– Да?
– Да. Но в нашем случае вы на нашей стороне? – спросила она. – Вы не собираетесь выставить нас на посмешище?
Он попытался ответить, но не справился с речью. Когда он все же заговорил, запинаясь на каждом без исключения согласном, это была не речь, а сплошное мычание, которое он к тому же еще и не мог остановить.
– О, извините! – Она неожиданно рассмеялась, зажимая рот рукой, понимая, что ведет себя глупо. – Извините, ради Бога.
– Ничего. – Стрикланд был не в обиде. – Все нормально.
– Нам действительно надо поговорить. – Она старалась придать своему лицу серьезное выражение.
– Несомненно, – откликнулся Стрикланд.
Дома он налил себе виски и стоял перед круглым окном, прижавшись к стеклу лбом. Осушив стакан, набрал номер Памелы и оставил сообщение на ее автоответчике с просьбой прийти к нему. Затем налил второй стакан, набрал ее номер опять и произнес:
– Забудь об этом.
24
Кит Фанелли с женой Сильвией и трехлетним сынишкой Джейсоном жили в Тоттенвилле на южном берегу острова Статен. Они занимали отдельный скромный домин, покрашенный в желтый цвет, правда, фасад был отделан серебристой краской. В удобном дворике за домом стояли портативный мангал и садовый деревянный столик.
Сильвия, как обнаружил Стрикланд, была маленькой жгучей брюнеткой, говорившей с первозданным бруклинским акцентом, который уже почти невозможно услышать в самом Бруклине. Сынишка Джейсон учился жевать резинку и говорить так, как мать.
– Мне кажется, что он чокнутый, этот парень, – заявила Сильвия, имея в виду Брауна. – Он хочет проплыть вокруг земли? Вот уж чему не бывать! – Она повернулась к мужу, чтобы призвать его в свидетели. – Правда, милый?
Фанелли едва заметно кивнул, не глядя в ее сторону.
– Он помешанный, – продолжала Сильвия. – Это я вам точно говорю.
– Почему ты не идешь в парк? – спросил у нее Фанелли.
Стрикланд нанес визит Фанелли в один из дней, наполненных ароматами бабьего лета. Джим Кроуфорд, напарник Фанелли на верфи, тоже прибыл сюда из Джерси, где жил в собственном доме. Стрикланд привез с собой бутылку чистого шотландского виски и две упаковки сигарет. Под рубашкой он пристроил крошечный диктофон «максвелл». Оба его собеседника наотрез отказались говорить перед камерой, и он предложил им побеседовать без протокола. Оценку своих действий с точки зрения их законности Стрикланд решил отложить на потом.
Мужчины потягивали виски и наблюдали, как Сильвия учит Джейсона жевать резинку.
– Смотри, не глотай ее. Нет, нет, нет!
– Эй, – не выдержал Фанелли, – Сильвия, ну сколько можно?
– Да, – обиженно отозвалась Сильвия, – да, да. Его никогда не бывает дома, – она обращалась к Стрикланду. – А когда он появляется, мы должны отправляться на все четыре стороны.
Когда Сильвия с малышом отправилась в парк, Стрикланд подлил всем еще выпивку.
– Вопрос вот в чем, – обратился он к ним, – может ли тот парень победить?
Фанелли с Кроуфордом обменялись быстрыми взглядами, и каждый из них сделал глоток.
– Он жулик, – убежденно произнес Фанелли и взглянул на них так, будто собирался отстаивать сказанное кулаками. – Вот кто он такой.
– Я бы не стал утверждать, что он не может победить. – Кроуфорд говорил с тем северо-восточным акцентом, который так нравился Стрикланду. Ему оставалось только уповать на то, что диктофон не подведет его.
– Нет, – воскликнул Фанелли. – Он всего-навсего дутый артист.
Кроуфорд пожал плечами.
– Эй, – упорствовал Фанелли, – да брось ты. Браун? Ни в жизнь он не победит.
– Все может быть, – стоял на своем Кроуфорд. Фанелли презрительно оттопырил губу.
– Почему вы так считаете? – спросил Стрикланд у Кроуфорда.
– Мне кажется, он на самом деле жаждет победить. Я хочу сказать, что ни на что другое он не согласен.
– Черт тебя побери, приятель, – тянул свое Фанелли. – Да он же слабак.
Кроуфорд снова пожал плечами. Фанелли повернулся к Стрикланду, взывая к его разуму.
– Он сопляк. – Фанелли так разошелся, что даже сорвался на визг. – Этот паршивый торгаш даже торговать толком не умеет. Вот что я слышал. Я слышал, что это Гарри Торн проталкивает парня на эту гонку. А Гарри Торн сам ни ухом, ни рылом в парусном спорте. Гарри Торн начинал в стекольном бизнесе. И в итоге ни черта не разбирается ни в том и ни в этом.
– Он похож на плохого офицера. – Кроуфорд изъяснялся спокойно. – Браун, то бишь. Ура, вперед, победим или умрем. Оказавшись под таким, не обрадуешься. Вот какая чушь собачья. Иногда такие побеждают, иногда – умирают. И тебя тащат с собой погибнуть.
– Вы говорите так, словно имеете опыт, – предположил Стрикланд.
– Имею, – подтвердил Кроуфорд.
– Знаете, в чем дело? – не унимался Фанелли. – Просто им надо сделать рекламу этой лодке. Этому куску дерьма.
– Куску дерьма? – заинтересовался Стрикланд. – Это вы о его лодке?
– Оставь лодку в покое, – одернул приятеля Кроуфорд.
Фанелли виновато замолчал. Сложив руки на груди, он закатил глаза и бормотал что-то про себя, всем своим видом показывая, что знает гораздо больше, чем может сказать.
– При небольшом везении, – заметил Кроуфорд, – он может провести гонку.
– Торн подкладывает ему свинью, – высказался Фанелли.
– Ладно, – примирительно проговорил Кроуфорд, – они хотят продавать лодки, пусть продают. Если он победит, мы увидим его на картинках.
Фанелли передернуло от отвращения.
– Что касается меня, то я тоже считал его слабаком, – продолжал Кроуфорд. – Но с тех пор как мы сходили в море, я в этом не так уверен. Вообще-то с ним вечно что-то происходит. Если на палубе будет лужа, он обязательно в нее сядет. Но ему может и повезти.
Фанелли был задет за живое и сдерживаться больше не мог.
– Черт с тобой! Ты хочешь пари? Я ставлю.
– Сколько? – спросил Кроуфорд.
– Пятнадцать против одного.
Стрикланду оставалось только радоваться, что разговор принял такой оборот.
Кроуфорд помолчал немного.
– Знаешь что, – проговорил он. – Держу пари, что он либо победит, либо умрет. В обоих этих случаях ты платишь мне. Если он сходит с круга или притащится последним, я плачу тебе. Ставлю десять против одного.
Фанелли уставился в небо, словно на него напал столбняк.
– А, чтоб ты провалился, – выкрикнул он, и они ударили по рукам. – Вы свидетель, – сказал Фанелли Стрикланду.
– Вне всякого сомнения, – подтвердил Стрикланд.
25
Воскресным днем, когда над верфью стояла тишина, Браун оторвался от своих занятий и увидел на причале рядом с «Ноной» специалиста по общественному мнению Даффи.
– Подобные плавания всегда проходят плохо, – предупредил его Даффи.
– Кто это сказал?
– Так говорится вообще, – пояснил Даффи. – Это морская поговорка.
– Кто говорит, что оно прошло плохо?
– Я просто пошутил, – пошел на попятный Даффи. – Но все равно ты должен мне интервью. Энн сказала, что ты здесь.
– Извини, – сказал Браун. – Не сегодня.
– Но как же так, дорогой мой, ты же должен побеседовать со мной когда-нибудь. Мне же надо с чем-то работать.
– Не сегодня, Даффи.
– Должен сказать, Оуэн, что так не предполагалось. Мыслилось, что мы должны сделать тебе такую рекламу, какую только возможно.
– Я знаю, – согласился Браун. – Как-нибудь я найду для этого время.
Даффи изучающе посмотрел на него и кивнул в сторону скамейки в конце причала.
– Давай пройдем туда, Оуэн.
Браун прошел за ним к скамье, и они сели.
– С тобой все в порядке? Это не для печати. Я хочу сказать, без дураков.
– У меня все отлично.
– Ты такой янки, приятель. Я совершенно не могу взять в толк, что у тебя на уме. Мне кажется, что этого не знает даже твоя жена. А уж кому как не ей знать.
– На самом деле я не янки, Даффи. Мои родители были иммигрантами, как и твои.
– Ты не шутишь? А откуда?
– Из Англии.
Даффи загоготал:
– Это не иммиграция, Оуэн. Это колонизация. Я хочу сказать, что ты же вырос на северном побережье Лонг-Айленда. Ходил в фессенденскую школу. Разве этого не достаточно?
– Я вырос в поместье Джона Иго, – пояснил Браун. – Как раз там-то я и научился ходить под парусом. Мой отец фактически был слугой. О матери я могу сказать это точно.
– Но ты же учился в Фессендене.
– У мистера Иго не было сыновей. Он ошибочно считал, что мой отец любил и боготворил его. Поэтому он хотел, чтобы я оказался там. Я пошел в Фессенден, чтобы не обидеть мистера Иго. В Аннаполис я пошел, чтобы не обидеть своего отца.
– Вот как! – воскликнул Даффи.
– Мистер Иго полагал, что его род происходит из Глостершира. Может быть, так оно и было. Во всяком случае, вся его прислуга была оттуда. Все его мастеровые, конюхи. По этой же причине он нанял и моих родителей.
– Они живы?
Браун покачал годовой.
– Мой отец рос в непьющей семье и к сорока годам спился. Мать умерла совсем молодой.
– Какими они были?
– Маленькими, как гномы, – сказал Браун и рассмеялся, заметив удивление Даффи. – В семье матери все были особенно низкорослыми. Она хранила альбом. У ее родителей были огромные глаза и совершенно крошечные тела. В городе, где она родилась, все были такими.
– Черт! Уже интересно. Но не думаю, что мы сможем использовать это.
– Энни не упоминает об этом в пресс-релизе. – Браун посмотрел в сторону башен Манхэттена. – А об отце? Что я могу сказать? До некоторой степени он был типичным английским слугой.
– Хочешь сказать, похожим на тех, что показывают в кино?
– Слуги в кино всегда ставили меня в тупик. У них не было ничего общего с моим отцом. Отец всегда был очень остроумным и находчивым. Очень начитанным. И всегда пьяным, с тех пор как пристрастился к этому. Он пытался и меня приучить к вину, рассказывая, как надо пробовать его, как делать заказ.
– Но ты же не пьешь?
– Не пью, – подтвердил Браун. – Наверное, как раз поэтому.
– Как он оказался на этой работе?
– Я не знаю, – ответил Браун. – Он никогда не говорил мне ничего определенного. Тут был какой-то секрет. Или какой-то скандал. Кажется, какая-то кража. Его обвинили в чем-то. Когда он набирался, то начинал обычно жаловаться на несправедливость происшедшего, и мать тут же шикала на него.
– Семейная история.
– Верно. Как у Сайлас Марнер.
– Сайлас Марнер тут ни при чем, – проговорил Даффи. – Это участь каждой иммигрантской семьи. Каждой без исключения, черт побери. Это участь моей семьи, вашей семьи. Кого бы я ни встретил из иммигрантов – у всех одна и та же история: на бывшей родине осталась крупная тайна, о которой американцы не должны даже подозревать. Своего рода дьявольский архив.
– Он не считал себя иммигрантом, – заметил Браун. – Даже не употреблял этого слова.
– Он рассказывал об Англии?
– Он говорил: «Тебе повезло, что мы выбрались оттуда. Там все боятся друг друга. Англичанин все время шпионит за соседом с пригорка». Люди любят выгодные для себя сравнения. С чем угодно. С бревном, с проплывающей тучей. Вот и он говорил, что здесь чем умней человек, тем лучше к нему относятся, а в Англии как раз наоборот.
– Очень жаль, что они не увидят, как ты станешь победителем, – сказал Даффи.
Какое-то время они сидели молча. Затем Браун спросил:
– Как ты думаешь, каким мне следует быть? Кого публика хотела бы видеть на моем месте?
– Того, кто лучше, – ответил Даффи.
– Лучше меня, ты имеешь в виду?
– Лучше, чем она сама, публика.
– Но не из таких уж героев она состоит.
Даффи кивнул.
– Вот поэтому ей и нужны герои, Оуэн. – Он встал и устремил взгляд на серые тучи, нависшие над болотами Джерси. – Знаешь, кто мне приходит на ум?
– Линдберг?
– Нет, дружище. Винс Ломбарди.
– Великий человек. А почему именно он?
– Ошибаешься, – проговорил Даффи. – Винс Ломбарди не был великим человеком. Винс Ломбарди чуть не погубил эту страну. Американец в первом поколении, правильно? Бывший игрок «Фордхэма». Нет, он совсем даже не великий.
– Позволь не согласиться. Я думаю, он был выдающимся тренером и большим спортсменом. Хороший пример детям для подражания.
– Он отвратительное чудовище, – заявил Даффи. – Он был причиной войны во Вьетнаме.
Вернувшись тем вечером домой, Браун рассказал Энн о своей беседе с Даффи. Она рассмеялась.
– Даффи обожает тебя, – сообщила она ему.
– Неужели?
– О, это несомненно, – проговорила она слегка заплетающимся языком. – Как и все мы.
26
Тем же вечером в Хеллз-Китчен Стрикланд, Херси и Памела, понуривая травку, смотрели пленку, которую отснял Фанелли во время пробного выхода в море. На экране Браун, хватая ртом воздух, замахал руками над Зундом и поплыл на спине.
– Что он делает в воде? – спросил Херси. – От него требовалось, чтобы он был там?
– Я не думаю, что требуется находиться в воде, когда у тебя есть лодка.
– Вы хотите сказать, что он как бы свалился за борт? – спросила Памела.
– Похоже на то, – проговорил Стрикланд.
Затем пошли кадры, в которых Браун с видом героя стоял за штурвалом. Звучавшая на этом фоне запись разговора Фанелли с Кроуфордом делала сцену чрезвычайно потешной. Херси скалил зубы. Памела была в отпаде. Она заваливалась на спину в позе лотоса, пока колени у нее не задрались в потолок. Ее хрипловатый хохот заполнил студию.
– Значит, тебе нравится это, – заметил Стрикланд.
– О Боже, – проговорила Памела, задыхаясь от смеха.
– Выдающаяся стряпня, босс, – одобрил Херси.
– Пора рассмотреть, что мы здесь имеем. – Стрикланд задумался. – Он может победить. Он может проиграть. Он может и погибнуть. Исходы могут быть самыми разными, и мы должны быть готовы отобразить любой из них.
– Пропадет часть юмора, если он погибнет, – заметил Херси.
Стрикланд посмотрел на него с возмущением.
– Это почему же?
Ухмылка у Херси растянулась до ушей.
– Жизнь не утрачивает своего юмора, Херси, только потому, что кто-то погибает. Юмор остается и продолжается. Так же, как и сама жизнь. Но если он сподобится и в самом деле утонуть, кстати, вместе с моей бесценной «Сони бетакам», то нам придется довольствоваться этими кадрами, ну и тем, что мы отсняли на берегу.
– Вы можете сделать из этого фильм?
– Конечно, могу. Если он одолеет гонку, у нас будет интересная комбинация видеозаписи и кинопленки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54