Ночью гнусные подводные грибы так тяжело свалились в его желудок, что утром не было никакого желания поесть, и сейчас киммериец испытывал приступ голода, заставлявший его торопиться к своему постоялому двору, где хозяину под угрозой страшных кар было наказано приготовить мясо. С каждым шагом вырастали размеры барана, которого варвар пожирал в своем воображении.
Он благополучно миновал базарную площадь и оказался на длинной улице, словно стекающей вниз по холму вместе с домами по направлению к морю. Места эти казались уже знакомыми ему, поэтому Конан перестал постоянно оглядываться по сторонам и вычислять, в какой точке города он находится.
Зажиточные горожане передвигались по мостовым в колясках, причем некоторые были крытые, с занавесями из легкой материи на окнах. Низкорослые унылые ослики тащили коляски, повинуясь командам слуг, ведущих их за уздцы. Не успел варвар сообразить, что за пологом он сможет беспрепятственно добраться до порта, – не будут же гвардейцы осматривать каждую коляску, как в нескольких шагах от него раздался скрипучий голос:
– Легкая дорога!.. Легкая дорога!..
Смуглый, худой, точно высушенный солнцем, старик предлагал свои услуги, держа за поводья серого пыльного ослика, запряженного в убогую повозку. Монет у Конана оставалось все меньше, поэтому он справедливо рассудил, что к роскоши никогда не привыкал, а постоялый двор «Западный ветер» это как раз то место, к которому может подъехать такое старье.
Повозка представляла собой, скорее, огромную корзину, сплетенную из ошкуренных прутьев в виде башмака. Дверь, служившая одновременно и окном, была завешена грязной парусиной, немало повидавшей на своем веку.
Низкая скамья жалобно скрипнула, когда киммериец протиснулся внутрь корзины и опустился на сиденье. Смуглый старик сначала подробно расспросил чужестранца о направлении маршрута и, только выяснив, что путь все время будет идти вниз с холма, согласился.
– Вверх мы не смогли бы поднять почтенного месьора, – объяснил он, уважительно поглядывая снизу на мощные плечи варвара. – Слишком тяжело для Рена и для меня…
– Кром! Никогда еще я не чувствовал себя тыквой, – недовольно пробурчал Конан. – Только тыква может ездить с такими удобствами…
Старик заставил ослика тронуться с места, а сам обошел коляску и сзади уперся в плетеную стенку, временами забегая вперед и заставляя своего Рена поворачивать. Солнце уже высоко поднялось над землей, жара стояла невыносимая, и киммерийцу казалось, что он слышит, как крупные капли пота шлепаются на мостовую, сорвавшись с лица извозчика.
Сквозь щель Конан осторожно выглядывал из-за вонючей парусины и поэтому хорошо представлял себе, что творится на улицах снаружи. Несколько раз его глаз выхватывал из толпы, растянувшейся вдоль обочины, цепочку гвардейцев, вооруженных пиками и алебардами.
Коляска угрожающе скрипела на каждом повороте, небольшие деревянные колеса с трудом преодолевали выпуклые камни мостовых. Порой казалось, что очередной поворот может оказаться последним в жизни передвигающегося плетеного башмака. Варвар с желчной улыбкой на губах представлял себе, как в один прекрасный момент убогая скамья под ним развалится на части и он грохнется на пыльную дорогу прямо под ноги херридских гвардейцев. Лучшего подарка для них трудно было бы и придумать!
Но тощий ослик все же доставил его до нужного места. В портовых кварталах Конан почувствовал себя гораздо спокойнее. Каждый хайборийский город, в котором ему довелось побывать, чем-то отличался от других, но вот подобный квартал всегда походил на десятки точно таких же, будь то Пустынька, Глотка или Лабиринт. Здесь киммериец ощущал себя как дома, местные жители ему хорошо были понятны, и он прекрасно знал, как нужно себя вести, чтобы спокойно лечь спать и встать наутро в полной сохранности.
Залатанная одежда хозяина ослика и впрямь оказалась насквозь промокшей от пота. Киммериец сунул в его жилистую руку монету и невольно подумал, что этот смуглолицый зингарец напоминает ему бывалого моряка, вынужденного доживать свой век не на палубе просоленного ветрами корабля, а на пыльных раскаленных мостовых. Воображение Конана легко помогло ему представить этого извозчика за рулевым веслом какой-нибудь быстроходной галеры. Лет пятнадцать назад киммериец без колебания предложил бы ему место на своем будущем корабле – наметанный глаз многое говорил ему, а Конан редко ошибался в людях.
– Благодарю тебя, дружище, что ты доставил меня на своем галеоне в спокойную бухту, – усмехнулся варвар. – Плавание наше было легким, и это выдает в тебе опытного капитана… Знающий моряк и на суше ловко ведет караваны.
Тяжело дышащий зингарец сдул крупную каплю пота, набухшую на самом кончике его острого носа, подбросил на ладони полученную монету и вопросительно уставился, пытаясь понять, не смеется ли над ним гигант-чужестранец. Конан неплохо владел зингарским наречием, но произношение, конечно же, выдавало в нем пришлеца.
– Караваны я никогда не водил, дружище, – отозвался старик после недолгой паузы. – Караваны всегда убегали, завидев наши паруса… Будь ты помоложе, мы могли бы встретиться где-нибудь на перекрестке двух высоких волн Западного моря…
– Клянусь Взглядом Крома, я и сам только что об этом подумал. Хожу по твоему замшелому городку и присматриваю себе стоящую команду, чтобы и на парусах и на веслах были надежные ребята, да и на кормчего можно было бы положиться.
Взмокший ослик, прикованный к коляске-корзине, безропотно стоял около деревянных широкий ступеней, ведущих к постоялому двору «Западный ветер» и вяло отмахивался от наглых мух, слетевшихся, казалось, со всего портового квартала попировать на его потной спине. Но его хозяин не спешил отправиться восвояси, было видно, что он поражен проницательностью чужеземца, мгновенно разглядевшего в жалком извозчике бывшего моряка, да, судя по всему, и не простого гребца с купеческого барка, а любителя вольной жизни, наводящего когда-то вместе со своей компанией ужас на всех обыкновенных торговцев. Сейчас старик внимательно изучал фигуру киммерийца, и мощные плечи, многочисленные шрамы да выглядывающая из-за спины рукоятка кинжала явно служили самой блестящей рекомендацией в его глазах.
– Если ты действительно хочешь познакомиться с такими людьми, я мог бы тебе немного помочь, – проскрипел старик, хитро прищурившись, – По вечерам меня можно найти в таверне «Парус и факел», это недалеко отсюда. Спросишь Марона. Марон – так ко мне обращаются друзья. А тебя как можно окликнуть на людной улице?
– Друзья и враги зовут меня одинаково: Конан из Киммерии. Хотя морской народ звал меня и по-другому: Амра.
Губы старика беззвучно пожевали что-то, и на лице его расцвела уважительная улыбка. Подумав немного и что-то припоминая, он почтительно заметил:
– Амра с галеры «Тигрица» не так давно заставлял говорить о себе в каждой портовой таверне. Не встречал ли ты его когда-нибудь?
– Встречал, встречал. Вот его встретил и ты, уважаемый Марон…

* * *
После нещадного полуденного зноя постоялый двор «Западный ветер» встретил киммерийца приятной прохладой. Только большая комната, служившая обеденным залом, была заполнена каким-то едким чадом, струившимся сюда, нужно полагать, с кухни, где на неуклюжем высоком очаге обыкновенно готовилась жратва для лихих молодцов, – за все время существования «Западного ветра» никто пока не удосужился заприметить здесь благородного зингарского месьора с кружевным воротничком или его даму, подметающую грязный пол пышными шелковыми юбками.
Конан опустился на широкую скамью, наглухо прибитую к полу, – раньше во время частых драк эти скамьи имели обыкновение перелетать из одного угла в другой, сокрушая по пути не только черепа дерущихся, но и всю остальную мебель, и хозяин постоялого двора догадался обезопасить хотя бы свое имущество, чтобы не заниматься ремонтом после каждой веселой пирушки. Тяжелый кулак несколько раз с грохотом опустился на грубо сколоченный стол, залитый вином и жиром, но, несмотря на стук, из кухни никто не вышел.
– Где ты, свиная задница?! – рявкнул варвар. – И где мое мясо?
Из-за засаленной занавески выглянуло испуганное лицо хозяина «Западного ветра». В это время его лихие постояльцы, по обыкновению, разбредались по своим темным делишкам, поэтому в зале никого не было, кроме голодного киммерийца.
– Где мое мясо? – грозно вопросил Конан, увидев хозяина. – Тебе не удалось отравить меня подводными грибами, поэтому сегодня я пришел раньше всех, чтобы эта банда обезьян не успела сожрать мою пищу. Быстро тащи на стол, пока я не взял твою кухню на абордаж!
Зингарец торопливо исчез за портьерой и вскоре показался на пороге с глубокой миской, скорее напоминавшей ковш для вычерпывания морской воды.
– Митра послал сегодня достопочтенному месьору баранье бедро, – заискивающе заметил он, с поклоном поставив ковш на стол.
Варвар невольно отметил про себя, что глаза хозяина как-то странно бегают, предпочитая не встречаться с ним взглядом, и он подозрительно быстро поспешил удалиться на кухню, но все внимание его было приковано к мясу, обширным островом возлежащему среди глубокого озера дымящегося соуса. Задубевшая кожа на пальцах всегда имеет свои преимущества – руки почти не чувствуют обжигающего жара, поэтому киммериец нетерпеливо схватил баранину, хорошенько вывалял ее в соусе, и зубы его жадно сомкнулись на аппетитном крае. Но через мгновение из груди Конана вырвался яростный рев.
– Иди сюда, подводная шельма! – воскликнул он, а когда из-за портьеры показалось бледное лицо, киммериец передразнил: – Митра послал сегодня баранье бедро… да только приготовил его Нергал! Прах и пепел, второй день подряд ты не можешь накормить меня по-человечески! Да ты что, вздумал поиздеваться надо мной?!
– Я все объясню! Все объясню! – залепетал зингарец, благоразумно предпочитая оставаться на кухне. – Я готовил мясо, как вдруг заявился патруль гвардейцев! Они искали чужеземца высокого роста с черными волосами… Пока я объяснял им, что никогда не видел такого, мясо и пересушилось…
Невольно взгляд Конана упал на входную дверь. В любой момент она могла распахнуться, а на ее пороге показаться вооруженные гвардейцы…
Глава третья
Первая тысяча лет, прошедшая после Великой Катастрофы, показалась Цеенор-Зера самой скверной в его жизни. Вряд ли серый комок чешуи, покрытый вековыми наслоениями зловонной слизи, будет доволен своей жизнью. Погибли Валузия и Грондар, Туле и Комория…
Опустились в морские пучины одни земли, и вознеслись из волн другие… Огромные континенты поменяли свои очертания, а ветер разметал в прах руины величественных городов и крепостей… Древние полноводные реки обмелели или изменили направления, обвенчались с новыми руслами…
Мир стал иным, чем тысячу лет назад, но Цеенор-Зера не подозревал об этом. Тысячу лет он провел под землей, комком слизи обволакивая Красный Хрусталь. То, что раньше было туловищем Владыки Змеиного Скипетра, ныне служило лишь оболочкой, чешуйчатой коркой для вечно живого камня, для сердца зеленокожего пришельца с далекой планеты Иаг.
Никогда бы Цеенор-Зера не подумал, что настолько сроднится с Иаг-Алта. С детства наследник валузийского Скипетра любил играть с Изумрудным Хоботом. Никто во дворце уже тогда не мог точно припомнить, как именно попал сюда человек-слон. Должно быть, прошла не одна сотня лет с тех пор, как во дворце-кристалле появилось это диковинное создание, которого все воспринимали как развлечение для пирующих в Столбовой зале.
Но только Цеенор-Зера с детства понял, какой мудростью обладает чудище с кожей цвета травы. Став Владыкой Змеиного Скипетра, он часто советовался с Иаг-Алта и в глубине души считал его своим придворным мудрецом. От человека-слона он впервые услышал и о таинственном Красном Хрустале.
Коварные боги ради веселья обрекли принадлежащие Цеенор-Зера земли на гибель. Боги решили развлечься и развеять скуку радовавшими их сердце картинами страшных разрушений и мучений. Они раскололи своими палицами небеса и швыряли сквозь трещины ослепляющие молнии, задыхаясь при этом от хохота, – каждый валузиец знал, что гром этот – хохот богов. Огненные потоки изломанных небесных стрел обрушивались на благодатные поля, на дубовые леса и красивейшие города Валузии. Вероломные боги пританцовывали от радости, наблюдая смерть и разрушения, и от их буйной пляски земля начала раскачиваться настолько, что необъятные потоки воды хлынули на валузийские пределы. Свирепые волны смывали с лица земли улицы и площади, дворцы и башни. Мало кто уцелел в этом гигантском завихрении, погибли и чешуйчатолицые валузийцы и голубоглазые пришельцы атланты, и опытные воины, и изнеженные красотки, и богатые вожди, и нищие калеки. Разве что жалкие племена дикарей, мало ушедших в развитии от домашних животных, забились в свои норы-пещеры и пережили Катастрофу. Но долгие времена они жили животной жизнью и не могли называться людьми, – по-человечески они могли лишь тяжко вздыхать, и ничего более.
Погибли почти все. Цеенор-Зера избежал этой участи, но порой ему казалось, что лучше бы и его в день Великой Катастрофы поглотила ненасытная гортань морской пучины. Тысячу лет он провел в заточении – такова была расплата за право обладать Красным Хрусталем.
Властитель Валузии узнал, что магический камень находится в груди человека-слона в тот момент, когда потоки морской воды уже вспенивались в коридорах дворца-кристалла, когда нижняя часть чертогов Владыки Скипетра уже погружалась в ужасную пучину. Пальцы Цеенор-Зера, соединенные между собой прочной глянцевитой перепонкой, словно сами нащупали витую рукоятку острого кинжала. Лезвие легко вошло в грудь Иаг-Алта, и по обнаженному телу человека-слона хлынули струи изумрудной крови. Не сразу Владыка Змеиного Скипетра смог заставить себя проникнуть рукой внутрь содрогавшегося туловища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36