– За что?
– Я знаю, что ты меня не обвиняешь. Ты справедлив и благороден. Но прежде мне это и в голову не приходило. Теперь же, когда ты про это сказал… Да, ужасное совпадение…
– Что именно?
– То, что случилось тогда с нами. И как случившееся отразилось на судьбе Мерри.
– Не стоит об этом думать, – произнес Мередит. – Мы же не хотели причинить ей боль. Как сказал Шекспир? «Но боги правы, нас за прегрешенья казня плодами нашего греха». Хотя не всегда выходит именно так. Нам так просто привычнее думать. В той же пьесе он выразил это иначе, более жизненно. «Как мухам дети в шутку, нам боги любят крылья обрывать».
– Мне, кажется, это уже звучит не столь зловеще.
– Нет, наоборот. Так, во всяком случае, я считаю. Ты только подумай немного над этими строками, и ты поймешь, насколько мы все беспомощны, бессильны и одиноки.
– Мне вовсе не одиноко тут с тобой.
– Возможно, – согласился Мередит. – Даже в нашем безумном мире выдаются порой спокойные минутки. Не хочешь бренди с кофе?
Чуть поколебавшись, Джослин ответила:
– Хочу, но предпочла бы, чтобы мы поехали ко мне.
– Увы, не могу.
– Почему не можешь?
– Меня ждут на приеме, на который поехала Нони.
– Господи, неужели ты не можешь от него отвертеться?
– Нет, – покачал головой Мередит. – Возможно, я не должен тебе это говорить, но я живу здесь с ней. А наша встреча… Понимаешь, это вроде трюка старого игрока в покер. Показываешь лучшую карту, чтобы все подумали, что ты блефуешь. Я показал тебе Нони, потому что это был лучший способ, чтобы тебя одурачить. Прости, пожалуйста.
– Ничего, – сказала Джослин. – Тебе не за что извиняться. Но и голову из-за нее терять тебе тоже не пристало.
– Увы, ничего другого мне не остается. Ей девятнадцать. Мне – пятьдесят два. Кроме нее, меня больше ни на кого не хватает. Не знаю, можешь ли ты в это поверить?
– Поскольку мне больше ничего не достается, остается только поверить, – с наигранной веселостью произнесла Джослин.
Она встала из-за стола. Мередит тоже поднялся.
– Разве тебе уже пора? – спросил он.
– Да, мне лучше уйти, – сказала Джослин.
Как ни в чем не бывало она запечатлела на его щеке поцелуй, пытаясь скрыть досаду и разочарование. Затем, медленно и небрежно вышагивая, она покинула ресторан, пересекла вестибюль и не спеша вышла к стоянке.
Вернувшись в мотель, Джослин плюхнулась в кресло, закурила и поняла, что не может больше оставаться одна в пустом номере посреди голой пустыни. Она поспешно собрала вещи, покидала их в дорожную сумку и погнала автомобиль в Лос-Анджелес.
Десять дней спустя, ближе к вечеру Мерри позвонил Артур Уеммик. Она только что вернулась со съемок. Телефон она услышала еще с порога, подбежала и схватила трубку.
– Мерри? Это Артур.
– Да?
– Ты видела последний номер «Пульса»? Я имею в виду сегодняшний.
– Нет.
– Тебе нужно прочитать. Прислать его тебе?
– Нет, я могу выйти и купить, – сказала Мерри. – Так будет быстрее. Так что спасибо, не беспокойтесь.
– Хорошо. Только перезвони мне, когда прочтешь, ладно? Если не застанешь меня здесь, то я буду дома.
– Хорошо, – сказала Мерри. – А что… Очень плохо, да?
– Да, хорошего мало.
– О'кей. Спасибо, что предупредили.
Мерри положила трубку и спустилась к машине. «Пульс» она купила в киоске на Сансет-стрип. Развернув журнал прямо в машине, она начала перелистывать страницы с конца, пока не нашла раздел «Зрелища и развлечения». Читая статью, Мерри чувствовала, как выступившие капельки пота легонько пощипывают кожу на лбу и на верхней губе.
Статья была гнусная, мстительная, и – самое скверное – Джослин Стронг притворялась понимающей, участливой и сочувствующей. Что сочувствует и Мерри и ее отцу. Мерри была представлена развязной и взбалмошной особой, которая не отдает себе отчета в своих поступках, а в голом виде согласилась сниматься, поскольку отчаянно мечтала о том, чтобы добиться похвалы Кляйнзингера. А нужда в его похвале объяснялась, по мнению Джослин, словами Мередита: «Я не смог стать настоящим отцом для Мерри. Да что там настоящим – хоть каким-то отцом. То, что она стала сниматься в кино, означает, что между нами, возможно, есть еще близость и взаимопонимание. И меня это, естественно, радует».
А дальше – еще хуже. «Потягивая изысканное французское вино в ресторане роскошной гостиницы, Мередит Хаусман добавил: «Я знаю, что такое жизнь. Чего от нее можно ожидать. И я знаю, что надежды Мерри на то, чтобы обрести счастье, довольно призрачны».
Мерри перечитала статью дважды. Ей, пожалуй, досталось все же меньше. Джослин Стронг уколола ее лишь однажды: «Я уже взрослая девушка, – надменно заявила девятнадцатилетняя старлетка».
Слова эти она произнесла вовсе не «надменно». Какая низость!
Отложив журнал на соседнее сиденье, Мерри вернулась домой. И тут же перезвонила Уеммику.
– А как отреагировал мой отец? – спросила она.
– Он очень волнуется из-за тебя.
– Ерунда какая, – сказала Мерри. – Основной удар направлен против него.
– Он это понимает. И знает почему. Его беспокоит только то, что ты можешь обидеться.
– У вас есть номер его телефона?
Уеммик продиктовал ей незарегистрированный номер телефона Мередита, не задавая лишних вопросов. И Мерри была ему за это признательна.
– Он сейчас в Малибу, – пояснил Уеммик.
– Спасибо, – поблагодарила Мерри. – Я ему позвоню.
– Хорошо.
Мерри надавила на рычажок, а потом набрала отцовский номер.
– Да? Слушаю.
– Папочка? Это Мерри!
– Ты уже видела?
– Да. Совсем недавно.
– Мне очень жаль, что так вышло, – сказал он. – Боюсь, что не слишком помог тебе. Но меньше всего на свете я хотел тебя обидеть.
– Папочка, все это ерунда, яйца выеденного не стоит, – сказала Мерри. – Я расстроилась из-за тебя. Уж слишком это нечестно по отношению к тебе.
– Ничего удивительного. Эта журналистка жаждала моей крови.
– Но почему?
– Гнев оскорбленной женщины страшнее огня ада, – горько усмехнулся Мередит. – К тому же это слишком сложно, чтобы объяснять по телефону. Послушай, а откуда ты звонишь?
Мерри рассказала, где сейчас живет.
– А почему бы тебе не приехать ко мне?
– Я была бы счастлива.
– И я буду очень рад.
– Тогда я сажусь в машину и мчусь к тебе.
Мерри положила трубку и швырнула журнал в мусорное ведро. Плевать ей на эту статью. Теперь ей на все плевать. Она захлопнула дверь и быстро спустилась к машине.
Автомобиль несся к западу. Мерри наблюдала через лобовое стекло за солнцем, плавно садившимся в жидкие облака. Журнальная статья больше ничего для нее не значила. Хотя кое-что все же значила. После разговора с отцом статья из грязной пакости превратилась в огромную, радужную и прекрасную рождественскую открытку.
ГЛАВА 11
– Будьте счастливы! – провозгласила Мерри, поднимая бокал с шампанским.
Она адресовала это пожелание своему отцу и Нони – теперь уже миссис Мередит Хаусман, – которые стояли напротив у камина.
– Желаю вам удачи, – добавил судья Нидлмен. Артур Уеммик присоединился к пожеланиям.
– Допив шампанское, Нони бросила свой бокал в камин. Бокал со звоном разлетелся вдребезги.
– Это еще зачем? – вскинул брови Мередит.
– Я давно мечтала об этом, – пояснила Нони. – Это… Словом, это как в кино.
Мередит расхохотался, остальные последовали его примеру.
– Что ж, я пойду заведу машину, – сказал Уеммик. Он собирался отвезти молодоженов в Бейкерсфилд, откуда они должны были вылететь на арендованном самолете в Акапулько.
– Ну что, миссис Хаусман, как вы себя чувствуете? – спросил Мередит.
– Чудесно! – просияла Нони. – Это самый счастливый день в моей жизни.
– Рад это слышать, – сказал Мередит.
– И для меня сегодня один из самых счастливых дней, – неожиданно для себя выпалила Мерри.
Отец вопросительно посмотрел на нее.
– Я говорю вполне серьезно, – подтвердила Мерри. Она даже не знала, какими словами передать отцу, насколько счастлива вновь обрести в его лице друга. Очередной брак отца не вызвал у нее отрицательных эмоций. В лице Нони она не видела угрозы для своих отношений с отцом. Ей даже было немного жаль эту девочку. Скромную, милую и даже наивную. Похоже, кроме Мередита Хаусмана, ее ничто больше не интересовало. Разве что еще лошади и кино. Нони даже в голову не пришло, что она должна попытаться установить какие-то отношения с Мерри. Она просто сразу восприняла Мерри как дочь Мередита, а позже – как подругу. Мерри немного сочувствовала ей, сознавая, насколько одинокой и оторванной будет порой чувствовать себя девятнадцатилетняя девочка в обществе пятидесятидвухлетнего мужчины. Вместе с тем она прекрасно понимала, какую роль Нони играет в жизни Мередита. Ведь отец Мерри вовсе не выглядел стариком, напротив – разговаривал и двигался он задорно, бодро и энергично. И все привыкли считать его энергичным мужчиной и пылким любовником. Однако требования к нему предъявлялись настолько высокие, что Мередит всерьез опасался, что, проснувшись в одно прекрасное утро, поймет, что груз ему уж не по силам. И тогда в один миг рухнут его жизнь и карьера. Все, чему он посвятил себя. Нони была живым доказательством правдивости образов, которые Мередит создавал на киноэкране.
Мерри не думала, что брак отца с Нони продлится достаточно долго. Хотя ее это и не волновало. Она уже убедилась, что счастье капризно и мимолетно, как золотые рыбки, которые продаются в дешевых лавках: девяносто девять из них быстро погибают, а вот сотая толстеет, наливается соками и годами плещется в бассейне.
Интересно, будут ли у них дети? Мерри подумала, что ее отцу это придало бы новые силы. Правда, она с трудом представляла, какая жизнь будет ждать ребенка. Она отставила свой бокал на мраморное пресс-папье, украшавшее стол судьи. Не ей за них решать. Так что и нечего ломать над этим голову.
– Что ж, Артур уже нас ждет, – произнес Мередит. – Спасибо вам, судья.
– Рад был вам помочь, – ответил Нидлмен. – Счастливого путешествия.
Мередит предложил одну согнутую в локте руку Нони, а другую – Мерри. Они вышли от судьи и спустились к машине.
Домой Мерри вернулась в приподнятом настроении. Всю дорогу она не переставая твердила себе, что счастлива. Хотя в глубине души отказывалась в это поверить. Что-то казалось ей неправильным. Словно чего-то недоставало. Она бесцельно мерила шагами гостиную. Потом закурила и тут же заметила, что буквально за минуту до этого зажгла другую сигарету, которая лежала и тлела в пепельнице. Да, что-то явно было неладно.
Она загасила тлеющую сигарету и призадумалась. И тогда ее осенило: Элейн! Ее собственная мать.
Она прекрасно сознавала, что хочет невозможного, но почему-то из-за чуда, свершившегося в отношениях о отцом, в ее голове засвербила навязчивая мысль о том, что подобное чудо может случиться и в отношениях с матерью. Может быть, она хотя бы попытается их наладить? Вдруг им удастся стать друзьями?
С тех самых пор, как Мерри перебралась в Лос-Анджелес, она всячески избегала Элейн. Под предлогом работы и усталости из-за съемок. За все время она позвонила матери всего дважды, причем оба раза натыкалась на довольно прохладный прием. Мерри радовалась, что ей удавалось избегать общения с матерью, но теперь она призадумалась, стоило ли из-за этого радоваться.
Она сняла трубку и набрала номер Элейн. К телефону подошел Лион.
– Здравствуй, Лион. Это Мерри.
– Привет, Мерри, – отозвался он, довольно уныло и безжизненно.
– Я бы хотела заехать к вам сегодня вечером, – сказала Мерри. – Сто лет уже ни тебя, ни мамы не видела.
– Мамы сейчас нет дома. Она вернется примерно через час.
– А что, мне нужен входной билет? – игриво спросила Мерри.
– Наш дом – твой дом, – ответил Лион.
Мерри подумала, что такое довольно странно слышать из уст четырнадцатилетнего подростка. Или же он просто так шутит, подтрунивает над ней.
– Тогда ждите меня через полтора часа, – сказала Мерри и положила трубку.
Остановив «шевроле» перед крыльцом столь знакомого дома, она радостно взбежала по ступенькам и позвонила. Дверь открыл Лион.
При виде брата Мерри пришла в ужас. Она не могла поверить своим глазам.
– Что это за чертовщина? – только и вымолвила она.
Диковинная накидка ярко-оранжевого цвета с развевающимися полами, на ногах плетеные веревочные сандалии. А прическа вообще совершенно невообразимая. Голова подстрижена «под горшок», на макушке выбрита тонзура…
– Оставь туфли на крыльце, пожалуйста, – попросил Лион.
– Почему? – изумилась Мерри. – Что это тебе взбрело в голову?
– Они кожаные.
– Разумеется, они кожаные!
– Я принесу тебе веревочные сандалии.
– Что ты плетешь?
– Или ты предпочитаешь бумажные тапочки?
– Ну, хватит, Лион. Пошутили – и довольно. Или ты всерьез?
– О, да.
Мерри была по-прежнему убеждена, что он притворяется. Конечно же, это розыгрыш. Хорошо, она немного поиграет с ним, так и быть. Сняв туфли, она шагнула вперед, однако Лион преградил ей дорогу.
– Твоя сумочка, – сказал он.
– Что? – Мерри не поверила своим ушам. – Не могу же я оставить сумочку на крыльце. Ее же украдут! К тому же в ней мои сигареты.
– Сигареты тебе не понадобятся. Мы с мамой не выносим табачный запах.
– Господи, о, чем ты говоришь?
– Ну, заходи же, – пригласил Лион.
Она положила сумочку на крыльцо рядом с туфлями и прошла следом за братом в дом. Ее ноздри уловили какой-то странный запах. Мерри несколько раз принюхалась, прежде чем узнала аромат сандаловых благовоний.
В гостиной царил полумрак, и Мерри понадобилось несколько секунд, пока глаза привыкли к приглушенному Свету, исходившему от нескольких свечей, которые мерцали перед развешанными на стене изображениями Христа, Будды, Моисея, Магомета, Конфуция, Зевса, Далай-ламы и Ахура-Мазды. Поразительно, но посередине лба на каждом из ликов находился третий глаз, из которого струились лучи. Ну точь-в-точь как глаза на пирамидах, что изображены на долларовых бумажках.
Элейн вышла из кухни, мило улыбнулась и сказала:
– Мир тебе!
Она была в длинном зеленом платье; голову украшал миртовый венок.
– Я рада, что снова вижу тебя, Мередит, – сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57