На поляне мелькали в зареве горящих шатров тени, доносились предсмертные крики и вопли ужаса. Тысячу лет назад в Валузии в каждом поселении можно было бы увидеть точно такую же картину, и точно так же воины-атланты сеяли кругом: смерть и разрушение. Словно и не было этого мучительного тысячелетия, а земля все это время находилась вместе с Цеенор-Зера в тяжелой дреме.
Атлант насытился девичьим телом и поднялся на ноги, пренебрежительно опершись ладонью о ее обнаженное тело. Он оправил свои кожаные доспехи и уже собирался вернуться на поляну, чтобы успеть еще размозжить голову кому-нибудь из пиктов, как вдруг за его спиной раздался тихий голос, напоминающий, скорее, шипение морской волны, возвращающейся обратно в море после прилива. Глаза воина широко раскрылись, потому что демон звал его!
Больше всего Цеенор-Зера опасался, что атлант сразу умрет от страха, как это было с некоторыми из племени пиктов, и тогда он не успеет насладиться мучениями варвара. Но охнула и безжизненно замерла распростертая на траве голая девица, а атлант только упрямо тряхнул густой гривой спутанных длинных волос и выхватил меч, висевший до этого у него на поясе.
Никто еще не встречал вызов с таким бесстрашием, отметил Цеенор-Зера, хотя от его взгляда не укрылось и движение левой руки атланта, с суеверным страхом вцепившейся в оберег, свисавший на мощную грудь на кожаном шнурке. Воин закричал, какая-то ритуальная фраза на родном языке, судя по всему, должна была придать ему силу в борьбе, но первым он не решался вступить в схватку, а шаг за шагом отступал спиной к освещенной поляне, на которой бесчинствовали его собратья.
С легким шуршанием Цеенор-Зера скользнул по траве и отрезал ему путь к отступлению – воину ничего не оставалось, как развернуться спиной к лесу, чтобы не пропустить маневр чешуйчатолицего демона. И тогда меч атланта взмыл в воздух и устремился на Цеенор-Зера. Движение вышло стремительное, острие едва слышно просвистело, и любой другой соперник, скорее всего, уже лишился бы головы, но валузиец легко уклонился едва уловимым движением и даже мягко отвел в сторону перепончатой рукой страшное лезвие боевого меча. Воин еще не догадывался, как беспощадно разит эта перепонка.
Первая неудача не смутила атланта. Немного пригнувшись и расставив в стороны руки, он кружил вокруг, делая ложные выпады, пока меч его не устремился вперед с быстротой молнии, нацеливаясь острием прямо в грудь Цеенор-Зера. И снова меч пронзил пустой воздух, но не успел воин возвратить руку, как валузиец коротким движением смертоносной перепонки ударил его сверху по запястью.
Яростный рев вырвался из груди варвара, потому что кость его хрустнула, и кисть отлетела в сторону, не переставая крепко сжимать рукоятку меча. Левой рукой он судорожно сжал обрубок правой, из которой хлынула кровь, и во весь голос что-то завопил на своем наречии, обращаясь в сторону поляны. Даже в туманной темноте было заметно, как побледнело от боли его смуглое лицо. Он пятился назад, спиной к лесу, и с безумным взором выкрикивал какие-то проклятия. Но неожиданно нога его наткнулась на тело пиктской молодицы, безжизненно раскинувшейся на влажной траве, – атлант споткнулся, потерял равновесие и опрокинулся навзничь.
Тут на него бросился Цеенор-Зера. Никого еще он не убивал с такой яростью и не получал большего наслаждения, направляя теплые кровавые струи, льющиеся из пульсирующего сердца прямо к себе в глотку. Валузиец слышал, как притих ночной лес, как смолкли все звуки, когда он с жадным урчанием лакал кровь атланта. Через несколько мгновений он почувствовал, как Красный Хрусталь начал жадно впитывать капли и словно вспыхнул внутри его тела, отчего грудь стала излучать рубиновый свет.
Взмокшие от расправы над пиктами атланты услышали истошные крики своего соплеменника, но когда они прибежали к лесу, ужасающая фигура Цеенор-Зера уже скрылась за деревьями. Даже закаленные воины, немало за свою жизнь повидавшие в набегах на чужеземные края, в сильнейшем потрясении остановились на опушке.
Примятая трава явно говорила о короткой жестокой схватке, меч доблестного воина валялся на земле, и его крепко сжимала рука, отрубленная каким-то острым оружием. Но пальцы мертвой девушки, лежащей рядом, явно не держали никогда грозного меча, способного в один момент отсечь мускулистую кисть воина. Грудь его была залита и представляла собой одну огромную рану, точно кто-то топором разрубил ребра и раздвинул их в стороны.
Не сразу атланты отыскали в темноте оберег воина. Амулет был рассечен точно пополам, и обе половины валялись на траве. Но больше всего потрясло угрюмых атлантов то, что на щеке убитого темнело непонятное пятно, напоминавшее выжженное раскаленной медью клеймо…

* * *
Цеенор-Зера спешил к своему подземному дворцу, и снова лесные жители цепенели от страха при его приближении. Он торопился вернуться в свое логово и знал, что жить ему осталось только до рассвета. Трубный глас с небес должен был застать его с первым лучом зари и погрузить в новый тысячелетний сон, обречь на новое мучительное заключение в темнице собственной памяти.
Двенадцать сердец было принесено в жертву Красному Хрусталю, и теперь он должен был ждать тысячу лет, прежде чем высшая сила позволила бы ему снова выйти из темного лабиринта прошлого. С обреченной покорностью ожидал бывший Владыка Змеиного Скипетра того момента, когда своды из черного мрамора разойдутся над ним, как облака, и на небесном куполе возникнут очертания фигуры человека-слона. Мучительно сжимаясь в предчувствии этого, он понял, что больше всего хочет снова взглянуть на комнаты и покои дворца. Цеенор-Зера хотел убедиться, что на самом деле в его опочивальнях больше никто не живет, что в туннелях-коридорах не звучит больше шипящая валузийская речь и Земела уже давно не протягивает к нему длинные руки, не подталкивает вперед крошек-близнецов.
До этого момента он не спускался вниз, не заглядывал в свои чертоги, безмолвно темнеющие в глубине подземелья. Дворец даже после катастрофического падения в разверстую гортань огромной трещины полностью сохранился. Цеенор-Зера спускался по скользким каменным лестницам и попадал в скрытые галереи, запутанные переходы и покои, расположенные на разных уровнях. Почти все строение осталось целым. Сгнили ткани, закрывавшие во времена Валузии гигантские ниши, – эти ткани были покрыты особым черным лаком и для неопытного посетителя всегда выглядели точно таким же мрамором, из которого был возведен дворец. Не горели факелы в низких арках, и их свет не мерцал отражениями в полированных мозаиках куполов. Но сам дворец стоял как прежде.
Глаза Цеенор-Зера настолько хорошо видели в темноте, что он мог свободно передвигаться по лабиринту каменной бездны. Бесшумно отодвигались в стороны треугольные двери, перед ним открывались все новые покои. Мебель и украшения покоев изготавливались из мрамора или из драгоценных камней, поэтому почти все осталось на своих местах, и только было покрыто тысячелетним слоем влажной слизи. Цеенор-Зера подошел к одному лестничному пролету, словно ведущему в стену, и вперился взглядом в черный камень. Перед ним был вход в Сокровищницу, расположенную в самом сердце дворца-кристалла. Раньше этот проход был затянут тканью, и никто из дворцовой челяди даже не догадывался, что в нескольких шагах от главного туннеля, по которому ежедневно сновали толпы царедворцев и охранников, в нескольких шагах от украшенной резьбой стены хранятся сказочные несметные богатства.
Тысячу лет назад мало кому было дозволено приближаться к этому залу с круглым куполом. В Сокровищнице никогда не было окон, а сплошные стены, усеянные бесчисленным множеством: крюков, были сплошь покрыты украшениями и красочно отделанным оружием. С черных стен словно стекали гигантские струи жемчужных ожерелий и драгоценных поясов из самых красивых глубоководных кораллов, алмазные змеевидные диадемы и бирюзовые венцы, сапфировые браслеты и золотые плетеные кольчуги.
В центре раньше красовалась огромная статуя, изображающая Бога-Прародителя Цатогуа. Его тело было сделано из искусно отшлифованных жемчужин, а на голове бога покоилась Корона Кобры. Семь глаз Цатогуа, семь самых крупных алмазов, день и ночь следили за каждым, кто проникал внутрь Сокровищницы, но Верховный Жрец Вероломно похитил главную реликвию: Валузии и увез ее на корабле, направившемся вглубь бескрайней морской пустыни.
Что произошло с Короной Кобры, Цеенор-Зера не мог даже представить.
Покоилась ли она на дне моря? Украшала голову какого-нибудь правителя? Корона Кобры, свившаяся кольцами золотая змея, украшенная огромным множеством алмазов, обладала магическими свойствами – она позволяла ее владельцу управлять сознанием других людей, потому что мысли и желания любого человека становились так же ясны носившему, словно если бы они были высказаны вслух.
Жрец забрал не только Корону Кобры. Вместе с реликвией из Сокровищницы исчезли многие драгоценности. Изображение бога Цатогуа лишилось своей семиокой головы, пропали многие ларцы, но все равно хранилище по-прежнему вмещало в себе огромные богатства. Только зачем они теперь были нужны Цеенор-Зера?
Он покинул Сокровищницу и даже не задвинул за собой потайную треугольную дверь, наглухо прикрывавшую небольшой проем в сплошной стене. Если бы валузиец сделал это, дверь словно слилась бы с черным заплесневелым мрамором и никто никогда бы не догадался, что за ней находится скрытая зала. Да и кто мог бы оказаться здесь, в этой каменной бездне, кто осмелился бы проникнуть внутрь зловещего бастиона вечности? Сокровища были надежно укрыты от посторонних взглядов, вряд ли кто-нибудь из смертных нашел бы в себе силы переступить черный порог, поэтому Цеенор-Зера безразлично скользнул взглядом по своим богатствам и удалился.
В своей опочивальне он обнаружил, что свет Красного Хрусталя постепенно начал меркнуть. Немыслимая тяжесть снова навалилась на него и заставила согнуться, свернуться клубком на мраморном полу. Ошеломляющей силы гром снова оглушил его, и Цеенор-Зера почувствовал, как невидимые безжалостные персты разворачивают его сознание, как свиток, и всевидящее око читает начертанные на этом свитке письмена. Поток тягучего плотного воздуха подхватил его тело и легко повлек в узкий длинный туннель. Цеенор-Зера хотел что-то крикнуть, но не мог, потому что губы его были облеплены чем-то теплым и липким, он пытался извиваться всем телом, но ни одна мышца не слушалась его. В конце туннеля располагалась опочивальня, которой суждено было стать его временным пристанищем на ближайшую тысячу лет.
Течение воздуха прекратилось, и он рухнул всем телом на мраморный пол. Внезапно послышался некий загадочный глухой стук. Затем раздались голоса, повторенные многократно, – о, они напоминали вскрики людей, мучимых невыносимой болью, но доносились тихо и протяжно, как заунывный вой! Цеенор-Зера невольно отпрянул в сторону, потому что перед ним возникла Земела, простирающая руки, а к ее ногам испуганно жались близнецы Цес и Зеер. На этот раз бедные малыши выглядели особенно ужасно, словно тлен все-таки настиг их даже в лабиринтах памяти Владыки. К своему ужасу и ярости, Цеенор-Зера увидел, что опочивальня продолжает наполняться все новыми тенями. Здесь появился и крохотный ребенок, умертвленный им в пиктском шатре, и его отец с перебитыми руками и ногами, здесь появились все, кого принес в жертву Красному Хрусталю Цеенор-Зера: залитые кровью воины, пытавшиеся дать отпор; бедные молодицы, умершие на месте от ужаса; маленькие дети, не успевшие даже испугаться, – все они надвигались на него с рассеченными ребрами и багровыми клеймами на лицах.
Последним в треугольном проеме показалась огромная фигура темноволосого атланта. Он протянул вперед обрубок руки и оскалил белые зубы…
Глава четвертая
Третий день Конан не мог покинуть Херриду. Согласно приказу правителя города герцога Фредегара ни один корабль не мог покинуть порт, и огромная цепь, натянутая между двух башен, преграждала выход любому кораблю, вздумавшему выйти в открытое море. Охрана только впускала внутрь прибывающие суда, и тут же исполинская цепь с шумным всплеском возникала из воды.
Все городские ворота, ведущие на запад и на север, охранялись день и ночь, а зубчатые крепостные стены буквально чернели от фигур дежуривших гвардейцев, внимательно следивших за тем, чтобы никто не скрылся из Херриды, преодолев защитные бастионы и ров.
Киммериец скрежетал зубами от бессильной злобы, но вынужден был скрываться в грязном портовом квартале, где, казалось, никому не было дела до высокого чужестранца со спутанной гривой черных волос. Свои роскошные сапоги из кожи гликона варвар все-таки был вынужден: спрятать на время в походный мешок и появлялся на людях только в старых плетеных, сандалиях, которые за мелкую монетку подыскал ему хозяин постоялого двора «Западный ветер». После того как Конан встретил в храмовой ограде Астриса с близнецами, стало понятно, что именно отпечатки этих сапог могут прямым путем привести на плаху. Не прошло и трех дней с тех пор, как по всей Херриде разлетелась зловещая весть – ночью еще один достопочтенный житель города пал от руки страшного убийцы. Из испуганной болтовни хозяина стало понятно, что сердца лишился некий Унольф, торговец древностями, владелец торговой лавки под названием «Пещера», заваленной сверху донизу пыльными ветхими коврами, закопченными погнутыми кубками и мисками, старинными книгами на непонятных языках и блеклыми картами чудных неизведанных краев.
Мертвого Унольфа обнаружила утром его служанка. Безжизненное тело лежало на дощатом полу, грудь несчастного торговца была искромсана и представляла собой жуткую сплошную рану. Но самая невероятная новость заключалась в том, что вокруг тела вся комната была истоптана кровавыми следами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36