Само клише, как и ряд других было утеряно в
конце тридцатых, начале сороковых годов. И еще... Это лицо мне
знакомо.
Вот это был эффект. Дэн Доффер так выпучил глаза, словно старик
обвинил его в эксгибиционизме, Муртез едва успел вытащить носовой
платок и на лету подхватить жидкую соплю, исторгнутую из большого
вислого носа, один только Томптон стоял спокойно: подумаешь,
узнали уголовника, -- на то и сыщики...
-Вот видите, как прекрасно: и в этой обители скорби встретишь
порою знакомое лицо. -- Дэн Доффер заулыбался и повернулся к
Муртезу: Ну, что я тебе говорил, значит мы правомерно включаем
изображение в сборник. Вот это классно! Спасибо вам, Хелмут, мы
обязательно сошлемся в предисловии на ваш бесценный опыт. С
вашего разрешения мы на сегодня -- все. Хелмут, вы с нами, или
хотите переброситься парой слов с вашим знакомым?
-С вами, с вами. Нет, храни господь от таких друзей и знакомых.
Я имел в виду, что увижу это лицо в толпе и тотчас скажу:
господа, держитесь за карманы! Я их тысячами перевидел на своем
веку: на них печать. Знаете, как у алкоголиков бывает, или
наркоманов: по отдельности -- все как и у обычных людей
встречается и зрачки и мешки под глазами и даже носы красные, но
в ансамбле -- ну вы понимаете меня... Впрочем, это дела суда и
следствия... Иду-иду...
-Не годись вы мне по возрасту в отцы, -- ей богу -- назвал бы
вас треплом последним! -- Так дружелюбно начал Дэнни Доффер,
когда, наконец, они очутились у него в кабинете, плотно
зашторенном и слабо освещенном. Желто-зеленая настольная лампа
освещала рабочую поверхность стола -- и Дэнни этого было
достаточно, поскольку удобства или неудобства посетителей нимало
его не волновали. -- Вы его действительно узнали?
-Велика вероятность, что да. Но прежде всего униженно прошу
извинить старого болтуна, разволновался, размагнитился: старость
-- не радость. Да. Я имею понятие о грифах "секретно" -- но вот,
что хотите, то делайте -- по уши виноват!
-Принимается. Ушей там почти и не было -- принцип дорог.
Знаете, как в армии унтера новобранцев учат: нельзя даже х...м
целиться в товарища -- может выстрелить! Ну, докладывайте, мочи
нет терпеть -- кто он?
-Да я пока не знаю, но эти брови, рот, скулы, глаза --
определенно я видел их в картотеках "медведевладельцев" у нас в
департаменте. Или нечто весьма похожее.
-Ну, так поехали смотреть, господа, кофе -- позже будет.
-Дэн... Нет, можно, все-таки, я буду вас называть шефом --
стариковские привычки, знаете ли?
-Можно, можно. Поехали...
-Шеф, не знаю, как у вас, а у нас в Конторе в половине
двенадцатого ночи все закрыто.
-О-хо-хо... Откроют. Втыкайте штепсель вон туда, Эли, вращай
мельничку и все такое -- чашки-ложечки, а я пока разбужу весь ваш
муравейник -- уж больно меня любопытство разобрало...
Джез Тинер, одна тысяча девятьсот двенадцатого года рождения...
Ну-ну, как это понимать? С татуировками, предположим, понятно:
медведя ему мало показалось и еще наколол. Но -- извините меня --
на пенсионный возраст он никак не тянет. И отпечатки пальцев не
совпадают... Увы, Хелмут, увы. Нет-нет, какие претензии --
сходство прослеживается, но... Будем думать дальше, искать
глубже... Но не сегодня. Спать, господа, я вас обоих развезу.
Всем благодарность и отдых: никаких звонков, никаких работ -- ни
в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье. Эли -- тебя в первую
голову касается -- он у нас работоголик, в смысле трудоголик...
И вот теперь они с Эли "отдыхали": сидели возле здоровенного
костра на берегу залива, ели копченую говядину, запивали ее чаем
из термоса и думали над ребусами уголовной археологии.
-Это он. Шрамы на боку и на ноге те же, я сверял. (Бетюн в свое
время молча удивлялся Гековой прихоти, но придал коже в указанных
местах нужный вид)
-Не спеши, Эли, логичнее и вероятнее предположить, что это
подделка.
-Но Олсен утверждает...
-Да хрен с ним, пусть утверждает -- мы никаких версий
отбрасывать не можем. Ты пойми, Эли, господин Муртез, ты простой
контрразведчик: работа, жена, дети, дом... А я уже политик, в
силу своего служебного положения. И если я политиком не буду, то
есть не захочу пожертвовать интересами дела ради шкурных и
карьерных соображений, то будь спок -- пожертвуют мной. Во имя
Родины. Ты умнее подавляющего большинства отцов нашего отечества,
но гора их амбиций никогда не придет к Магомету твоего рассудка.
Просекаешь намек? Господин Президент равно не любит ванов и
английских шпионов -- это у наших вождей наследственное: через
стульчак передается. Но ванов у нас быть не может, зато
английские шпионы -- кишат, как глисты у кошки. Понимаешь, что я
хочу сказать?
-Честно говоря -- нет, Дэнни. Ты попроще, на пальцах.
-Игнацио -- сукин сын. Он меня подпихивает на эти дела, потому
как сам боится. В той области, куда мы залезли -- одна мера, один
критерий -- левая нога Господина Президента. За один и тот же
результат можно остаться без погон, а то и без головы, а можно
стать национальным героем. Поэтому мы -- тихо уложим дело в
архивы и будем спокойно ждать, наблюдая за происходящим краешком
оперативного зрения, попутно, так сказать. Про Джеза Тинера Олсен
мне официально напишет, а я там укажу несообразности по поводу
отпечатков и возраста. Это позволит нам при любом раскладе
одноразово среагировать и подставить под удар Олсена, либо за
ложный след, либо за то, что не сумел распознать. Основной удар
все равно по мне придется, но все-таки я частично прикроюсь
Олсеном, так же как Кроули прикрылся мною. Поверь, мне в жизни
приходилось сталкиваться с необъяснимыми вещами... Знаешь, вот я
ехал первый раз в санчасть, воочию понаблюдать за этим Лареем, и
была у меня навязчивая идея, что он -- конопат, словно
предчувствие... Ошибся и как гора с плеч... Но это ты точно не
поймешь, это мое личное... Я не знаю -- кто он. Склоняюсь к
мысли, что... нет, не знаю. Но это я тебе говорю..., а вообще,
полуофициально, думаю, что английский засланный шпион. Отпускаем
его, как бутылку на волны: потонет -- хорошо, не потонет -- тоже
можно будет пользу извлечь...
Эли Муртез подробно рассказал обо всех более-менее ценных
наработках отдела, разбросанных на блоки и только в его беседах с
Дэном собранные в единую концепцию. И оба они, профессионально
деформированные, таили друг от друга информацию, так, на всякий
случай...
...Доффер получил непосредственный рапорт сотрудницы, выпускницы
медицинского колледжа, работавшей в свое время в косметической
клинике: та подтвердила подозрение Доффера -- на лице Ларея есть
следы косметической хирургии. Вот почему этот старикан
Тинер-Ларей так молодо выглядит. Но резал его истинный чудодей --
все очень натурально. (Эх, Дэнни, ну еще бы чуть-чуть в сторону
от проторенных идей, ну ведь светлая твоя башка...) Но этот туз
надобно держать в рукаве, не так ли? Эли об этом попозже узнает,
а Кроули -- обойдется.
...Колокольчик все-таки звякнул -- в неожиданном месте. Тесть Эли
Муртеза поделился как-то с ним проблемой: взятку ему предложили,
чтобы помочь одному старому адвокату выдернуть клиента-сидельца
на периферийную отсидку (Тесть работал в одном Департаменте с
Хантером). Тесть отказался, но заволновался -- не проверка ли
это, так называемая оперативная ревизия, не подкоп ли? Смог бы
Эли аккуратно это выяснить? Что тут выяснять, Эли живо навел
справки, тестя успокоил, а сам затаился. Он вовсе не был уверен,
что тесть не берет на лапу и подводить его к такому опасному,
топкому делу, пусть даже краешком -- не захотел. Тот адвокат --
известная личность, всегда обслуживал клиентов, политики не
знающих, к тому же помер не так давно. Лишнее приватное знание не
помешает: этот Ларей -- имеет связи и подручных. Надо их
выявлять, индивидуально, без докладов -- пригодится в трудную
минуту. Не шпион он никакой, уголовник -- но, видать, из
отпетых...
@BL =
...Лысый не был подтвержденным уркой, но всю свою сознательную
жизнь промышлял кражами и на зоне придерживался "ржавых правил".
Сейчас он парился в предвариловке -- кража бумажника в
бабилонском универмаге -- и косил в больничке приступ язвы. Он и
Желтый (полукитаец Артур, тоже карманник, только зачаленный всего
лишь по первой ходке), рассчитывали уйти на периферийный суд,
следовало только согласиться и принять на себя пару карманных
"висяков". Дело к тому и шло, но Желток сломал ногу на тюремной
лестнице, а Лысый, как уже говорилось, симулировал острый приступ
язвы.
Сегодня они гужевались на полную катушку: Желтку переправили
марафет -- четверть сантиграмма омнопона в ампулах. Шприц они
привычно добыли у Ганса Томптона и пригласили его разделить
компанию. Томптон, пользуясь доступом к сильнодействующим
лекарствам, потихоньку принялся за старое и уже не в силах был
отказаться от халявы.
Заварили чаек, включили цветной телевизор -- дело было ночью в
ординаторской, Томптон вызвался подежурить; кроме него, да охраны
в решетчатой каморке на этаже (три стены, поворот, да еще спят
после спирта) никого из посторонних не было.
Им троим было весело и хорошо в ту ночь: погас телевизор -- пошли
разговоры да случаи из жизни, спать не хотелось. Тут Томптон и
развязал язык по поводу странного мужика в отдельном закутке и не
менее странных посетителей.
-...исключительно до войны, говорит, такие наколки и делали.
Только не понял -- про медведя они речь вели или про звезды на
ключицах...
-Какого медведя? -- Лысый попытался пошире раздернуть веки на
глазах, но ему это плохо удавалось -- наплывала улыбка и вновь
растягивала их а щелочки, под стать узким глазкам Желтка.
-Ну, такой -- со здоровенными клыками -- медведь, ну -- морда
медвежья на лопатке. Фаны их носили, мол, впрочем не помню.
Однако, коллеги, столь полной релаксации от жалкого омнопонишки
давнехонько я не испытывал...
-Подмолодился -- вот и кайф. Так не фаны, -- ваны, может?
-М-м, по всей видимости... определенно -- да! Отчетливо
вспоминаю, просто вижу и слышу, как наяву... Да, ваны... О них
говорили...
Желтый нагрузился по ватерлинию и теперь грезил с полузакрытыми
веками, пуская слюни прямо на половицу. Лысый соображал четко,
омнопон бодрил его привычный к этому делу мозг, хотя Лысого
нельзя было назвать в полном смысле наркоманом: удивительный его
организм позволял почти без ломок выходить на "сухой паек", когда
наркоты не было и кайфовать, когда она появлялась. Печенка,
впрочем, уже крепко пошаливала... Вот и сейчас Лысый радостно
выслушивал фантастические откровения лепилы Томптона, понимал,
что надо продолжать спрашивать и знал о чем, а осмысление оставил
на утро, на скучную голову.
-А кликуху евонную называли?
-Нет, только -- "он" да "ему". Татуировщика называли, потешно
так: Суббота, говорят -- Томптон счастливо рассмеялся, --
Буонарроти от накожной живописи этот Субботи-Буонарроти.
-Бу... Кто?
-В позднем средневековье гений такой был, художник и скульптор.
Вот они его с ним и сравнили...
-Субботу?
-Именно... -- Томптон еще отвечал на вопросы, рассказывал, что
мужик -- до дистрофии чуть не дошел, но не умер и разума не
потерял, что все время вокруг него непонятные люди, никого к нему
не подпускают, а еще сплетничают, что он много лет за Хозяином
был, но только никто его не видел, потому что он сидел в подвале
президентского дворца на цепи и потом сбежал оттуда...
"Язычок" от Лысого со всей добытой информацией ушел на ближайшую
восемнадцатую спецзону с первым же подлеченным. Урки ржавой пробы
с сомнением приняли послание (не кумовские ли штучки?), но весть
о странном урке из Пентагона уже не раз долетала до южных и
восточных зон, обрастая по пути самыми невероятными слухами, но
факт оставался фактом: некто с авторитетными портачками не
вылазит из карцера за несогласие с местными гадскими порядками,
приговорен гангстерами и трамбуется администрацией. Изолирован
ото всех и никому неизвестен. "Язычки" из восемнадцатой брызнули
дальше, охватывая окрестные зоны, однако до Кондора-городка, что
в ста километров от Картагена, где опять ждал суда и добавочного
срока неугомонный Дельфинчик, информация пока не докатилась.
@BL =
-Стив, а Стив? Слышишь меня?
Гек сделал вид, что проснулся:
-Красный, ты, бродяга? Здорово. Выглядишь хорошо. А говорили,
что тебя чуть ли не того... Молодчик, порадовал меня... Ну,
рассказывай...
-Успею рассказать, у меня все тип-топ, здесь покуда
тормознулся, лекпомом. Я тебе на подогрев принес -- мяса,
варенья... Ешь, а то совсем доходной стал...
-Успею съесть, как ты говоришь. Не тарахти. Чего я тебя
раньше-то не видел?
-Так тебя эти пасли, с понтом дела сестры и братья христовы, не
подпускали никого. А сегодня утром -- снялись. Тебя через неделю
выпишут, если не закосишь.
-Разберемся. На меня целится кто здесь?
-Вроде -- нет. Некому пока. Да, сп... благодарю от всего
сердца, что ты за меня Того-Живота приукропил по-тяжелому. Ларей,
тут многие ребята к тебе хорошо дышат, кто не из гангстеров. Мы
здесь тебя не подставим никому, дежурить будем.
-Ничего, я уже оклемался. Живы будем -- не помрем. Ну-ка,
сделай себе бутерброд, да и мне заодно... И кипяточку бы не
худо...
Гек сумел продержаться не одну, а все четыре недели, то нагоняя
температуру, то задыхаясь в кашле, то впадая в бред, за это время
набрал восемь килограммов веса, к тем четырем, что накопил еще в
беспамятстве, так что теперь он весил семьдесят килограммов и
походил на человека.
Из медчасти Гека привели прямо в кабинет Компоны. Кум поднял
голову, отложил ручку, которой он якобы что-то писал до этого,
откинулся на пухлую спинку старинного кресла и поздоровался с
приветливой улыбочкой:
-С выздоровлением вас, господин Ларей! -- Гек промолчал, глядя
ему в лоб. Компона жестом усадил Гека на привинченный к полу
стул, другим жестом выпроводил конвойного -- стоять за
полуоткрытой дверью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62