Таким образом нам удавалось избегать
нежелательных встреч; лишь один раз, стоя на опушке леса, мы увидели вдали
отряд конных мутантов (с такого расстояния я не разобрал, отличаются ли их
скакуны от нормальных лошадей). Ручьи и небольшие речки, которые можно
было перейти вброд, попадались нам довольно часто, так что мы не
испытывали недостатка в воде. Питались мы мелкой живностью, которую Эрмара
подстреливала из своего арбалета, а также лесными плодами.
Естественно, на протяжении всего пути я приставал к ней с расспросами
о мире, лежащем к югу от королевств. Вот что - насколько можно верить ее
словам - мне удалось узнать.
Большинство мутантов обитает в центральных и частично - западных
районах континента. У мутантов нет единого государства или государств, а
также крупных городов; их общество состоит из кванов (возможно, это слово
- видоизмененное "клан"). Кван - это община, объединяющая население одного
или нескольких близлежащих селений. На севере Диких Земель расстояния
между кванами довольно велики, но к югу плотность населения повышается.
Однако даже и там кваны живут достаточно обособлено, основные связи между
ними - торговые; существует также обмен, который в мою эпоху назвали бы
научно-техническим, и подчинение некоторым общим законам. У мутантов нет
аристократии, как нет вообще наследственных разделений. Во главе кванов
стоят кваиты - выборные лидеры, имеющие довольно широкие полномочия;
власть их, однако, обычно ограничивает Малое собрание - что-то вроде
совета старейшин. По особо важным вопросам жизни квана созывают Большое
собрание, в котором может участвовать любой взрослый член квана. По
вопросам, касающимся всех мутантов, собирают Совет Кваитов; первичная
инициатива созыва Совета может исходить от лидера любого квана. Если
особого повода не возникает, Совет все равно собирается раз в два года.
Обычно Совет принимает общие для всех законы и координирует военную
политику. Мутанты не воюют друг с другом: постоянная угроза вымирания и
истребления научила их высоко ценить жизнь своих соплеменников. По той же
причине не ведут они и кровопролитных завоевательных войн против внешних
врагов, ограничиваясь активной обороной и набегами с захватом пленных,
хотя всегда находятся горячие головы, мечтающие о покорении всего
континента. На протяжении столетий подобные деятели несколько раз
предпринимали попытки объединить мутантов в единое государство с сильной
центральной властью, но всякий раз такие попытки приводили к междоусобным
столкновениям, а потому теперь решительно пресекаются в зародыше.
Наиболее непримиримыми врагами мутантов являются королевства севера.
На востоке, между страной мутантов и океаном, простираются джунгли,
населенные дикарями, которые никогда не покидают свои леса. На юго-востоке
начинается полоса бесплодных земель, отделяющая земли мутантов от джунглей
и постепенно переходящая в пустыню, за которой, по слухам, тоже живут
какие-то люди. На юго-западе находится негритянское государство -
совершенно закрытое кастовое общество с абсолютной монархией и сильными
позициями теократии, по уровню технологий уступающее мутантам и северянам.
Обычных белых там обращают в рабов, но мутантов предпочитают не трогать,
считая, что им покровительствуют духи зла. Наконец, на юге лесостепь
постепенно переходит в сплошные степи, где обитают кочевые племена,
состоящие из мутантов и обычных людей. Кочевники - совершенные варвары, к
тому же враждующие друг с другом; однако южные земли "цивилизованных"
мутантов порой страдают от их набегов. Что находится дальше к югу, Эрмара
не знала.
Мутанты, вынужденные постоянно бороться с внешним врагом и
собственными физическими недостатками, с большим уважением относятся к
науке и прогрессу. Они вообще ведут себя более разумно и прагматично, чем
жители королевств; ведь и человек, в конце концов - ничто иное, как
обезьяна-мутант, вынужденная компенсировать физическое несовершенство с
помощью мозга. Их технологический уровень, таким образом, выше, чем у
северян, однако до высокоразвитой цивилизации им все же далеко. У них есть
машины, приводимые в движение водяными колесами, но использовать пар они
не умеют. Не известно им также книгопечатание. Возможно, скоро они
изобретут - если уже не изобрели - порох; тогда неустойчивое военное
равновесие между мутантами и их врагами нарушится не в пользу последних.
По понятным причинам, мутанты весьма искусны в медицине. Помимо
собственных достижений, они сохраняют некоторые обрывки знаний цивилизации
Проклятого Века; так, они имеют представление о генетике и радиации, хотя
и не понимают механизма этих вещей. Эрмара подтвердила мне, что в Диких
Землях еще существуют опасные радиоактивные зоны, хотя их довольно мало.
Как оказалось, некоторые мутанты способны чувствовать радиацию, как
обычный человек чувствует тепло; благодаря им в основном и установлены
границы опасных зон.
Узнав, что мутанты уважают науку, я подумал, что могу быть полезен им
своими знаниями, и осторожно выяснил у Эрмары, как ее народ относится к
хроноперебежчикам. Но ее ответ меня разочаровал: оказывается, мутанты
любят перебежчиков не больше, чем северяне. Правда, причина здесь не
религиозная, а более рациональная: соплеменники Эрмары считают - и, надо
сказать, они правы - что во всем, что случилось с миром, в частности, и в
их мутациях, виноваты мы. Стало быть, и в этой стране для меня не было
места.
Мутанты в целом нерелигиозны, хотя стопроцентные атеисты составляют
меньшинство. Более распространена другая концепция: "есть бог или нет - мы
не знаем, и нет нам до этого дела; во всяком случае, помощи от него не
дождешься." Все это не мешает существованию множества суеверий и легенд о
разных фантастических существах, лесных и водяных духах. Имеются и
несколько религий, в основном возникших на базе конфессий, существовавших
еще в мое время. Религиозная нетерпимость, однако, отсутствует. Церкви
существуют на общественных началах и не имеют никаких привилегий; ни одна
из них не считается главной.
Поскольку общество мутантов децентрализовано, у них нет постоянных
силовых структур. Военные операции осуществляются сборными отрядами
кванов, которые формируются по соглашению между кваитами. У каждого квана
имеется своя милиция, следящая за порядком в своей общине; судьей является
кваит или назначенное им лицо. Поскольку чего-либо типа федеральной
полиции не существует, бегство в другой кван с высокой вероятностью
спасает преступника от ответственности; поэтому искушению нарушить закон
противостоят очень суровые наказания. Узнав об этом, я задал Эрмаре давно
мучивший меня вопрос, как же она решилась не только помочь моему бегству,
но и дезертировать из отряда; на это она беспечно ответила, что была в
отряде единственной представительницей отдаленного квана, и вряд ли
кто-нибудь сможет сообщить о ее преступлении ее землякам.
Однако это, конечно, не могло объяснить поступка Эрмары. Неужели
любовь с первого взгляда, заставившая забыть о долге? При всем моем
отвращении к подобной романтической пошлятине приходилось рассматривать и
эту версию. Но Эрмара отнюдь не походила на взбалмошную истеричку,
теряющую голову от мгновенно вспыхнувшей страсти. Да и поведение ее не
походило на поведение влюбленной, она не делала никаких шагов к сближению.
Ждала инициативы с моей стороны? Но я знал с ее слов, что в обществе
мутантов установлена полная эмансипация. К тому же, если мутанты не
кажутся нормальным людям симпатичными, то и люди вряд ли нравятся мутантам
- у каждой расы свои идеалы... Что же тогда? Жест великодушия? Она поняла,
что я заметно отличаюсь от обычного солдата с севера, и решила спасти меня
от жалкой участи? Или же за всем этим крылась какая-то ловушка? Но Эрмаре
и ее квану часть добычи полагалась на законном основании, ей незачем было
похищать меня. Постепенно я даже стал стыдиться своих подозрений: ведь
Эрмара полностью доверяла мне, хотя знала, как северяне относятся к
мутантам, и не могла не понимать, что я мог бы, к примеру, напасть на нее,
когда она спит.
Наш путь занял четыре дня. К утру пятого, петляя между лысыми
холмами, мы вышли к чахлой рощице достаточно унылого вида. Продравшись
сквозь колючий кустарник и сухие ветки, мы оказались перед приземистым
каменным строением, сооруженным неведомо кем и когда. Дом врос в землю
почти по окна, закрытые тяжелыми ставнями. На прогнившей бревенчатой крыше
виднелись заплаты из досок.
- Недурное местечко, а? - воскликнула Эрмара. - Несколько лет назад
мне показал его один искатель приключений, натолкнувшийся на него во время
своих скитаний по восточным районам. Он все собирался отправиться в
джунгли, и мне не удалось его отговорить. Из джунглей он, конечно, не
вернулся, а дом достался мне. Наверное, ему лет триста, а то и больше.
Может быть, он стоит здесь с самого Проклятого Века.
- Ну это вряд ли, - заметил я. - Тогда не строили таких угрюмых
крепостей. Вот столетием позже - вполне возможно.
- Откуда ты знаешь? - удивилась Эрмара.
- Ну... - смутился я, - приходилось видеть на севере...
- А я слышала, что северяне уничтожили все, что сохранилось от
Проклятого Века, - сказала Эрмара и странно на меня посмотрела. - Впрочем,
тебе, конечно, виднее.
Она сняла с двери огромный засов, и мы вступили в затхлый полумрак.
Эрмара уверенно пошла вперед, я двинулся за ней на ощупь. Заскрипели
открываемые ставни, и в помещение хлынул дневной свет, продемонстрировав
мне комнату с тяжеловесным столом посередине и несколькими грубо
сколоченными табуретами вокруг.
- Ну, теперь можно и перекусить со всеми удобствами, - сказала
мутантка, выкладывая на стол остатки подстреленного прошлым вечером фазана
(во всяком случае, я думаю, что это был фазан). - Сейчас принесу вино.
- Я предпочел бы сначала разделаться с цепью, - заметил я.
- По-моему, голод причиняет большие неудобства, - усмехнулась она. -
Ну ладно, жди меня здесь.
Эрмара вышла и вскоре вернулась с пыльным узкогорлым кувшином в одной
руке и ножовкой в другой. Пока я пилил кандалы, она сходила за двумя
глиняными кружками, размотала тряпку, закрывавшую горлышко кувшина, и
разлила вино. К тому моменту, как я освободил наконец ноги, Эрмара уже с
довольным видом жевала кусок фазаньего мяса. Она отсалютовала мне кружкой
- у мутантов нет обычая произносить тосты - и отхлебнула вино. Я тоже взял
свою кружку. Вино было удивительно приятно на вкус и пахло лесными
ягодами. Однако уже после пятого глотка я почувствовал головокружение,
которое все усиливалось. Я поставил кружку и взглянул на Эрмару, но тут же
глаза мои закрылись, и я уронил голову на стол.

42
Проснувшись, я долгое время не мог понять, где я и что со мной. Я
лежал, тупо уставясь в потолок, пока рассудок с трудом выныривал из вязкой
бездны тяжелого сна. Наконец я понял, что лежу на достаточно жестком ложе,
в комнате с низким потолком, покрытый серой простыней. Я чувствовал
сухость во рту и еще какое-то ощущение... хорошо знакомое и означавшее
нечто скверное. С растущим чувством тревоги я сел, откинув простыню... и
убедился, что дела мои действительно сквернее некуда.
На мне не было никакой одежды, но самым худшим было не это. Я был
снова прикован цепью к кольцу в стене - правда, на этот раз за левую ногу,
и цепь была куда длиннее, чем в грундоргской тюрьме. По всей видимости, ее
длины хватило бы на перемещение почти по всей комнате, которая была
несколько больше грундоргской камеры. Забранное вертикальными прутьями
решетки окно также было больше, чем там, и располагалось на нормальной
высоте, а простую кучу соломы заменяла деревянная кровать; этим различия и
исчерпывались. Я собирался уже встать и более подробно исследовать свою
тюрьму, как вдруг в двери заскрежетал ключ. Я поспешно прикрылся
простыней. Дверь отворилась, и вошла Эрмара.
- Черт возьми, что все это значит?! - воскликнул я, чувствуя, что в
сложившейся ситуации мое возмущение звучит несколько комично.
- Извини, Риллен, - спокойно ответила она, - но мне пришлось так
поступить.
- Пришлось? Ты хочешь сказать, что действуешь по чьему-то приказу?
- Нет, - ответила она, и ее тон стал жестче. - Исключительно по
собственной воле.
- Но зачем эта комедия с побегом?
- Подобно многим из нас, я бесплодна. По нашим законам, меня никогда
не подпустили бы к полноценному. Полноценные не должны тратить свое
драгоценное семя на таких, как я.
Теперь-то я наконец все понял, хотя, знай я о ее бесплодии, мог бы
догадаться и раньше. Мутанты ведь весьма ответственно подходят к вопросам
своего размножения. И они не считают обычных людей уродливыми. Красота -
понятие относительное, ее идеал формируется как нечто среднее для каждой
расы. Но мутанты - не единая раса, все они слишком отличаются друг от
друга, и у них не может быть собственного идеала красоты. Если усреднить
их внешность, уродства скомпенсируют друг друга, и получится как раз
обычный человек. Чертова сука! Ей захотелось сексуального партнера
посимпатичнее, и она, ничтоже сумняшеся, просто взяла то, что хотела.
- Проклятье! - воскликнул я. - По-твоему, лучший способ привязать к
себе мужчину - это приковать его цепью? Есть извращенцы, которым такое
нравится, но я не из их числа.
- Я же сказала, что вынуждена действовать подобным образом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34