https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya-moiki/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Надо же, как сложно. Ему пришлось одеваться только для того, чтобы, поднявшись к себе в спальню, снова раздеться. Карлотта с трудом подавила смешок.
– Дорогая?
Она не ответила.
– Карлотта? Ты не спишь?
Опять молчание.
– Карлотта? Ничего не случилось. Мы только поплавали вместе, и все.
Его ложь разозлила ее куда больше, чем измена. Карлотта продолжала молчать, и Мередит сдался. Он забрался в постель и быстро уснул. Все правильно. Он всегда быстро засыпал после полового акта.
Карлотта заснула только под утро.
Проснулась она по-прежнему в подавленном настроении. Отнеся это на счет бессонной ночи, она долго не вставала. Горничная подала ей завтрак в постель. Господи, как было бы хорошо заснуть и не проснуться, подумала Карлотта.
В дверь спальни постучали. Три осторожных, вежливых стука.
– Фредди?
– Да. Вы в приличном виде?
– Да. Заходите.
– Как вы узнали, что это я?
– Просто догадалась.
– Боюсь, у меня для вас неприятные известия.
– Вы шутите?
– Нет. Джослин хочет поговорить с вами.
– О Господи. Что ей нужно?
– Интервью. Что же еще?
– В самом деле: что же еще?
– Что ей сказать?
– Только не сейчас. Скажите, что у меня до сих пор болит голова. Может быть, сегодня днем или завтра. Как только мне станет получше.
– Хорошо, скажу.
Он удалился, потом вернулся и сказал Карлотте, что договорился на следующее утро.
– Спасибо, Фредди.
– Это входит в мои обязанности, мадам.
– Это прекрасно, Фредди, но нужно иногда и отдыхать от обязанностей. Вы согласны?
– Конечно.
– Тогда… Может быть, сыграем в джин-рамми или еще во что-нибудь?
– С удовольствием. Я схожу за картами, – сказал он.
– И захватите еще водку, – попросила Карлотта.
– Вот это уже совсем другой разговор, – откликнулся Фредди.
Он принес все, что просила Карлотта, и они сидели вдвоем, играли в карты и выпивали, а Фредди забавлял ее анекдотами и прибаутками. Карлотте вдруг пришло в голову, что со стороны все это может выглядеть неприлично, даже непристойно. Пригласить к себе в спальню мужчину и, не вылезая из постели, распивать с ним водку. Полный разврат. Если бы, конечно, Фредди был настоящим мужчиной. Или – будь она типичной женщиной. Она никогда не изменяла Мередиту. Главным образом, потому, что это было бы слишком просто и безопасно. Но после пяти или шести рюмок водки это показалось Карлотте чертовски несправедливым. Она даже не поняла – что именно. Всё! Даже то, что она лежит в постели, а рядом сидит Фредди. Или то, что рядом с Фредди именно она, а не кто-то другой. И что именно оказались здесь вдвоем – два отброса на конвейере жизни. Чертовски несправедливо.
– Фредди, – внезапно сказала она. – А вы всегда были голубым?
– Простите?
– Ох, я вовсе не то хотела сказать. Я имела в виду… Словом, у вас это получается только с мужчинами?
– А почему вы спрашиваете? – переспросил Фредди, совершенно невозмутимо.
– Мне кажется, что я жутко бестактна.
– Вовсе нет.
– Идите ко мне, – попросила Карлотта, – поближе.
– К вам в постель?
– Вам это так неприятно?
– Нет, что вы, – ответил Фредди. Он деревянно встал и разделся. Какой он все-таки милый и отзывчивый, подумала Карлотта. Воистину он заслуживает большего, чем бегать за тампаксами. Он неловко забрался в постель, и Карлотта поцеловала его. Ей показалось, что Фредди немного оттаял. Во всяком случае, он тоже поцеловал ее, потом положил руку на ее обнаженную грудь в попытался ее поласкать. Затем обнял Карлотту и привлек ее к себе. Они долго лежали и молча целовались. Правда, Карлотте пришлось немало поласкать его, прежде чем небольшой фаллос Фредди напрягся и затвердел. И потом, когда жезл Фредди проник в ее лоно, Карлотта подумала, что все будет в порядке. Но, увы, Фредди никак не мог излить свой эликсир, и Карлотта, осознав это, пожалела его. Она почувствовала, что Фредди обескуражен, и сама смутилась, коря себя за то, что втянула Фредди в это дело. Вернее, втянула его в себя. Они продолжали лежать, сжимая друг друга в объятиях. Бесполезных, бессмысленных, бесконечных объятиях, вызванных такой нелепо-бесстрастной страстью. Фредди уже оставил бесполезные попытки и просто лежал на ней сверху, а Карлотта гладила его по волосам, приговаривая:
– Милый Фредди. Славный, добрый Фредди.
Она почувствовала, как его увядший орган выскользнул из ее лона, и сказала:
– Милый мой, чудный Фредди. Спасибо тебе.
– Славный, добрый Фредди! – откликнулся Фредди с наигранной веселостью.
Он оделся и ушел. Карлотта услышала, как он дошел до своей комнаты, а минуту спустя пустил воду в душе. Бедный Фредди! Он так сдерживал отвращение, а теперь старался побыстрее отмыться от нее! Бедный Фредди! Чудесный, замечательный Фредди! А она заставила его пойти на такое! Как ужасно! А он согласился только из жалости. Или же это тоже входило в круг его обязанностей? В любом случае это было ужасно. А с ее стороны просто непростительно. Карлотта лежала, пытаясь понять, почему никак не может заплакать, почему ее глаза пересохли, как с ней случилось такое, что она утратила всякую способность чувствовать.
Ее тело выбросило на берег озера в полумиле от причала. По всей видимости, Карлотта заплыла так далеко, что сил плыть обратно попросту не осталось, и она пошла ко дну. Выглядело это довольно странно, поскольку плавала она не слишком хорошо и никогда прежде далеко не заплывала. И даже не пыталась. Как бы то ни было, время от времени подобные несчастные случаи происходят – так сказал главный инспектор полиции.
Мередит был сражен случившимся. Он очумело слонялся по дому, переложив все заботы на плечи Фредди. Фредди подготовил некролог для прессы, организовал похороны и вообще позаботился обо всем. Славный, добрый Фредди. Он также сжег оставленную Карлоттой записку: «Прости меня, Фредди. К.». Он сжег записку в своей пепельнице и спустил пепел в унитаз.
«Пульс» не стал печатать интервью с Мередитом, а материал, собранный Джослин, отправили в архив – в большом коричневом конверте, помеченном: «Хаусман, Мередит – актер».
ГЛАВА 5
Мисс Престон придерживалась твердого убеждения, что богатые зачастую так же страдают, как и бедные; этим убеждением и объяснялось ее стремление подавить свою неприязнь по отношению ко многим воспитанницам. Как-никак назначение ее школы состояло в оказании милосердия, а уж коль скоро вышло, что волею судьбы среди нуждающихся в милосердии оказались и дочери миллионеров, они должны были получать его. Сколько девочек, не познавших родительского тепла, оказалось на попечении бездушных учителей и воспитательниц! Сколько детей попало сюда из распавшихся семей! Воистину на долю мисс Престон выпала благородная и ответственная миссия. От нее зависело то, чтобы обездоленные девочки получили хоть толику детского счастья. Мисс Престон сама наслаждалась, работая с детьми, которых любила; с теми же, которых она недолюбливала, работать было куда сложнее, поскольку она не имела права демонстрировать им свое отношение. Зато впоследствии, когда ей удавалось, преодолев и упрямство и отчужденность, а порой даже озлобленность юных воспитанниц, добиться их превращения в чутких, образованных и добрых девушек, сердце мисс Престон переполнялось гордостью. Это и была ее награда за труд и долготерпение.
Обо всем этом мисс Престон размышляла, сидя за письменным столом в своей квартире, размещавшейся в главном здании школы. Перед ней на столе лежал лист бумаги, на котором остались пометки, сделанные во время телефонного разговора с мистером Джаггерсом. На маленьком столике в гостиной были расставлены чашки с блюдцами и вазочка с печеньем. Жаклин принесла на подносе молочник с дымящимся какао и сказала мисс Престон, что все готово.
– Спасибо, Жаклин, – ответила мисс Престон.
Да, все было готово. Заведенный в школе ритуал был куда разумнее, чем обильный и роскошный обед, предлагавшийся осужденному на казнь. Шоколад и печенье для девочек, лишившихся кого-то из родителей, служили для выражения соболезнования, в мягкой форме напоминали, что жизнь должна продолжаться. К тому же, и отнюдь не случайно, мисс Престон это давало возможность сойтись с самыми трудными подростками. А Мередит Хаусман как раз и была одной из самых трудных. Так что мисс Престон даже обрадовалась – не тому, что мачеха Мередит умерла, конечно, а что именно ей выпало на долю сообщить Мередит грустную весть. И возможно, попытаться проникнуть к девочке в душу, наладить контакт, помочь ей. В том, что Мередит нужно помочь, у мисс Престон не было ни малейших сомнений. Девочка была на редкость замкнутая, молчаливая и отчужденная. И это в тринадцать лет! И еще, по мнению мисс Престон, Мередит была вульгарна. Разве не вульгарно в таком возрасте пользоваться помадой или тенями для глаз?
В дверь постучали. Мисс Престон глубоко вздохнула, встала и впустила Мерри.
– Заходи, Мередит, – сказала она. Мисс Престон всегда называла воспитанниц полным именем.
– Спасибо, – сказала Мерри.
– Садись, пожалуйста, – предложила мисс Престон. Мерри присела на диван, а мисс Престон устроилась рядом. Во взгляде Мерри, устремленном на воспитательницу, не было и тени любопытства. В лучшем случае – почтительное внимание.
– Боюсь, что должна тебя огорчить, деточка, – сказала мисс Престон.
– Да? – вежливо поинтересовалась Мерри. И вновь – скорее безучастно, чем с любопытством.
– Твоя мачеха погибла.
Лицо Мерри даже не дрогнуло.
– О, – только и вырвалось у Мерри. И потом она спросила: – Как это случилось?
– Она утонула.
– Странно.
– Почему странно?
– Она никогда не любила плавать. А что случилось – она вывалилась за борт с лодки?
– Нет. Судя по всему, у нее свело ногу. Полной уверенности у полиции нет. Она была одна, и никто не видел, как это случилось.
– Как, она отправилась купаться в одиночку?
– Похоже, да.
– Удивительно.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего. Просто мне это кажется очень странным, – сказала Мерри.
– Вот как? – вскинула брови мисс Престон. Но Мерри не стала продолжать. – Хочешь чашечку шоколада?
– Нет, благодарю вас. Врач сказал, что хватит мне уже есть сладкое.
– О, мне кажется, что он понял бы. Все-таки такое несчастье…
– Несчастье? Нет, она меня не очень любила. Да и я платила ей тем же. Словом, пить какао по такому случаю не следует. Да и мне ничего не нужно. То есть я вам, конечно, благодарна за приглашение и сочувствие…
– О, право, – развела руками мисс Престон.
– Вы… вы хотели поговорить со мной еще о чем-нибудь? – спросила Мерри после того, как добрую минуту молча разглядывала пустые чашки и вазочку с печеньем.
– Нет, больше ничего, – сказала мисс Престон. – Можешь идти к себе.
– Спасибо, мисс Престон.
Мисс Престон кивком попрощалась с Мерри. Просто невероятно. Ни одна девочка еще не отказывалась от чашки шоколада. Она озадаченно качала головой, уязвленная и обиженная, а затем налила какао себе.
Мерри вернулась в свою комнату. Точнее, в комнату в восточном крыле, которую они занимали на двоих вместе с Хелен Фарнэм. Мерри нравилась Хелен, поскольку Хелен не походила на остальных девчонок. Возможно, потому, что она была из семьи Фарнэмов, или же из-за характера и внешности – толстушка Хелен держалась скромно и никогда не совала нос в чужие дела. Ее нисколько не смущало, что Мерри – дочь кинозвезды, и она была свято уверена, что никто не имеет права вторгаться в чью-то личную жизнь. Поэтому она никогда не задавала лишних вопросов и не позволяла себе отпускать двусмысленные шуточки. Она просто сидела и помнила, что ее зовут Хелен Фармэн, а больше ничего значения не имеет. Впрочем, когда твоя фамилия Фарнэм, возможно, что так и есть.
Вот почему Мерри могла непринужденно общаться с Хелен. И вот почему, вернувшись в их общую комнату, Мерри сразу без обиняков выпалила:
– Моя мачеха погибла. – О! Сочувствую.
– Не стоит. Мы с ней не слишком ладили.
– Да?
– К тому же мне кажется, что она покончила самоубийством. Не представляю, чтобы она могла просто так утонуть. Я имею в виду – случайно.
– Да?
– Так потешно было смотреть на мисс Престон. Мне показалось – она страшно огорчилась, что я не расплакалась.
– Да? А шоколадом она тебя угостила?
– Да.
– Так я и думала. Пег Хамильтон тоже угощали шоколадом, когда умер ее отец.
– Но я пить не стала.
– Надо же.
– Но я вот что подумала…
– Да.
– Может быть, стоило выпить.
– Почему?
– На самом деле я думала вовсе не про шоколад. Просто мне кажется, что я должна выглядеть расстроенной. Хотя бы немножко. Это позволило бы хоть какое-то время не общаться с этими простушками.
– О'кей.
– В каком смысле?
– Я скажу нашим главным сплетницам, что ты ужасно расстроена. Тебе тогда останется только избегать их общества и выглядеть грустной.
– Я и так стараюсь их избегать. – Тогда все просто.
– Спасибо. Ты просто чудо.
Хелен принялась за уроки, а Мерри задумалась над тем, что на самом деле почувствовала, узнав о смерти Карлотты. Она пришла к выводу, что даже рада. Теперь между ней и отцом никто больше не стоял. И это было приятно. Но выглядело это слишком бессердечно и бесчувственно. Правда, призналась себе Мерри, теперь ей будет легче сносить пребывание в школе. После кончины Карлотты отцу в любом случае пришлось бы отослать дочь в школу. Но почему все-таки Карлотта утонула? Неужели она и впрямь решила свести счеты с жизнью? Но из-за чего? До тех пор пока Мерри не узнала, что Карлотта предложила отослать ее в интернат, ей казалось, что мачеха ее любит. Души в ней не чает. Да и сама она успела привязаться к Карлотте. Но… Вспоминать все это было тяжело… И страшно. Мерри бросила взгляд в сторону Хелен Фарнэм, надула щечки, как порой это делала сама Хелен, и решила – что случилось, то случалось…
Мередита раздражало не то, что будильник такой шумный, а то, что он такой дешевый. Уродливый, круглый будильник стоял на белом металлическом столике у изголовья кровати Мередита и громко тикал. Где только доктор Марстон откопал его? В «Лиггете»? Нет – ни там, ни в «Уолворте» или «Кресге» такую дешевку не потерпели бы, а между тем этот уродец с двумя шишками-звонками на голове стоит тут рядом и оглушительно тикает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57


А-П

П-Я