лапетеус еще работал в Министерстве лесной промышленности. Теперь он директор комбината.
Познакомился Лаури Роогас с Андресом Лапетеусом в конце декабря 1942 года в бою за небольшой каменный дом. Вернее, за развалины этого дома. Потому что огонь артиллерии снес его крышу и наполовину разрушил стены.
2
Тогда пятая рота прямой атакой прорвалась в развалины. Первый взвод получил приказ закрепиться здесь. Остальные взводы роты вместе с другими подразделениями батальона продолжали наступление на правом фланге. Немцы неожиданно бросились в контратаку и оттеснили батальон на исходные позиции. Первый взвод оказался отрезанным.
Люди заметили, что их взвод окружен, только тогда, когда в наполовину засыпанном битым кирпичом двер-цом проеме, в который они пролезали час тому назад, появилась фигура немца. Дверь была на западной стороне дома, и там полагалось быть своим. Первый взвод все время стрелял в восточном направлении, откуда приближались немцы. А теперь вдруг сзади сгорбилась фигура в синевато-зеленой шинели. Паювийдик дал короткую очередь из автомата, и фриц, захрипев,
упал на кирпичи. Там он лежал какое-то время, потом тот же Паювийдик столкнул коченеющее тело за кучу битого камня. Кровь на кирпичах еще дымилась. Роогас видел это с какой-то особой ясностью. И то, что кирпичи словно ожили. Они зашевелились, и в воздух взметнулись осколки камня и льда.
Пули рикошетом врезались в перегородку, выбивая в ней новые щербинки.
В развалинах осталось немного бойцов. Двадцать два человека, считая командира взвода младшего лейтенанта Лапетеуса, заместителя командира батальона по политчасти капитана Пыдруса и представителя штаба дивизии капитана Роогаса. Сгоряча младший лейтенант хотел было скомандовать своему взводу отступать. По тут же сообразил, что отступление означало бы верную смерть. Если немцы отбили свои старые позиции, взвод, пересекая открытое ноле, попадет под перекрестный огонь. Другое дело — попытаться уйти из развалин дома через несколько часов, когда стемнеет. Возможно, несмотря ни на что, он все же решил бы пробиваться немедленно. Угнетало сознание, что отрезаны. Оно душило, парализовало разум.
Но рядом с Лапетеусом, пригнувшись, выглядывал в окно комиссар, и это удержало его. На чужого капитана, неизвестно как сюда попавшего, он внимания не обратил бы.
Сами, без всякой команды, люди начали отстреливаться.
Больше Лапеге>с не видел ни одного немца.
Капитан Пыдрус сказал ему:
— Нужно беречь патроны.
Рядом с домом разорвались две-три мины. Трудно было понять, откуда они прилетели.
— Ох ты, черт! — сказал кто-то, наполовину ругаясь, наполовину причитая.
Напряженно прозвучал вопрос капитана Роогаса:
— Нет ли где-нибудь бесхозного автомата или винтовки?
Примерно полчаса немцы стреляли по всем дверным и оконным проемам. Командир третьего отделения был убит, и капитану подали автомат.
Потом стало тише.
Не ожидая приказа, солдаты залегли у всех окон и у пробитых снарядами отверстий в стенах.
Снова загрохотали мины. Одна из них упала прямо на перегородку. Двоих ранило.
— Соображаешь, откуда лупят? По-моему, наши минометы. Вдруг не знают, что мы здесь?
Это говорил младший сержант Хаавик рядовому Паювийдику.
— Я не удивился бы. Воюем, словно няньки из детского сада. Но сейчас по нас кроют фрицы,— ответил Паювийдик.
— Ночью надо бы сматываться, — высказал свое соображение Хаавик.
Паювийдик потер колено и сказал:
— Смерть одна — что тут, что там. Разрывы мин участились.
Лапетеус распорядился, чтобы на каждой стороне дома осталось по два караульных. Остальным приказал укрыться в подвале.
Офицеры посоветовались между собою. Вскоре все узнали, что развалины решено защищать любой ценой.
Когда стемнело, огонь миномета прекратился Па ночь командир взвода разбил людей на две группы. Одни остались отдыхать в подвале, других он расставил у окон. Но никто не смог сомкнуть глаз. В десять часов и в четыре часа ночи немцы под покровом темноты пытались прорваться в развалины. Их отбили.
К утру осталось двенадцать боеспособных человек. К следующей ночи только пять: Лапетеус, Пыдрус, Роогас, Паювийдик и Хаавик.
Счастье, что фрицы почему-то оставили их в покое.
Никто из пятерых не спал и в эту ночь. Разве что кроме Паювийдика, умевшего вздремнуть в промежутке между собственными выстрелами.
Мучали бессонница, голод и жажда.
Рано утром осколками мины ранило Лапетеуса и Роогаса.
В 10.00 наши орудия и минометы открыли плотный огонь. Снаряды рвались и в развалинах.
—- Нас считают уже трупами,— крикнул Хаавик Паювийдику.
Тот спросил:
— Махорка у тебя есть? Нет? У меня есть. Бери, скручивай.
Вскоре началось наступление.
Паювийдик и Пыдрус стреляли по немцам, пробегавшим мимо развалин.
Хаавик лежал за грудой кирпича у западной двери и выглядывал наружу. Но он никого не видел.
После того, как подразделения их полка дошли до развалин и прошли дальше, Пыдрус распорядился отправить раненых на перевязочный пункт. Вечером младший лейтенант Лапетеус вернулся из санитарного батальона. Роогаса, у которого было ранение в легкие, эвакуировали в тыл.
Паювийдик, чертыхаясь, разыскивал хозвзвод. У него сосало под ложечкой, и он ругал поваров, запропавших черт те куда.
Хаавик доложил командиру батальона подробности (^бороны развалин. Он же написал заметку в дивизионную газету, вскоре ему дали орден Красной Звезды...
3
Вдруг майор Роогас сообразил: Андрее Лапетеус пригласил в гости только тех, с кем он до последнего оборонял развалины. Припомнилось и то, что он и Лапетеус после боя несколько сблизились. Они не стали хорошими друзьями, но время от времени он ощущал потребность пойти в пятую роту второго батальона, где Лапетеус был уже командиром роты. Там он встречал и Паювийдика и Хаавика, которого потом послали в военную школу на ускоренные курсы подготовки офицеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31