– Помню, когда я был еще мальчишкой, – говорил Мередит, – кто-то сказал мне, что только дети говорят о сексе, тогда как взрослые люди занимаются им, и что заниматься сексом куда интереснее, чем точить о нем лясы. Помню, что на меня это высказывание произвело сильнейшее впечатление. Ничего умнее я не слышал. Но оказалось, что это не так. Беседовать на сексуальные темы не менее приятно.
– По-моему, одно другое не исключает, – сказала Джослин, почему-то опуская взгляд на свои руки.
Мередит машинально проследил за ее взглядом и увидел, что руки у нее безукоризненные, ухоженные, с длинными тонкими пальцами, на которых нет ни одного кольца.
– Да, наверное, – задумчиво произнес он.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Джослин и отвернулась.
Мередит решил не продолжать этот разговор, опасаясь, что он может зайти слишком далеко.
Он подсел к Тиш и Клинту, включился в разгоревшийся между супругами спор по поводу Брехта и вскоре забыл про Джослин.
Пару часов спустя, когда гости стали расходиться, Мередит предложил Карлотте, что возьмет такси и подбросит ее до дома, но Карлотта отказалась. Она указала на его рюмку, которую только что в очередной раз наполнили коньяком, и сказала:
– В Армении люди голодают. Я не могу позволить, чтобы, пропадал такой замечательный коньяк. Не беспокойтесь, я доберусь сама.
Мередит проводил ее до дверей, потом вернулся и допил коньяк. Настроение его было приподнятым. Он прекрасно провел время, да и вел себя примерно. Карлотта ушла. Джослин уехала еще раньше, так что совесть его была чиста. От выпитого коньяка по телу разлилось тепло, и Мередит ощущал приятную усталость.
Он пожелал хозяевам спокойной ночи и распрощался.
Выйдя из лифта, Мередит зашагал через вестибюль, думая только о том, как бы добраться до постели, как вдруг услышал за спиной мягкое покашливание. Он обернулся и увидел, что из ниши, в которой темнели ряды почтовых ящиков, выходит Джослин.
– Хорошо сработано? – спросила она.
– Что вы имеете в виду? – тупо переспросил Мередит.
– Ладно вам. Можете расслабиться. Она уехала, – усмехнулась Джослин.
– Кто?
– Карлотта, кто же еще. Разве вы не заметили? Она же сидела до последнего, чтобы вас дождаться. И это после того, как мы с вами уже обо всем договорились.
– О чем договорились?
– А вы разве не понимаете?
– Ах, вот вы о чем…
– Во всяком случае, так мне показалось, – сухо произнесла Джослин. – Впрочем, если вы забыли, то я тоже готова забыть.
Мередит расхохотался, и Джослин присоединилась к нему. Напряжение сразу спало.
– Извините, – сказал Мередит, утирая слезинки. – Дело в том, что… Словом, меня еще никогда прежде не соблазняли.
– Да что вы? Вот никогда бы не подумала.
– Впрочем, когда-то это должно было случиться, – улыбнулся он.
– Ну, хорошо, – сказала Джослин, как будто речь шла о деловом совещании. – Тогда поехали, да?
Пожалуй, именно ее прямота и решила исход дела, избавив Мередита от сомнений. Поведение Джослин настолько не вязалось с ее внешним обликом, что он так и не нашелся, что ответить. Ему ничего не оставалось, как последовать за Джослин на улицу. Мередит хотел было остановить такси, но Джослин и здесь опередила его – она резко и пронзительно свистнула, и из темноты тут же вынырнула машина. Впрочем, Джослин позволила Мередиту назвать таксисту ее адрес, который успела нашептать на ухо.
Такси пересекло Центральный парк и доставило их в Ист-Сайд. Джослин предоставила актеру расплатиться по счетчику, но затем снова перехватила инициативу, самостоятельно выбравшись из машины и не став дожидаться, пока Мередит откроет перед ней дверь или вызовет лифт.
Когда они вошли в ее квартиру, Мередит не успел еще оглянуться, как Джослин прильнула к нему и впилась в его губы жарким поцелуем. В тот же миг, как он, придя в себя от ошеломления, вызванного столь стремительным натиском, начал получать удовольствие от поцелуя и прижал к себе податливое женское тело, Джослин вдруг резко высвободилась из его объятий и зашагала в спальню.
– Приготовь нам что-нибудь выпить, хорошо? – бросила она через плечо. – И принеси сюда.
Все это казалось Мередиту невероятным. Словно он попал на конвейер из фильма эпохи немого кино, но только вместо дисковой пилы в конце движущейся ленты его поджидала постель. Мередит даже не мог сказать себе, нравится ли ему все это или нет, не мог признаться, что опасается случившегося или боится проявить малодушие. Словно Джослин бросила ему вызов. Мередит с мрачной решимостью двинулся к бару. Кстати, что просила Джослин? Впрочем, это не имело значения. Прихвачу бренди, решил Мередит, поскольку весь вечер он пил только коньяк. Бренди с содовой. Ему потребовалось несколько минут на то, чтобы достать лед и найти открывалку. Потом он откупорил бутылочку с содовой, разлил напитки и, прежде чем идти в спальню, пригубил свою рюмку.
Джослин уже лежала в постели, обнаженная.
– Вот и я, мой тигр, – сказала она.
– Вот, – только и вымолвил Мередит, протягивая ей рюмку.
Он отпил еще бренди и начал стаскивать пиджак.
– Правильно, – кивнула Джослин. – Снимай его. Снимай же!
Словно посетитель ночного кабаре во время стриптиз-шоу, Мередит решил подыграть ей и поэтому нарочито медленно расстегнул пуговицы рубашки и потом игриво приспустил рубашку с одного плеча. Джослин зааплодировала и свистнула – не так пронзительно, как на улице, но не менее вызывающе и вульгарно.
– Меня пробирает аж до сих пор, – сказала она. Мередит посмотрел на нее. Джослин, полураскрыв рот, поглаживала себя по лобку.
Забыв про стриптиз, Мередит сбросил остальную одежду со всей скоростью, на которую только был способен. Но Джослин и тут не преминула поддеть его:
– Правильно. Давай пошевеливайся, мой пылкий любовник. Жеребчик мой необъезженный.
В другой обстановке такие слова могли даже оттолкнуть Мередита, но сейчас они его распалили. Развязная грубость и столь откровенная сексуальность Джослин в сочетании с выпитым коньяком раззадорили Мередита. Сняв трусы, он шагнул к постели.
Джослин, не сводившая с него глаз, снова присвистнула, увидев, насколько актер возбужден. Что означал ее свист на этот раз, подумал Мередит. Знак признания его победы, его успеха или мужских достоинств? Или она просто поддразнивала его? Все случилось так быстро, что Мередит даже не успел это осмыслить. Он подумал только, насколько печально, что Джослин приходится прикидываться сильной и агрессивной, чтобы скрыть свою незащищенность и слабость. Он взял рюмку, чтобы допить остаток коньяку, но Джослин оказалась проворней. Не успел Мередит отставить рюмку в сторону, как Джослин схватила его за плечи и притянула к себе. Мередиту стоило величайших усилий не расплескать коньяк. Когда он наконец исхитрился поставить рюмку на тумбочку, Джослин уже сидела на нем сверху, оседлав его, приникнув к нему губами и сжимая обеими руками его голову.
Она так и сидела на нем верхом, запрокинув назад голову, закрыв глаза, постанывая, вцепившись ему в грудь обеими руками и пришпоривая пятками. Джослин словно пыталась выместить на нем извечную женскую обиду, отомстить за веками накапливавшуюся несправедливость, угнетение и унижение, которое терпели многие поколения женщин от грубых бесчувственных мужчин. Похоже, ей хотелось, чтобы все увидели: смотрите, вот она сидит верхом на самом Мередите Хаусмане, знаменитом киноактере, эталоне мужской силы и красоты. И так продолжалось до самого окончания этого любовного акта, который стал мигом ее торжества. Наконец, в последний раз содрогнувшись, Джослин обессиленно обрушилась на грудь Мередиту.
Поглаживая разгоряченную и влажную спину Джослин, Мередит думал о том, что и в кино ему постоянно отводилась пассивная роль, что он как актер всего-навсего воплощал замыслы сценариста и режиссера, повинуясь их указаниям. Встань на эту линию. Произноси эти слова, перейди туда-то. Представь то-то и то-то. Махни рукой, наклонись, улыбайся, улыбайся и улыбайся. Как-то незаметно мысли Мередита ушли в прошлое, и он подумал, представляет ли Лайла Тэтчер, что узкая тропинка, которую они вместе протоптали, скоро будет укатана и превратится в дорогу. В сверхскоростную магистраль чувственного опыта.
Голос Джослин вывел Мередита из оцепенения.
– Ну вот и все, – прошептала она. Скатившись с него, она нежно поцеловала его лоб, потом глаза и губы и легла рядом, положив голову на подушку. Мередит зажег сигарету и предложил Джослин, но та помотала головой. Она молча лежала, время от времени поглаживая его руку. Потом заснула.
Мередит выбрался из постели, оделся и посмотрел на спящую Джослин. В голове у него царил хаос. Он не знал, что подумать о Джослин. Как, впрочем, и о себе.
Он даже не был уверен, понравилось ли ему то, что между ними случилось. Черт с ним, это неважно, решил он. «В жизни и не такое бывает», – сказал бы по этому поводу Коул Портер. Они просто использовали друг друга. Скорее всего, им больше не доведется встретиться.
Мередит выключил свет и вышел из спальни. В прихожей он посмотрел на себя в зеркало, поправил галстук и, выйдя из квартиры, захлопнул дверь.
ГЛАВА 2
По отзывам критиков премьера пьесы удалась, а сама пьеса, несмотря на тривиальность, смотрелась вполне мило. А вот Мередит Хаусман произвел настоящий фурор. Кстати, по мнению самого Мередита, пьеса заслуживала большей похвалы, но он не собирался спорить с критиками. Еще он подумал, что Джаггерс оказался провидцем, когда сказал, что «Милашка» станет гвоздем театрального сезона на Бродвее, а Мередит произведет подлинную сенсацию. От вкуса и интуиции агента во многом зависит успех клиента, подумал Мередит. Это так же важно, как умение подобрать лошадь для героя ковбойского фильма. На слишком крупной лошади актер может оказаться нелепым, а герой всегда должен выглядеть в самом выгодном свете.
Мередит закурил сигарету и расслабился. Он уже снял с лица грим, принял душ и покончил с дневными заботами. Он чувствовал себя как бизнесмен после удачного дня. Вокруг не осталось ни души – ни досужих газетчиков, ни докучливых театралов. Обычный мирный вечер, и Мередит наслаждался покоем. Он предвкушал, как вернется домой к Элейн и Мерри. Пора уже уделять им больше внимания и проводить больше времени в кругу семьи, решил он.
Он докурил сигарету, натянул куртку и вышел из театра. Такси остановил сразу же. В это время, когда поток публики уже схлынул, свободных такси на Бродвее было много. А вот еще каких-то полчаса назад поймать такси было бы ох как непросто. Мередит назвал водителю адрес и устало откинулся на спинку сиденья. Он чувствовал удовлетворение, словно от добротно выполненной работы. Месяц был трудный – как для него, так и для Элейн. Впрочем, нет, Элейн пришлось даже потяжелее. Но овчинка выделки стоила. Мередит мысленно пообещал себе, что теперь постарается с лихвой компенсировать Элейн недостаток внимания и заботы. Эта мысль окрылила Мередита.
Он расплатился с таксистом, кивнул консьержу и поднялся на лифте на свой этаж. Выйдя из лифта, он услышал плач младенца и невольно удивился: у кого еще на их этаже может быть новорожденный? И почему малютка надрывается от плача? Мередиту даже в голову не пришло, что плакать может его ребенок. В конце концов, в квартире было трое взрослых: няня, горничная и сама Элейн. Не могли же они спокойно наблюдать за тем, как Мерри плачет. Но когда он отомкнул входную дверь, плач усилился. И потом, когда он воззвал: «Привет! Это я!», никто не ответил. И тут внутри у Мередита похолодело. «Господи, это же Мерри!» – мелькнуло у него в мозгу, и Мередит опрометью бросился в детскую.
Он увидел дочку лежащей в колыбельке со сжатыми кулачонками и раскрасневшейся мордочкой; крохотное тельце содрогалось от крика.
– Элейн! – снова позвал Мередит. – Мисс Свейн! Маргарет!
И тут он вспомнил, что у мисс Свейн сегодня выходной, но вот куда, черт побери, запропастилась Маргарет? И где Элейн? Как они посмели бросить малютку? Он вынул Мерри из колыбельки. Малышка была совершенно мокрая, да к тому же еще и перепачкалась. Мередит положил ребенка на резиновую ванночку, развернул одеяльце и пеленку и тщательно обтер Мерри увлажненными марлевыми тампонами, а потом персиковым маслом. После чего взял из стопки чистую пеленку и неумело перепеленал дочку. Все это время он приговаривал, обращаясь, главным образом, к себе, поскольку никогда прежде пеленать ребенка ему не приходилось: «Ну, ну, полно, не плачь, папочка здесь, все в порядке. Полно, не плачь, папочка здесь, все в порядке».
Но Мерри почему-то с ним не согласилась и зашлась в плаче пуще прежнего, хотя тельце ее было уже снова чистое и сухое. Чего же еще не хватало? Может быть, она проголодалась? Мередит поспешил на кухню, пообещав Мерри, что папочка сейчас вернется. Мередит с трудом представлял, что будет делать на кухне, поскольку не имел ни малейшего понятия о том, как готовить бутылочку с детским питанием.
Мередиту показалось странным, что на кухне горит свет, но, войдя, он сразу понял, в чем дело – на полу лежала Маргарет. Судя по всему, она как раз собиралась приготовить ребенку питание, поскольку рядом растеклась лужица молока, а по всему полу были разбросаны осколки стекла. Мередит опустился на колени, чтобы посмотреть, что с Маргарет. Точнее, он хотел хотя бы проверить, жива она или нет. Он не мог даже предположить, что могло с ней случиться. У них побывал грабитель? Кто-то на нее напал? Лицо Маргарет было в нескольких местах порезано, но ранки сейчас уже не кровоточили, а вокруг рта запеклось что-то похожее на пену. Мередит взял Маргарет за запястье. Пульс он нащупать не смог, но рука была теплая. Мередит поискал пульс у себя, определил, где находится нужная точка, и снова взял Маргарет за запястье. На этот раз он ощутил под пальцами ровные и сильные биения, разве что более редкие, чем у него самого. Что делать теперь? Маргарет явно нуждается во врачебной помощи. Мередит кинулся в детскую посмотреть, все ли в порядке там. Но нет – Мерри опять громко плакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57