Она рванулась через длинный холл, наполовину затененный, но выстреливший светом в дальнем конце, когда медная пластина поймала и отразила луч солнца. Коридор вывел к светлому внутреннему дворику и лабиринту крытых переходов между зданиями, которые все вели в другие отделения клиники в противоположном крыле, и в конце каждого из них была такая же сверкающая дверь с пластиной, от которой отражался солнечный свет.Мисс Минтнер пробежала через выход и слепо метнулась направо, и только внутри следующего здания, перед самым дальним окном с сеткой, она замедлила шаг. Она опустила руки и, глядя прямо перед собой, направилась в женский туалет. Она быстро проскользнула внутрь, прошла по кафельному полу мимо раковин, вошла в кабинку и закрыла за собой дверь. Усевшись, она зарыдала в голос и так плакала минут пять, пока не услышала, что кто-то вошел. Затем она попыталась взять себя в руки. Элеанор Торн? Барбара сидела очень тихо. Она только вытянула руку, чтобы взглянуть на свои крошечные часики. 12.10. Медсестра Торн вернется через десять минут. Снаружи кабинки включили кран и зашумела вода. Неслышимая из-за журчания воды, мисс Минтнер наклонилась вперед, одним глазом пытаясь разглядеть сквозь щель в двери, что происходит снаружи. Но слишком поздно! Кто бы это нн был, он уже отошел, вытер руки и теперь выходил из туалета. Она услышала, как входная дверь открылась и закрылась… или кто-то еще вошел внутрь? Она внимательно прислушалась, уставившись на блестящую черную дверь прямо перед собой. Постепенно к ней пришло ощущение, что еще немного – и она может описаться. Она тихонько отодвинулась назад и продолжала прислушиваться. Никого. Все ушли. И как быстро! «Это, должно быть, кто-то из пациентов, – подумала она. – Медсестры любят поторчать тут подольше».В 12.15 мисс Минтнер вышла из дамской комнаты, и выглядела она так же свежо и прекрасно, как и всегда, за исключением того, что глаза ее были растертыми и красными. Но она подретушировала свой внешний вид, и даже – естественно, в пределах требуемой длины – уложила волосы в новую прическу.По пути в амбулаторию, сияя улыбкой, она поздоровалась с несколькими пациентами и двумя или тремя медсестрами из других отделений, потом, слепо развернувшись, она практически печаталась в толстую Бет Джексон из гинекологии, старшую дежурную медсестру Клиники.Они начали торопливо говорить: мисс Минтнер доверительно, словно маленькая девочка, затаившая дыхание в присутствии важной женщины, с дрожью в голосе отчитывалась о произошедшем в смотровой; а медсестра Джексон выслушивала с истинным пониманием самой сути рассказа – тотальной несправедливости. Медленно покачивая головой, – ее маленькие глаза были темны и печальны – она почти что прижала несчастную девушку к груди. Тем не менее в разговоре ни одна из них не упомянула имени Элеанор Торн.Мистера Эдвардса, фармацевта, не было в амбулатории. Его племянник, Ральф, сидел там за рабочим столом и читал книжку. Ральф Эдварде изучал в университете фармацевтику и часто навещал дядю в Клинике, но никогда, насколько было известно мисс Минтнер, не оставался там один, ответственный за всю аптеку.Она встала у прилавка и сделала вид, что не заметила, как молодой человек взглянул на нее, уже улыбаясь, словно между ними произошло нечто забавное.– Ну привет, – он наклонился вперед, притворяясь, как будто он на работе, и от этого развеселился. – Что вы предпочитаете, аспирин или хлорид соды?Мисс Минтнер сразу почувствовала: то, что подразумевалось как смешное, было нелепой (для него) идеей, что он находится в подчиненном положении по отношению к ней, но еще больше шокировали ее следующие простые и недвусмысленные слова:– Да, нам надо бы поработать… но если бы вы находились на заднем сиденье кадиллака с откидным верхом моего соседа по комнате, как бы страстно вы сейчас дышали!Это было невыносимо.– Мистер Эдвардс! – холодно произнесла она, пытаясь вернуться к делу.– Это я, – и глазом не моргнув, сказал молодой человек. Он улегся вперед на стол, приподняв бровь в притворном разочаровании. – Я думал, вы знаете.– Я не знаю, на что вы ссылаетесь, – сказала мисс Минтнер, не глядя в его сторону. Она подавила желание прикоснуться к своим волосам. – Где фармацевт? – спросила она и с невероятным усилием сдержалась от того, чтобы повернуть голову и наградить молодого человека ледяным взглядом.Тот, видимо, начал успокаиваться, то ли в опасении, что его поведение повредит дядиной работе, то ли действительно обидевшись. Он потянулся.– Его куда-то вызвали, – сказал он, усаживаясь назад в свое кресло, – срочно вызвали Он и Альберт ушли с доктором Эвансом. Они скоро должны вернуться, в любой момент.Он уселся с открытой книгой на коленях, притворяясь, что с любопытством разглядывает мисс Минтнер, поскольку, как казалось, она его не слушала.– Если речь, разумеется, не идет о том, чтобы что-то смешивать, – продолжил он через мгновение, – я сам для вас это достану.«Даже галстук не надел, – подумала она, – а ведь взрослый мужчина, и побриться не мешало бы». Она думала об этом без единого взгляда в его сторону, всего лишь представив одновременно тысячу жестких колючек, касающихся ее собственной мягкой кожи.– Порошок бромида, – сказала она. – И маленькую бутылку дистиллированной воды.Молодой человек встал и поставил бутылку воды на стол перед собой.– Сколько бромида?Мисс Минтнер замешкалась.– Это прямо вон там, – сказала она, указав в нужном направлении и болезненно сморщившись, как будто недоумевая от его тупости, – вот в том синем ящике на второй полке. Просто дайте мне одну из тех упаковок.Она отвела глаза от его улыбающейся физиономии, а он пересек комнату, подошел к полке и вынул маленький пергаментный пакетик из коробки.– Да, – сказал он шутливо, – там где-то полграмма, не правда ли? – Он протянул ей пакетик, скорчив ужасающую гримасу. – Или семь и шесть десятых гранов.Она тут же вырвала пакетик у него из рук и схватила бутылку с водой.– Спасибо, – на одном дыхании сказала она, словно делала одолжение, и, гордо кивнув головой, направилась прочь. С ее высоко зачесанными волосами этот кивок казался нелепым.Она направилась обратно в палату, по дороге повторяя сама себе: «Да он же законченный болван!» На полпути к коридору Западного крыла она увидела дверь смотровой, открытую, как она и оставила ее, и, замедляя шаг, она попыталась собраться с духом. Больше она не будет терпеть оскорбления от этого человека и ни в коем случае не потеряет контроль над собой.Она вошла в палату с изяществом принцессы, стремительно прошагала прямо к столу, на который поставила бутылку и порошок. Только сейчас она поняла, что забыла взять стакан. Но это было несравнимо с шоком от внезапного открытия, что в смотровой она находится абсолютно одна. Она медленно огляделась вокруг. Как и раньше, на окнах вздымались легкие занавески, словно намекая на то, что именно этим путем он и ушел. Мисс Минтнер подошла к ближайшему окну и выглянула наружу. Далеко на лужайке Гарсиа продолжал свою работу, и его хрупкая фигура склонилась под тенью сосен.Она вернулась к той самой кушетке, на которой раньше лежал мистер Тривли. Присаживаясь, она положила руку на поднятый подголовник и внезапно почувствовала, что все ее тело одеревенело. Одной рукой она закрыла рот, удерживая крик, застрявший в горле, медленно подняла другую ладонь вверх – и крепко зажмурила глаза. На ее руке, на том самом месте, которым она коснулась изголовья кушетки, расплывалась темная кровь. Она издала сдавленный звук и выбежала из комнаты в Западный холл, прочь от танцующего света, к кабинке с телефоном-автоматом. Она неистово начала жать на клавиши, пытаясь набрать домашний номер доктора Эйхнера. Ожидая ответа, она отвела запачканную кровью руку в сторону и вытянула ее против двери кабинки.– Алло, доктор? ДОКТОР?Пока мисс Минтнер ждала, не понимая, что происходит, тяжелая дверь в дальнем конце холла, словно окно-розетка из тонких медных пластин, распахнулась настежь и долбанула о стену коридора, и Альберт, санитар, несся ей навстречу из внутреннего дворика с белым, напряженным и безумным лицом.Санитар, мужчина среднего возраста, был до ужаса низкорослый и практически глухой, заикался и имел такие дефекты речи, что произнести любое слово было для него мучением, а вся речь его превращалась в кашу. Он остановился прямо перед мисс Минтнер, сотрясаясь и всем своим видом олицетворяя страх и панику.– Оми убими уб! – закричал он и начал с силой трясти ручку двери.– Подожди секунду, Берт, – сказала мисс Минтнер, не отрывая трубки от уха. – Что-то случилось? Алло! Алло, доктор?Но она все же открыла дверь Альберту и протянула ему руку, будто собиралась прижать его к себе. Без единого слова он схватил ее за талию своими крошечными, толстыми ручками и яростно попытался вытащить из кабинки.– Двадцать восьмая! – заорал он. – ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ! КРОВОТЕЧЕНИЕ!– Да подожди ты, Берт, – сказала мисс Минтнер, – это Фред, доктор Эйхнер.Около минуты ей удавалось выдерживать его хватку, но неожиданно его руки сцепились на ее талии, словно стальной ремень, его рот теперь захлебывался в крике около ее груди, а подбородок вжался в ее ребра. Мисс Минтнер попыталась упереться на пороге и схватиться за раскрытую дверь, из которой вывалилась всем телом наружу. Телефонная трубка выпала из ее руки, и они вдвоем покатились по полу коридора. Альберт тут же вскочил на ноги и бросился помогать ей подняться, подталкивая ее совершенно бесполезными тычками и хватая за волосы и платье. Мисс Минтнер отбрыкивалась, как загнанная в угол кошка, дергая своей миниатюрной ножкой и ударяя его по лицу окровавленной рукой, пока ей не удалось вскочить на ноги. Она рванулась к двери, а Альберт несся позади, задавая ей направление, размахивая перед собой руками, и теперь его налитое кровью лицо стало мертвенным и бесстрастным, как деревянная маска. 3 Доктор Эйхнер обладал замечательной выправкой, роста был чуть выше шести футов, худощавый, с расправленными плечами и аристократической, изумительной седой головой. Он стоял на затененной передней веранде Клиники, ожидая вызванной машины.Глядя поверх раскинувшейся лужайки и посыпанной гравием подъездной аллеи, поверх узких пешеходных дорожек и нависающих над ними деревьев, он видел, как за Бульваром Уилшир над стройками безостановочно поднимались и смешивались в воздухе дым и пыль.Затем за углом здания появилась машина, за рулем которой сидел дежурный гаража в белой спецовке. Он умело вывернул по изгибающемуся подъему. Доктор вздрогнул и обернулся, словно вспугнутое животное, услышав мягкое шуршание гравия под резиновыми колесами. Он стоял, смакуя и наслаждаясь этим звуком, каждым звуком и движением тяжелого низкого автомобиля.Остановив машину прямо перед ним, дежурный вылез, оставив дверь открытой. Доктор Эйхнер на какой-то момент пристально всматривался в его лицо. Очевидно, тот был новеньким в гараже Клиники.– Доброе утро, – сказал доктор.– Доброе утро, док, – сказал дежурный, – шикарная у вас машина.Это была «Делахайя», 235.Доктор Эйхнер медленно спустился по лестнице.– Это интересно, – сказал он, – мой опыт говорит мне о том, что большинство совершенно не волнуют иностранные машины.Дежурный в недоумении почесал затылок.– Ну, доктор, я двенадцать лет работал механиком. До этого я водил грузовик. Я должен знать хорошие машины. – И в подтверждение своих слов он ударил по ближайшему колесу носком ботинка.– Да, это хорошая машина, – сказал доктор Эйхнер и сел в нее. Дверь захлопнулась с характерным для дорогой машины мягким щелчком, а дежурный шагнул назад, будто теперь именно он был ее владельцем и отсылал ее с водителем.– Ну, до свиданья, доктор, – сказал он, отсалютовав.– Да, до свиданья, – сказал доктор Эйхнер с легкой улыбкой.Спускаясь по дороге. «Делахайя», медленно разгоняясь, скользила по гравию, словно быстроходный катер. Доктор привык ездить на большой скорости.Внизу, там, где дорога поворачивала на Бульвар Уилшир, машина замедлила ход, заметно снизила шум и с хлюпающим звуком, слегка накренившись, повернула в сторону Санта-Моники. Машина встроилась в транспортный поток, заняла дальнюю полосу и какое-то время мчалась, набирая скорость; доктор Эйхнер наклонился и включил радио. Как раз передавали часовые новости. Он нажал на кнопки, сразу на все семь, пробежал пальцами по панели, пока индикатор не остановился на многосерийной драме. Затем, отрывисто просигналив, он схватил руль обеими руками и резко повернул влево, выскочив чуть ли не на встречную полосу, чтобы пропустить несущийся кадиллак. Притормозив у перекрестка, доктор свернул влево, на Хайлорд Каньон Драйв. Шесть полос дороги тянулись вперед, пустынная прямая трасса уходила далеко-далеко, до самого горизонта. Доктор вынул тонкий серебряный портсигар из нагрудного кармана, все сильней вдавливая в пол педаль газа, и просторы пригорода пролетали мимо, словно фильм, мотающийся на катушке, а сахарный скучный голос радиоведущего странным образом заглушался монотонным ревом мотора: «…с тех пор как мы покинули его вчера, он продолжает пребывать в дурном настроении из-за черной ладьи. Между тем старина Нестор…» Доктор Эйхнер вернул панель в исходное состояние, прикурил сигарету и подправил зеркало заднего вида. Позади, с правой стороны, стремительно приближался черный седан.Днем эти дороги каньона пышут жаром, а теперь огненное солнце ложится за горы, отражаясь и преломляясь на каждой светлой поверхности. Доктор Эйхнер опустил перед собой козырек от солнца из зеленого стекла и откашлялся. Машина мчалась вверх, по пологому подъему шоссе. С ураганным гулом достигнув вершины холма, «Делахайя» нырнула вниз, и на мгновение черный седан потерялся позади.Ниже, у основания холма, был перекресток со светофором, и на четверти пути к спуску белокаменный указатель показал расстояние до перекрестка в одну восьмую мили. Доктор Эйхнер имел привычку засекать спуск с момента съезда с вершины холма, так, чтобы не проехать мимо белого каменного указателя, пока внизу, на светофоре, не загорится предупреждающий желтый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23