В Саванне так называлась глиняная пыльная площадка в центре города.
– И там ты это повторишь, а потом публично попросишь у меня прощения.
– Батлер, Батлер! За что просить прощения? Я тебе мстил! Я имел право! Я капитан – по праву в этом городе.
Батлер одной рукой поднял с земли Макинтоша, а притянул его к себе: за уши, поближе, к самому лицу. Макинтош замолк. Он еще ни разу не замолкал, если начинал орать, а сегодня его этому научили.
Притихшая толпа смотрела и в ужасе молчала. Батлер тихо-тихо сказал, но это все расслышали: – Помолчи, а-а?
И Макинтош согласно кивнул головой.
А Батлер достал острый тесак и смахнул кончик носа Макинтоша. Лицо капитана окрасилось кровью! Все!
– Если ты не будешь просить у меня прощения, я буду тебя резать дальше, – спокойно проговорил Батлер.
У Макинтоша наступил шок. Батлер достал виски, и прижег нос капитана.
– Обычно я это делаю с мочками ушей, – шепотом проговорил Батлер, – но ради тебя я пошел на новацию. Ты ведь тоже любишь это мудрое французское слово: "новация".
Батлер толкнул перед собой Макинтоша, вскочил на коня. Макинтоша никто не держал, и прежде чем капитан что-то смог понять Батлер наотмашь – по его спине – хлыстом, и скомандовал.
– Вперед! Вперед! И только сверни в сторону, нет, ты только сверни в сторону! В ту же секунду ты – не капитан, ты – дерьмо! Бывшее Макинтош, как напишут на могиле.
Они выбрались на центральную улицу города. Батлер гнал плетью Макинтоша перед собой, а когда капитан от боли начал выть, крикнул ему:
– Теперь похвастайся своим согражданам, как ты мне клеймо выжигал!
И Батлер, как полоумный, захохотал во все горло.
Кричал и хохотал!
Случайные прохожие не просто останавливались. Они немели.
И так эти двое добрались до площади, на которой стоял банк Харвея, салун Красотки Уотлинг, дом судьи, и два общественных туалета.
Батлер загнал Макинтоша на деревянную трибуну – с нее выступали ораторы на всяческих торжествах – Батлер заорал:
– Я хотел, чтобы ты сказал всем, здесь присутствующим, какой страшный грех я совершил, и как ты отмстил мне за него, справедливо отомстил!
У Макинтоша еще продолжается шок, он покорно залез на трибуну и начал орать, о том, как Батлер над ним – представителем власти, издевался и как его обманывал. Это распалило Макинтоша, буквально довело до кипения, он вошел в раж, брызгал слюной, а Батлер с дьявольским хохотом спрашивал его:
– А как ты ему отплатил?
Макинтош не понял, кто это сказал: от солнца и от боли он ничего не увидел, начал надувать грудь, и брызгая слюной проорал о том, как заставил ковбоя Пита засунуть колючку под хвост жеребца Батлера и тот взвился на дыбы и сбросил Батлера оземь, а Макинтош поднял его – бесчувственного – и повез за город, и там: выжег ему подковой на плече клеймо!
Батлер хохотал все громче и громче, а Макинтош не видел – кто хохотал, и думал, что это толпа, которая собиралась на площади, одобрила его действия. А дальше, как будто время остановилось.
Все молчат и опускают глаза в землю. И самое главное: это слушает судья, из окна своей конторы на первом этаже – и ему становится не по себе, и он жутко потеет хотя на улице пасмурно и небо в тучах.
Судья боится вмешаться, хотя это хочется каждому сердобольному сердцу. Все смотрят на Макинтоша, а на Батлера – боятся.
Чарльз рвет на себе рубашку, и подъезжая к Макинтошу кричит ему:
– А узнаешь, ты это! – и показывает свое плечо.
Макинтош очнувшись ревет:
– Ты – Батлер!!!
Батлер вкладывает в руку Макинтошу свой пистолет и говорит:
– Так стрельни же в мишень величиной с подкову, Макинтош. Хорошая мишень! Ты убьешь своего врага.
И Макинтош берет в руки пистолет и Батлер ему кричит:
– Ты только дай мне отъехать подальше. И поворачивается к нему спиной.
В это время Макинтош быстро вскидывает руку, но прежде чем, он успевает еще ее поднять, Батлер резко оборачивается и из пистолета, который висел у него на луке седла, всаживает пулю точно в лоб Макинтошу.
И Макинтош как красивый петух с ярмарки, в ярко синем мундире, чернеющем от крови, медленно оседает на помост.
Батлер хохочет: пока он оседает, а потом резко обрывает собственный смех и медленно переводя глаза с человека на человека, осматривает каждого, кто стоит на площади.
В наступившей тишине он произносит такие слова:
– Я запомнил каждого, кто здесь стоит.
Я знаю, – что здесь было. И я знаю, что сегодня же вы начнете перевирать это, рассказывая своим уродам, каковые вы сами и есть, все что здесь было. И я говорю: каждому из присутствующих, кого знаю и кого нет: если я хоть раз услышу слово неправды об этом дне, я буду находить того, кто это сказал и поступать с ним так, как поступил только что с тем, кого вы видите на песке. И могу вам внушить – ЭТО, – то что лежит, – никогда не было че-ло-ве-ком!
И так же, что касается клейма. С сегодняшнего дня эта тема исчерпана. И если я хоть раз – услышу в этом городе слово о клейме – я буду поступать с тем, кто его скажет так, как поступил с тем, кто лежит здесь на песке.
Вы поняли!!! – орет Батлер толпе.
И та опускает глаза.
– Я не слышу, – еще страшнее орет Батлер.
– Вы, по-ня-ли?
– Я спрашиваю каж-до-го!
И тогда начинают: первые – дамочки, а потом – их мужья: они робкими и козлиными голосами выдавливают из себя писклявое: "Да…да".
И скоро блеянье овец виснет над площадью; а Батлер находит взглядом в окне кабинета судью и кричит ему:
– Эй, судья! – Тот тоже бледнеет и хочет сесть на плетенное кресло, стоящее в глубине его кабинета: но отойти от окна ему не позволяет честь. А Батлер орет ему:
– Была ли здесь перед вами экзекуция? Судья?
– Нет, – еле-еле пищит судья.
– Я не слышу, – орет Батлер. – Скажите так, чтобы слышали все.
– НЕТ…Т! – говорит чуть громче судья.
– Не слышу, – орет Батлер в исступлении.
И тогда судья выгибается из окна своего знаменитого кабинета на первом этаже, с плетенной мебелью и орет во все горло:
– НЕ-ЕТ!!! Здесь ничего не происходило! Никакого преступления. Нормальная дуэль. Вы – не совершили ничего дурного. Вы – просто вырвали, – судье не хватает воздуху – сорняк.
И на этих словах он с шумом захлопывает свое окно и прячется в глубину кабинета.
– Браво, Эрни! – орет Батлер. – Я – восхищен вашим умом. Вы действительно один из самых умных джентльменов нашего города!
И Батлер, хохоча, направляет свою Гнедую на толпу.
И та – расступается перед Батлером. И Батлер исчезает в облаке пыли. Он едет домой. Он исполнил первую часть плана.
Тайна
Вечером того дня Филипп явился на три часа раньше обещанного срока. Он был в восхищении.
– Мистер Чарльз, – заорал он с порога! – в его голосе не было и следа покровительности. – Мистер Чарльз! – Я видел все из окна. Я видел как вы разделали этого Макинтоша!
Батлер вышел и улыбка сползла с лица Филиппа.
– Вы разве этому не рады?
– Рад, почему же. – Чарльз Батлер улыбнулся, но глаза его остались холодными и безжизненными, как бывало с ним иногда в хмелю.
– Так с чем же ты меня поздравляешь?
– С тем, как вы… под орех Макинтоша, – Филипп уже не был уверен, что сказал то, что надо.
– Послушай, парень, – голос у Батлера был жесткий, – я, между прочим, обращался на площади ко всем. Ко всем-всем. И просил запомнить – всех: никто не должен говорить про то, что видел на площади. – Чтобы не нагромождать лжи. И ты тоже!
Улыбка окончательно исчезла с лица Филиппа. Он не рад был уже тому, что пришел. С каждой секундой слова Батлера все больше раздражали его. Но он испугался Батлера и как не мог уйти, так же не мог сказать, что хотел.
– Садись, – Батлер стал откровенно груб со своим питомцем. – Садись, – и почти затолкнул Филиппа в кресло. – Будем пить и веселиться.
Филиппу было не до смеха.
Он заложил за ворот салфетку. Еда не лезла в рот. Но под взглядом Батлера приходилось пережевывать пищу.
– Ты прав, что уезжаешь от меня. Ни к чему нам сидеть вместе, под одной крышей – у нас с тобой разные интересы.
Филипп попробовал напомнить об их желании похитить Эллин.
Батлер никак не отреагировал на прошлое: он был холоден и отчужден.
– Мистер Чарльз, – Филипп хотел рассмешить его и рассказал анекдот, который слышал как – то в салуне от случайного охотника.
Батлер без улыбки жевал кусок мяса. Бокалы с виски он опорожнял один за другим. Казалось, что он действительно решил всерьез напиться. Филипп не помнил, чтобы Батлер когда-нибудь пил.
Столько!
– Ты знаешь, – неожиданно сказал Батлер, – я решил порвать со своей старой жизнью обманщика и лжеца.
Было видно, что Батлер хочет сказать что-то чрезвычайно важное.
– Ты как-то сказал, Филипп: "Нам всем надо по-новому обустраиваться". Помнишь, я говорил, что мы сами не понимаем своих желаний – они скрыты. Так вот, сегодня я хочу, чтобы жил хорошо прежде всего я, а на тебя – мне наплевать! Ты понимаешь – наплевать! Вот так-то.
– О чем вы? – побледнев спросил Филипп.
– Я – ни о чем, я – о деле. Ты – прав, надо презирать людей и никогда не относиться к ним хорошо.
– Я никогда так не говорил!
Батлер не хотел дать ему понять, что тот Филипп, который сидел рядом с ним, уже не тот, которого знал Батлер. Новый Филипп обидел его до глубины души. Чарльз перевел разговор в старое русло.
– Я займусь, наконец – то, делом и может быть стану магнатом – железнодорожным, – сказал Батлер.
Филиппу стало неуютно от такого маскарадного общения. Он ждал возможности уйти, Батлер злил его сознательно, и в сердце юноши родилась на него злоба.
– Как же конкретно вы это будете осуществлять?
– Так я тебе и сказал! Ты же мой конкурент, куреныш общипанный. – Батлер во все горло расхохотался над Филиппом. Он смотрел на него и было видно, как он ненавидел нового Филиппа. – А помнишь, как твой любимый мистер Дядя тебя за шиворот и – вон! Выставил на улицу, в дурацком виде, и как раз Харвей приехал. Хо-хо-хо!
– Мы условились, что эта тема будет закрыта.
– Будет, будет, – Батлер шептал – шептал и вдруг взял Филиппа за грудки и притянул к себе. Филипп в страхе стал вырываться. – Дай-ка посмотрю, что за прыщи на твоей морде вскочили.
– Какие прыщи? – Филипп в испуге ощупал свое лицо.
– Да вот, я вижу, – озабоченно пробормотал Батлер и стиснул ворот Филиппа так, что ему стало нечем дышать.
– Не нравится? – сквозь зубы процедил Батлер.
Гость был не рад, что пришел.
– Я подумал: зачем я с тобой нянчусь? Ты бы со мной не стал столько возиться. Так, молокосос?
Этого Филипп стерпеть не мог. Он резко вскочил и оттолкнул руку Чарльза Батлера.
– Я ухожу, мистер Батлер!
Глаза Батлера округлились. – Я тебя чем-нибудь обидел? Филипп! Я – не хотел. Ты же знаешь: у меня были трудности, а впереди – большие дела.
– Какие большие дела? – Филипп ждал повода встать и уйти. Его трясло.
– Да вот, собираюсь покупать землю в Лавергельском каньоне.
– В Лавергельском каньоне земля неплодородная, – зло сказал Филипп.
Батлер продолжал над ним насмехается. Юноша собирался прощаться;
– Ты как всегда прав, – пьяно пробормотал Батлер. – Но это злаки не растут, а металл – очень хорошо растет.
Пьяный бред Батлера Филиппу был не нужен.
– А следом за Лавергельским каньоном – Перизитское ущелье. Я бы его тоже купил – но на него у меня нет денег.
– Там всегда была природная свалка. Стервятники вьют там свои гнезда, а золотоискатели убивают друг друга. – Филипп в гневе обращал внимание на невозможность затеи Батлера.
– Да, но Центральная Нью-Йоркская железнодорожная компания намерена проложить там железную дорогу, об этом мне сказали друзья из близкого к компании круга. Я куплю те земли, и компании придется выкупать их у меня за очень большие деньги. Очень.
Батлер пьяно хихикнул.
Филипп замер. То, что он принимал за идиотизм, вдруг оказалось верхом сметливости. Батлер, казалось, впервые в жизни – не шутил.
Юноша обратился в слух. То, что бормотал Батлер – не было похоже на пьяную ложь. Похоже, впервые кто-то слышал о грядущих планах Батлера.
Вот оно, золотое зерно, ради которого стоило приходить к пьяному хаму.
"И он называет себя джентльменом?! Скажи еще что-нибудь, простофиля!" В душе Филиппа не осталось и следа былой привязанности. И он не знает, что Батлер в ней уже не нуждался.
– Железная дорога? – переспросил Филипп – Когда ее начнут строить?
Батлер замычал: – Ты, парень, смотри! "Железная дорога, железная дорога"… Это тайна. Большая губернаторская тайна. Ты меня понял?
Но послушай: если бы я мог купить Перизитское ущелье – а оно главное на этом участке пути, я бы мог заломить компании сумму в несколько десятков тысяч, или даже – стать совладельцем железнодорожной компании. В год – это чистый миллион прибыли.
Но пока я могу купить только Лавергельский каньон. Хотя это тоже солидно. А может быть, если соберу денег, то через месяц и Перизитское ущелье куплю.
Филипп стал похож на гончую, взявшую след.
– Мистер Батлер, значит у вас нет денег на покупку двух участков земли?
– Нет.
– Жаль. А вы уверены, что компания купит у вас земли.
– Конечно, купит. Существует одно маленькое условие: земля, не должна оставаться пустой. В противном случае она слишком дешево стоит. Она должна осваиваться. Ее стоимость возрастает неимоверно, и в зависимости от грандиозности проекта – определяется стоимость выкупной акции. Ты понимаешь, куреныш, сколько миллионов я бы мог получить, если бы у меня было два ущелья?
За эту фантастическую информацию, Филипп был готов стерпеть любые оскорбления. Но он запомнил все позорящие слова и – потом отомстит. Недолго ждать. Пусть только пьяная скотина поболтает. Прав был дядя Робийяр: с Батлерами нельзя дружить.
Мистера Чарльза одолела пьяная икота.
Филипп торопился выспросить.
– А что вы собираетесь делать в Лавергельском ущелье?
– Я буду срочно возводить там предприятие по переработке не-важно-чего. Красивое название? Если хочешь – будешь в нем управляющим. Я тебе дам красивую должность. Главный специалист по производству глупых слов. Это очень большая должность? – Батлер сморщился от смеха как запеченное яблоко. – Ты не представляешь даже, как это важно – производить пустые слова – о чести, о морали, о святости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51