Но ретивое иногда
брало верх -- уж так хотелось похвастаться удалью и силой... Что
сделано -- то сделано. Умный человек и из ошибок умеет, или
пытается, по крайней мере, извлечь пользу. Случай с Геком
впоследствии неведомыми путями получил известность среди
обитателей Пентагона и стал одним из первых кирпичиков,
положенных в основу легенд о новом сидельце. Гек вскоре понял это
и уже осознанно постарался подрегулировать механизм возникновения
таких легенд.
...Теперь уже Гека по полной программе осмотрели -- от одежды до
заднепроходного отверстия. Были найдены и опустошены все тайники,
кроме одного: Бетюн в свое время постарался на совесть и оставил
в морщинах, за ушными раковинами, два маленьких "кармашка". Опыт
Субботы, нашедшего применение своему увечью, даром не пропал. В
кармашках уместилась вшестеро сложенная пятисотенная купюра,
костяная иголка и кусочек грифеля. Металлические предметы
помещать туда Гек не рискнул, во избежание металлоискателя. Можно
было бы поставить для таких случаев металлические коронки на
дальние зубы, но Гек додумался до этого задним числом.
Шмональщики знали толк и в татуировках. Когда унтера все
осмотрели, а Гек наприседался и назалуплялся, к нему приступил
мужичок лет тридцати в белом халате поверх цивильного костюма. Он
восхищенно поцокал языком, осматривая медведя и звезды:
-Любопытно, весьма любопытно, я бы сказал. На снимках видел
неоднократно нечто подобное, но в живую -- не доводилось до
нынешнего дня. А можно я пошлепаю вам по груди?
-Жену свою шлепай, если не пидор! А если пидор -- шлепай мужа,
а не меня.
Мужик сделал вид, что не расслышал, и вдруг ладонью резко
хлопнул Гека между звездами. В следующий же момент он уже
корчился на полу, придерживая руками сильно ушибленные яйца.
Впрочем, Гек был достаточно осторожен в ударе. Двое дюжих унтеров
кинулись заламывать ему руки, но Гек не сопротивлялся, только
старался, чтобы связки не повредились от резких рывков.
-Чудак человек, ведь ясно же сказал -- нельзя.
Гек глядел в каменный пол и держал спокойную интонацию, стараясь
не шипеть и не кривиться от резкой боли в локтях и плечах.
-Отпустите его, хватит фиксировать. Хватит! -- повторил мужик,
кряхтя поднимаясь с пола. -- Мы еще сочтемся обидами. Не будешь
буянить? Или на тебя спецсорочку натянуть?
-Да я и не буянил. Ты не приставай, как баба себя не веди -- и
нормально поговорим тогда.
-Да уж я сам решу, как мы будем говорить, если будем. Вы уж мне
разрешите, надеюсь, обойтись в этом деле и без ваших советов.
Господин..?
-Стивен Ларей.
-Он же Томас Гуэрра, он же неудавшийся Дельфинчик, он же...
Сами продолжите ряд, или нам в картотеке посмотреть?
-Какой еще ряд? Извините, доктор, что-то я вас не пойму?
-Белый халат на мне доктора из меня не делает, как и придурь с
вашей стороны не делает из вас честного человека. Представлюсь:
старший следователь по особо важным делам республиканской
прокуратуры майор Фихтер Томас. Давайте экономить свое и наше
время. Таких наколочек, татуировок, я имею в виду, случайным
людям не делают. Аббревиатурка на вашей на груди в лучшем случае
расшифровывается как сомнение в успехе миссии государственного
обвинителя. Что нехорошо, конечно, однако же по-человечески
понятно. А в худшем случае... о-о-о...
-Это не ко мне вопрос. Мне за бутылку конины какой-то хлыщ
сделал эти звезды -- красивые уж очень, всю жизнь о них мечтал. А
ни про какие "бритуры" знать ничего не знаю.
-Ясненько. И медведя оскаленного он же колол, тот хлыщ?
-Он, кто ж еще? Но не помню, как дело было, пьяный был. А разве
это медведь? -- Я думал, что этот..., ну... певец... Пресли, да!
-И тюльпанчик хлыщ...?
-Нет. Это я в детстве, по глупости. Все мальчишки во дворе
делали, и я с ними заодно.
-И где этот двор сейчас? Мальчишки, небось выросли уже.
Подтвердить ваши слова могут?
-А как же, если найти, да спросить. А двор под лавой остался,
на веки веков, вместе с домом. Из Магиддо я родом. Теперь бомж и
сирота.
-Ах, да. Ну конечно, как я мог забыть. Вы... вот что: отдохните
пока, посидите денек, а мы пока поможем вашей памяти нашими
средствами. С вас уже сняли пальчики?
-Пальчики? А, да! Что-то такое делали -- все руки в краске
извозили, как преступнику какому! Вы бы хоть объяснили мне в чем
меня обвиняют, да подозревают?
-Всенепременно, в свое время. У нас в запасе для этого целых
девять дней, согласно процессуальным нормам. Обвинение будет
предъявлено.
-Восемь. Вчерашний день -- за полный считается.
-Вот видите: знакомы ведь с нашими порядками, а дурака из себя
корчите. Несолидно, господин "Стивен Ларей"... Уведите...
Томас Фихтер был очень настырным следователем. Именно по этому он
до сих пор носил майорские погоны на подполковничьей должности.
Если речь шла о деле -- только строгий ошейник мог оторвать его
от следа и притормозить. Благодаря его неуемному рвению группа
столичных чиновников, успешно разворовавших за год четверть
процента городского бюджета, села на скамью подсудимых и получила
сорок пять лет на восьмерых. Это при том, что нажаты были все
кнопки противодействия. Ан нет: в хорошо отлаженный и тонко
настроенный механизм круговой и вертикальной поруки, попал
некрупный камушек алмазной твердости и пустил систему под откос.
Эти свое отворовали. На их место сели другие, с заранее
наточенными вилками. Но они уже были осторожнее...
После того громкого дела прошел год, но Фихтеру, кроме
благодарности в приказе, никаких иных вознаграждений не
предусмотрели, чтобы не зазнавался. И чтобы в следующий раз
думал, прежде чем начать махать топором в лесу, в котором сам
живет...
Фихтер повздыхал, но рвения не утратил. Вот и теперь -- восемь
суток он мурыжил все архивные службы Бабилона -- и города и
страны. Этот тип не поддавался идентификации. Что пальчики он
затер каким-то чудом -- случается, не на Марсе живем... Но после
дактилоскопических архивов пришел черед всех остальных. Фихтер
лично перебрал тысячи и тысячи личных дел живых и мертвых
преступников от двадцати пяти до шестидесяти лет, чтобы уж с
запасом, если отчитываться придется. Не было там никакого Ларея
(Ишь ты, имя-то выбрал -- как из бабилонских древних саг). Он
выборочно перебрал донесения источников -- на все жизни бы не
хватило, отбирал "перспективные" -- по нулям!
Оставалось изучить татуировки, особенности речи, телосложения,
манеру поведения...
Вывода напрашивалось всего два. Или это тот самый легендарный
последний ван -- что чушь и сказки для кабинетных дегенератов (Да
и слишком молод и здоров он: зубы только сносились и сердечко, а
телом -- как тридцатилетний бык), или нелегал, заброшенный к нам
с очень оригинальным способом внедрения. Первое -- невозможно.
Второе -- маловероятно. Следовательно -- истинно, если выбирать
из двух. Минусов много в этой гипотезе -- хотя бы и татуировки
взять. Их подделать -- немыслимо на таком качестве исполнения. Уж
это Фихтер знал доподлинно -- двадцать лет уже страстно
коллекционировал татуировки, толстенный альбом с фотографиями
собрал, вызывая зависть коллег и экспертов-знатоков. (Злые языки
поговаривали, что он и оригиналами не гнушался, заведя особый
альбом для кожаных лоскутов.) Да и внедриться к сидельцам за
своего, причем прожженного, не простого -- ничуть не легче, на
язык так и просится слово -- невозможно. Тем не менее, как учил
старик Оккам из вражеской Британии, -- не фиг бесперечь плодить
сущности. Второе -- внедрение -- всего лишь трудно осуществимо
технически, а первое -- ван... Нет, машину времени и анабиозную
камеру еще не изобрели.
Фихтер, в отличие от начальства и немногочисленных сторонников,
знал, что и его кумулятивным способностям есть предел. Может
быть, хотя и маловероятно, что ему поверят насчет английского
шпиона (А может и не английского, мне -- бара-бир). Но не
простят. Мало того, что он сбежал из тюрьмы. Он ведь туда попал.
А как? Какой такой Томас Гуэрра? Да его отродясь и не было в
Бабилоне. Даже тезок не нашлось, Фихтер проверил. Это значит, что
из камеры вышел некто по поддельным документам. А до этого вошел,
как к себе домой. Что получается -- Дельфинчик вышел-вошел. На
Гуэрру, кроме записи в книге "приема посетителей" -- вообще
ничего нет. Но тоже -- вошел-вышел. А неведомый Ларей -- из
тюрьмы бежал. Из тюрьмы, в которой не числился. Паспортная
служба, контрразведка, администрация Пентагона, наконец,
оказывается -- мышей не ловят (и даже упускают!). Профессионалу
легко показать нехитрую вязь событий Ларей-Гуэрра-Дельфинчик. Но
беда в том, что ответственные решения принимают
высокопоставленные невежды. Поскольку они невежды, то решения
принимают случайным образом, не все понимая. Когда жена на них
повлияет, когда изжога, а порою и красивее оформленный доклад,
подготовленный на ту же тему конкурентной службой. А как же.
Наверху ведь и умные люди нередки, осознающие свое невежество и
не полагающиеся на одного спецповодыря: заставляют разрабатывать
одну и ту же тему разных, не знающих друг о друге, людей.
Ну, если добраться до господина Президента, можно его спустить на
заветное слово "английский шпион". Тогда никто явно не осмелится
оспорить. Но -- головы полетят: и в тюрьме и в контрразведке...
Сначала их, а потом, когда тайфун уляжется, и его не забудут. Это
тебе не зажравшиеся хомяки из министерства. Здесь своя каста
зароет -- им отступать некуда. Да черт ли мне в том шпионе! Пусть
себе живет... на нарах. Там его быстро на место поставят. Там
роль на все голоса не вызубришь. Посадим мы его за
бродяжничество. Ай, нет: год -- это слишком мало. За побег из
следственного изолятора. В случае чего -- администрация ответит,
я то причем? Судить будет Мари-Анна Витторно, это ее епархия. Она
хорошо подмахивает, стервочка длинноногая, и здесь подмахнет. Я
ее потом на море свожу, на весь уик-энд. Кивалы -- дадут вердикт,
какой им скажут. А я потом, через месячишко-другой, а то и через
годик, сомнениями поделюсь с Дэном. (Доффером имеется в виду,
однокашником, за счет связей пролезшем в большие шишки) И у Дэна
отныне будут мои... сигналы. Если все будет тихо -- то и сигнал
угаснет. А если что -- я не молчал и не сидел, сложа руки. Можно
было бы припаять ему дополнительно нападение при исполнении, ну
да бог с ним. Начнется -- за что напал, почему шлепал, как
расшифровывается, почему не доложил... Бог с ним, будем считать,
что это я сам себя коленом в пах ударил. От усердия. И еще
мыслишка. У меня на руках десяток дел. Могу я отвлечься от
бродяги ради особо важных дел. Ответ ясен. Пуст пока попарится в
предвариловке, может быть, наскучит ему, не Гайд-парк. А скучать
начнет -- говорить захочет. Подсадим кого-нибудь, авось... И
Хорхе (начальник режима Пентагона -- Хорхе Домино) надо будет
впиндюрить по самый мозжечок за такие подарки -- "особо важное,
никто не сбегал...!" Подставил, сволочь...
Все получилось, как по писанному. Стивен Ларей, родства не
помнящий, получил требуемое имя и три года за побег из
следственного изолятора. Никого не смутила противоречивость
парадигмы "ранее не судимый, под следствием и на учете не
состоявший", но тем не менее сбежавший из мест заключения.
Присяжные не понимали и не желали вникать в существо рутинного
дела, судья в свои двадцать шесть все еще была не замужем, а
Фихтер вроде, склоняется... Никому ни до чего не было дела.
Защитник, сообразительный парнишка, вел себя дисциплинированно,
упирал как велено, лишь на пережитое потрясение (трагедия в
Магиддо), на слабое здоровье подзащитного. Тщетно. Три года --
срок небольшой, но ощутимый. Полгода уже отсижено в
предвариловке, а два с половиной предстояло сидеть во второй
"звезде".
ГЛАВА 2

-
В главе второй рассказывается о том, как Гек вступил в
конфликт с тюремными властями, официальными и "неофициальными"
обрел союзников в лице молодого адвоката Малоуна и некоторых
сидельцев, типа Красного и Тони Сторожа. Тюремный зам.
начальника, "Кум", хочет сломить его в карцере...
ГЛАВА 3
Посмей сказать: нет!
И сама тьма отступит
Перед тобою.

Добавили еще пятнадцать суток, а потом еще... и еще.
Малоун, трудяга, раскопал доисторические, но не отмененные
уложения об ограничении верхнего предела времени, в течение
которого осужденному запрещается встреча с адвокатом или
представителем прокурорского надзора. Кум и Режик еще не дошли до
такой наглости, чтобы добровольно накликать на свою голову
прокурорский надзор -- любимое око президентской
государственности, свидание Малоуну дали. Передавать посылку
наказанному осужденному запрещалось, но грызть леденцы
(придирчиво осмотренные), или угощать ими клиента во время беседы
-- не было таких инструкций. В течение получаса Гек умял их не
менее двухсот граммов, больше -- побоялся за желудок, отвыкший от
"излишеств". Он с сожалением смотрел на полиэтиленовый пакет,
наполненный больше, чем наполовину и перехватил сочувственный и
жалостливый взгляд Малоуна:
-Джозеф, ты-то что не ешь -- мне больше нельзя, кишки
слипнутся. Что, хорошо смотрюсь?
-Краше в гроб кладут. Сам я конфеты ем, но только шоколадные.
Они сытнее, но -- сюда нельзя их. Вот. Заканчиваю: ускорить
невозможно -- испортим все, чувствую. Того человека мы нашли. Он
на пенсии, но связи есть. Кац просит передать, что ледащий очень,
из под кнута... Овса нужно.
-Джо, этот код -- наш со стариком -- тебе вовек не разгадать,
про что мы речь ведем. Не обижайся, а ему передай: "будет овес,
плюс двести одиннадцать, не увлекайся." Лошадей мы с ним
разводим, по переписке. А хочешь -- расскажу?
-Не-не-не, -- замахал руками Малоун, -- это ваш овес. Да{MI},
эти.{D}.. отстали.
-И то хлеб. Вот что. Выгляжу я, похоже, препогано, однако силы
есть. Ты времени не теряй, мне тут солоно срок дается, но пуще --
не спеши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62