ванны бас официальный сайт
В 1952 году финансируемый ЦРУ ученый был послан в Мексику привезти образцы психотропных растений, в частности семена кустарника «пиуле». Он возвратился с огромным количеством полевого материала и информацией о том, что глубоко в Мексиканских горах существует культ психотропных грибов, восходящий еще к ацтекам. Следующим летом — практически в тот же самый день, когда Гордон и Валентина Уоссон отправились в экспедицию, — ученый из ЦРУ прибыл в Мексику с подобной же задачей: расположить к себе членов грибной секты и приобрести образцы.
Нью-йоркский банкир, жаждущий доказать историческую теорию, которую он разрабатывал в течение последних двадцати лет, должно быть, сильно раздражал ЦРУ, имевшее неограниченные фонды и жаждавшее химического всемогущества. К чести спецслужб, надо отметить, что они почти сразу же узнали об открытии Уоссона. Мексиканский «ботаник» телеграфировал детали через несколько дней после того, как Уоссон возвратился из Уаутла де Хименес. Узнав, что Уоссон планирует вернуться на следующее лето с группой, в которой будет известный французский миколог Роже Эм, ЦРУ решило ввести в экспедицию своего человека. Им оказался Джеймс Мур, химик, работавший по контракту в программе «АРТИШОК». Чтобы подсластить пилюлю, они использовали средства «Фонда Гешиктер».
Начальство в Лэнгли не интересовало, как Мур провел эти мучительные недели в Мексике: для них было важным, что он привез образцы грибов. И если бы он смог выделить психоактивный элемент, то «вполне возможно, — вспоминал Сид Готтлиб, — что новый наркотик остался бы тайной ЦРУ». Но еще раз ЦРУ опередили все те же швейцарские химики; та же самая швейцарская компания, которая в свое время контролировала мировые поставки ЛСД. ЦРУ пришлось обратиться к «Сандоз» вновь — на этот раз с просьбой о поставках псилоцибина.
Одной из проблем, с которыми столкнулось ЦРУ в поисках изменяющих сознание наркотиков, были полевые эксперименты над различными людьми. Можно было проводить эксперименты на заключенных в тюрьму наркоманах и на безденежных студентах, но это в принципе не решало вопроса, можно ли с помощью наркотика расколоть потенциального двойного агента или коммуниста из КГБ. Решая эту проблему, ЦРУ превратило одно из своих зданий в Сан-Франциско в лабораторию для исследования поведенческих реакций. Дом, расположенный на Телеграф-Авеню, переоборудовали в бордель, украшенный двусторонними зеркалами. Здесь работала команда проституток под наблюдением бывшего агента, специалиста по наркотикам Джорджа Уайта. Уайт был знаменит тем, что еще в дни, когда существовало Управление стратегических служб, расколол Августа дель Грацио с помощью вытяжки из марихуаны. Замысел состоял в том, что проститутки привлекут в бордель бизнесменов, а там они уже попробуют ЛСД, или псилоцибин, или любой другой наркотик, изменяющий сознание. С бюджетной точки зрения бордель был гениальной идеей. Проект со школьным юмором окрестили «Операция "Полночный оргазм"».
Мы можем только предполагать, на что это было похоже, — посетить Иной Мир под патронажем ЦРУ Однако первым, что привлекало внимание распутных бизнесменов, вероятно, была обстановка. В ЦРУ так и не решили, должна ли быть обстановка возвратом к декадентству или шиком в духе своего времени. Образчики африканских тканей соседствовали здесь с репродукциями девушек, танцующих канкан, работы Тулуз-Лотрека. Столы были накрыты черным бархатом. В спальнях висели красные занавески, в коридоре — в шотландскую клетку, в кухне — полосатые. Наркотики обычно подсыпали в спиртные напитки, но не всегда. В ряде экспериментов ЛСД распылялся в ванной непосредственно перед тем, как туда входил несчастный клиент.
Именно «Операцию "Полночный оргазм"» и сходные с ней действия имел в виду ревизор ЦРУ, когда в 1963 году поднял вопрос об этичности проекта «МК-УЛЬТРА». Ревизора тревожило не столько то, что правая рука американского правительства испытывает наркотики на ничего не подозревающих американских гражданах, сколько то, что случится, если ничего не подозревающие граждане обнаружат это. Секретность «МК-УЛЬТРА» жизненно необходима не только для сохранения репутации ЦРУ предупреждал он, но и для сохранения репутации сотрудничающих с ним лиц. Заметив, что «исследования манипулирования человеческим поведением рассматриваются многими авторитетами в медицине и других, близких с ней областях как профессионально неэтичные», он предупреждал, что малейшая просочившаяся информация может поставить под угрозу репутацию множества ученых, работавших на ЦРУ по контрактам.
К тому времени, когда ревизор поднял эти этические проблемы, ЦРУ, вероятно, уже потеряло интерес к ЛСД, хотя все геще проверяло другие наркотики, воздействующие на сознание, большинство из которых впоследствии всплывет в психоделическом андеграунде 1970-х годов. Активный же интерес ЦРУ к ЛСД угас около 1958 года, хотя Управление продолжало выделять средства на исследования. Это облегчалось тем, что Фонд Джозии Мэйси, через который ЦРУ выплачивало деньги по контрактам, начал с 1955 года регулярно проводить конференции по ЛСД. Интерес фонда не был фальшивым. Он возник в тот момент, когда его медицинский директор, Франк Фремонт-Смит, провел день в лаборатории Хэролда Абрамсона, наблюдая, как ведут себя под ЛСД сиамские бойцовые рыбки.
«От цветов к героину» — одна из страниц официального сайта ЦРУ
По конференциям легко проследить, как изменялось направление исследований ЛСД. В первой, в 1955 году, в основном участвовали исследователи «лабораторного сумасшествия». Контингент второй, состоявшейся спустя четыре года, в основном составляли врачи: голландец ван Рийн, англичанин Сэндисон, Хоффер из Канады и целая группа ученых из Лос-Анджелеса, включая Сиднея Коэна, Бетти Айзнер и психиатрическую группу Чандлера и Хартмана. Хэролд Абрамсон, занимавшийся вышеупомянутыми сиамскими рыбками, также участвовал в этом и в какой-то момент, при попытках выработать общее мнение, предложил шесть пунктов «генерального соглашения»:
а) Фармакологически ЛСД безопасен Даже очень большие дозы безвредны для здоровья.
б) Вещество эффективно в небольших дозах при проведении терапевтических бесед Поведение врача также важно
в) Пациент остается в сознании, расположен к общению и хорошо интегрирует материал, что важно для психодинамики.
г) У пациента, по сути, наблюдается расстройство функций эго, сопровождаемое радостным настроением и сопутствующим этому интегра-тивным процессом, так что тут речь идет скорее о «гебесинтезе», чем о фармакологическом лечении психозов.
д) Препарат можно применять неоднократно. Не имеется никаких свидетельств привыкания. Фармакологические эффекты обычно постепенно угасают в течение 12 часов.
е) Пациентам, как правило, нравится опыт принятия ЛСД в указанных дозах.
Это вовсе не означало, что все с этими пунктами были согласны. Исследователи «лабораторного сумасшествия» до сих пор не могли свыкнуться с идеей, что наркотик, использовавшийся для моделирования сумасшествия, теперь используется для того, чтобы доставить людям удовольствие. Множество врачей видело в «гебесинтезе» просто необычный научный термин — неуклюжий и тяжеловесный. Но в основном все понимали мотивы предложившего это слово Абрамсона. Бетти Айзнер рассказывала, как они с Коэном обсуждали то любопытное явление, когда в психике исчезали конфликты и возникало ощущение целостности, называемое многими интегративным опытом. Но она никак не могла точно определить его: «Очевидно, дело в языке; мне не хватает слов», — извинялась она. Тогда Абрам Хоффер сказал, что в Канаде они называли это психоделическим опытом. «Каким?» — спросил кто-то. «Психоделическим, — повторил Хоффер. — По-моему, это слово придумал доктор Осмонд. По-гречески это означает «проявляющий сознание».
Помимо нового слова, которое в конечном счете укрепилось в общественном сознании, Хоффер также рассказал коллегам о новых экспериментах с ЛСД, которыми они занимались с Осмондом. В отличие от большинства врачей, использовавших небольшие дозы препарата, просто чтобы сократить время, необходимое для лечения, они с Хоффером решили воспользоваться любопытной методикой Хаббарда и давали больным сразу большие дозы, помогая им очутиться в той области Иного Мира, где растворяется эго и происходит духовное перерождение. По словам Хоффера, они вообще почти не занимались собственно психотерапией: «К нам приходят люди. Они понимают, что пришли на лечение, но не знают о нем ничего. В первый день мы берем историю болезни и ставим диагноз. На второй день они принимают ЛСД. Третий день — выходной. Мы не проводим никакой дополнительной психотерапии, кроме той, что предусмотрена во время приема ЛСД. А потом мы не предпринимаем ничего — только выясняем, пьют ли они еще. Результаты — пятьдесят процентов пациентов пить бросают».
Это была фантастическая цифра, особенно если учесть, что Осмонд и Хоффер работали не с обычными невротиками или добровольцами, а с хроническими алкоголиками, рекомендованными обществом «Анонимных алкоголиков» или доставленными с улицы полицией. «Бросали пить только те, кто переживал мистический опыт, — объяснял Хоффер. — Те, кто его не переживал, — продолжали пить. Но большая часть из тех, кто пережил мистическое озарение, — бросала. Хотя, конечно, из этого нельзя вывести никакого правила».
Конечно, алкоголики не просто впадали в психоделическое состояние. Их вводили в него, используя различные психологические методы и влияние окружающей обстановки в процессе опыта. «Мы используем «звуки и музыку», — объяснял Хоффер, — визуальные стимулы, такие, как картины Ван Гога; осязательные стимулы — различные гладкие или шероховатые предметы, которые можно дать подержать пациенту. Мы также используем повышенную внушаемость больных, возникающую в таких состояниях, для словесного воздействия, предлагая и убеждая, добиваясь возможности для них измениться. Результаты настолько многообещающи, что мы уже думаем о том, чтобы устраивать специальные курсы для деловых людей, которые могут потратить на занятия только выходные».
То, о чем рассказал Хоффер, стало известно под именем психоделической терапии. Обычная же терапия, в которой использовались небольшие дозы наркотика, называлась психолитической терапией. Возникли споры о том, необходимо ли использовать такие большие дозы за один раз. «Я начинаю работу с пациентом с небольших доз, затем постепенно увеличиваю дозировку и работаю над проблемой, пока мы не доберемся до сути, — сказала Бетти Айзнер. — Таков мой метод». «Семьдесят пять процентов пациентов сами дойдут до сути, если им дать достаточно ЛСД», — парировал Хоффер. Всех немного смущал мистический подтекст дискуссии. И, кстати, что подразумевал голландец ван Рийн, когда говорил, что хотел бы «изменить нечто в человеческой личности»?
Кроме того, здесь прозвучало множество историй. Врачи рассказывали об удачных побочных эффектах, которые они иногда внезапно наблюдали у пациентов. Например, когда спустя две-три недели после окончания ЛСД-терапии один пациент внезапно сообщил: «О, и головная боль тоже прошла». «Какая головная боль?» — спросили у него. «Головная боль, я мучился ею лет десять-пятнадцать», — отвечал больной. Бетти Айзнер рассказала, как она однажды «путешествовала» в течение трех дней. Это было вполне терпимо, потому что «путешествие» было удачным. Если бы это было по-другому, кто знает, что с ней могло случиться. Другие вспоминали, как у некоторых людей состояние ЛСД иногда спонтанно возвращалось — первая ласточка того, что впоследствии станет известным как «флэшбэк». Один врач рассказал про пациента, который заново пережил ЛСД-трип, спустя приблизительно пять лет после того, как он принимал наркотик. Но другие подвергали сомнению концепцию «флэшбэка».
Только потому, что кто-то пережил под ЛСД диссоциативные переживания, последующие диссоциативные переживания нельзя непремено приписывать ЛСД. Это как раз случай «post hoc ergo propter hoc», — сказал кто-то.
Было достигнуто и понимание некоторых вещей. Наиболее важным оказалось осознание той важной роли, которую играет группа и окружающая обстановка. Большинство врачей давно уже пришли к выводам, что ЛСД усиливает влияние окружающей обстановки, но только теперь они начинали понимать, что и их собственная личность, и собственные профессиональные предположения также влияют на происходящее под ЛСД. Артур Чандлер, например, заметил, что его партнер, Мортимер Харт-ман, всегда испытывал под ЛСД сильные сексуальные фантазии. Но сам Чандлер никогда не испытывал ничего подобного, а скорее переживал тенденции к паранойе. По мнению же Бетти Айзнер, паранойя возникает под ЛСД крайне редко.
Но в основном конференция поставила множество новых вопросов, привлекших общее внимание. Каким образом ЛСД «ликвидирует» защитную реакцию человеческой психики? Открывает ли это определенные терапевтические возможности? И как врач может их использовать? Почему некоторые люди не способны войти в психоделическое состояние или испытывать интегративный опыт? Что делать с той четвертью испытуемых, на которых ЛСД вообще почти не действует? Но главное — действительно ли это мудро: ускорять терапевтический процесс, сокращая его до одной ЛСД-сессии? Когда выяснилось, что решение этих вопросов откладывается, поднялся Сидней Коэн и заявил, что собирает данные о побочных эффектах и неблагоприятных реакциях на ЛСД и будет благодарен за любую информацию, которую ему предоставят.
Казалось, что исследования ЛСД ждет яркое будущее. Однако уже тогда можно было заметить, как начинают приходить в движение силы, которые превратят то, что казалось сложной, но в конечном счете разрешимой научной проблемой, в сложную и, очевидно, неразрешимую социальную проблему.
2. ВЫХОДЯ ЗА РАМКИ
«ТЫ ГОТОВ БЫЛ ТАНЦЕВАТЬ ВЕСЬ ДЕНЬ НАПРОЛЕТ»
Чак Берри «Long live rock-n-roll»
Глава 9.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Нью-йоркский банкир, жаждущий доказать историческую теорию, которую он разрабатывал в течение последних двадцати лет, должно быть, сильно раздражал ЦРУ, имевшее неограниченные фонды и жаждавшее химического всемогущества. К чести спецслужб, надо отметить, что они почти сразу же узнали об открытии Уоссона. Мексиканский «ботаник» телеграфировал детали через несколько дней после того, как Уоссон возвратился из Уаутла де Хименес. Узнав, что Уоссон планирует вернуться на следующее лето с группой, в которой будет известный французский миколог Роже Эм, ЦРУ решило ввести в экспедицию своего человека. Им оказался Джеймс Мур, химик, работавший по контракту в программе «АРТИШОК». Чтобы подсластить пилюлю, они использовали средства «Фонда Гешиктер».
Начальство в Лэнгли не интересовало, как Мур провел эти мучительные недели в Мексике: для них было важным, что он привез образцы грибов. И если бы он смог выделить психоактивный элемент, то «вполне возможно, — вспоминал Сид Готтлиб, — что новый наркотик остался бы тайной ЦРУ». Но еще раз ЦРУ опередили все те же швейцарские химики; та же самая швейцарская компания, которая в свое время контролировала мировые поставки ЛСД. ЦРУ пришлось обратиться к «Сандоз» вновь — на этот раз с просьбой о поставках псилоцибина.
Одной из проблем, с которыми столкнулось ЦРУ в поисках изменяющих сознание наркотиков, были полевые эксперименты над различными людьми. Можно было проводить эксперименты на заключенных в тюрьму наркоманах и на безденежных студентах, но это в принципе не решало вопроса, можно ли с помощью наркотика расколоть потенциального двойного агента или коммуниста из КГБ. Решая эту проблему, ЦРУ превратило одно из своих зданий в Сан-Франциско в лабораторию для исследования поведенческих реакций. Дом, расположенный на Телеграф-Авеню, переоборудовали в бордель, украшенный двусторонними зеркалами. Здесь работала команда проституток под наблюдением бывшего агента, специалиста по наркотикам Джорджа Уайта. Уайт был знаменит тем, что еще в дни, когда существовало Управление стратегических служб, расколол Августа дель Грацио с помощью вытяжки из марихуаны. Замысел состоял в том, что проститутки привлекут в бордель бизнесменов, а там они уже попробуют ЛСД, или псилоцибин, или любой другой наркотик, изменяющий сознание. С бюджетной точки зрения бордель был гениальной идеей. Проект со школьным юмором окрестили «Операция "Полночный оргазм"».
Мы можем только предполагать, на что это было похоже, — посетить Иной Мир под патронажем ЦРУ Однако первым, что привлекало внимание распутных бизнесменов, вероятно, была обстановка. В ЦРУ так и не решили, должна ли быть обстановка возвратом к декадентству или шиком в духе своего времени. Образчики африканских тканей соседствовали здесь с репродукциями девушек, танцующих канкан, работы Тулуз-Лотрека. Столы были накрыты черным бархатом. В спальнях висели красные занавески, в коридоре — в шотландскую клетку, в кухне — полосатые. Наркотики обычно подсыпали в спиртные напитки, но не всегда. В ряде экспериментов ЛСД распылялся в ванной непосредственно перед тем, как туда входил несчастный клиент.
Именно «Операцию "Полночный оргазм"» и сходные с ней действия имел в виду ревизор ЦРУ, когда в 1963 году поднял вопрос об этичности проекта «МК-УЛЬТРА». Ревизора тревожило не столько то, что правая рука американского правительства испытывает наркотики на ничего не подозревающих американских гражданах, сколько то, что случится, если ничего не подозревающие граждане обнаружат это. Секретность «МК-УЛЬТРА» жизненно необходима не только для сохранения репутации ЦРУ предупреждал он, но и для сохранения репутации сотрудничающих с ним лиц. Заметив, что «исследования манипулирования человеческим поведением рассматриваются многими авторитетами в медицине и других, близких с ней областях как профессионально неэтичные», он предупреждал, что малейшая просочившаяся информация может поставить под угрозу репутацию множества ученых, работавших на ЦРУ по контрактам.
К тому времени, когда ревизор поднял эти этические проблемы, ЦРУ, вероятно, уже потеряло интерес к ЛСД, хотя все геще проверяло другие наркотики, воздействующие на сознание, большинство из которых впоследствии всплывет в психоделическом андеграунде 1970-х годов. Активный же интерес ЦРУ к ЛСД угас около 1958 года, хотя Управление продолжало выделять средства на исследования. Это облегчалось тем, что Фонд Джозии Мэйси, через который ЦРУ выплачивало деньги по контрактам, начал с 1955 года регулярно проводить конференции по ЛСД. Интерес фонда не был фальшивым. Он возник в тот момент, когда его медицинский директор, Франк Фремонт-Смит, провел день в лаборатории Хэролда Абрамсона, наблюдая, как ведут себя под ЛСД сиамские бойцовые рыбки.
«От цветов к героину» — одна из страниц официального сайта ЦРУ
По конференциям легко проследить, как изменялось направление исследований ЛСД. В первой, в 1955 году, в основном участвовали исследователи «лабораторного сумасшествия». Контингент второй, состоявшейся спустя четыре года, в основном составляли врачи: голландец ван Рийн, англичанин Сэндисон, Хоффер из Канады и целая группа ученых из Лос-Анджелеса, включая Сиднея Коэна, Бетти Айзнер и психиатрическую группу Чандлера и Хартмана. Хэролд Абрамсон, занимавшийся вышеупомянутыми сиамскими рыбками, также участвовал в этом и в какой-то момент, при попытках выработать общее мнение, предложил шесть пунктов «генерального соглашения»:
а) Фармакологически ЛСД безопасен Даже очень большие дозы безвредны для здоровья.
б) Вещество эффективно в небольших дозах при проведении терапевтических бесед Поведение врача также важно
в) Пациент остается в сознании, расположен к общению и хорошо интегрирует материал, что важно для психодинамики.
г) У пациента, по сути, наблюдается расстройство функций эго, сопровождаемое радостным настроением и сопутствующим этому интегра-тивным процессом, так что тут речь идет скорее о «гебесинтезе», чем о фармакологическом лечении психозов.
д) Препарат можно применять неоднократно. Не имеется никаких свидетельств привыкания. Фармакологические эффекты обычно постепенно угасают в течение 12 часов.
е) Пациентам, как правило, нравится опыт принятия ЛСД в указанных дозах.
Это вовсе не означало, что все с этими пунктами были согласны. Исследователи «лабораторного сумасшествия» до сих пор не могли свыкнуться с идеей, что наркотик, использовавшийся для моделирования сумасшествия, теперь используется для того, чтобы доставить людям удовольствие. Множество врачей видело в «гебесинтезе» просто необычный научный термин — неуклюжий и тяжеловесный. Но в основном все понимали мотивы предложившего это слово Абрамсона. Бетти Айзнер рассказывала, как они с Коэном обсуждали то любопытное явление, когда в психике исчезали конфликты и возникало ощущение целостности, называемое многими интегративным опытом. Но она никак не могла точно определить его: «Очевидно, дело в языке; мне не хватает слов», — извинялась она. Тогда Абрам Хоффер сказал, что в Канаде они называли это психоделическим опытом. «Каким?» — спросил кто-то. «Психоделическим, — повторил Хоффер. — По-моему, это слово придумал доктор Осмонд. По-гречески это означает «проявляющий сознание».
Помимо нового слова, которое в конечном счете укрепилось в общественном сознании, Хоффер также рассказал коллегам о новых экспериментах с ЛСД, которыми они занимались с Осмондом. В отличие от большинства врачей, использовавших небольшие дозы препарата, просто чтобы сократить время, необходимое для лечения, они с Хоффером решили воспользоваться любопытной методикой Хаббарда и давали больным сразу большие дозы, помогая им очутиться в той области Иного Мира, где растворяется эго и происходит духовное перерождение. По словам Хоффера, они вообще почти не занимались собственно психотерапией: «К нам приходят люди. Они понимают, что пришли на лечение, но не знают о нем ничего. В первый день мы берем историю болезни и ставим диагноз. На второй день они принимают ЛСД. Третий день — выходной. Мы не проводим никакой дополнительной психотерапии, кроме той, что предусмотрена во время приема ЛСД. А потом мы не предпринимаем ничего — только выясняем, пьют ли они еще. Результаты — пятьдесят процентов пациентов пить бросают».
Это была фантастическая цифра, особенно если учесть, что Осмонд и Хоффер работали не с обычными невротиками или добровольцами, а с хроническими алкоголиками, рекомендованными обществом «Анонимных алкоголиков» или доставленными с улицы полицией. «Бросали пить только те, кто переживал мистический опыт, — объяснял Хоффер. — Те, кто его не переживал, — продолжали пить. Но большая часть из тех, кто пережил мистическое озарение, — бросала. Хотя, конечно, из этого нельзя вывести никакого правила».
Конечно, алкоголики не просто впадали в психоделическое состояние. Их вводили в него, используя различные психологические методы и влияние окружающей обстановки в процессе опыта. «Мы используем «звуки и музыку», — объяснял Хоффер, — визуальные стимулы, такие, как картины Ван Гога; осязательные стимулы — различные гладкие или шероховатые предметы, которые можно дать подержать пациенту. Мы также используем повышенную внушаемость больных, возникающую в таких состояниях, для словесного воздействия, предлагая и убеждая, добиваясь возможности для них измениться. Результаты настолько многообещающи, что мы уже думаем о том, чтобы устраивать специальные курсы для деловых людей, которые могут потратить на занятия только выходные».
То, о чем рассказал Хоффер, стало известно под именем психоделической терапии. Обычная же терапия, в которой использовались небольшие дозы наркотика, называлась психолитической терапией. Возникли споры о том, необходимо ли использовать такие большие дозы за один раз. «Я начинаю работу с пациентом с небольших доз, затем постепенно увеличиваю дозировку и работаю над проблемой, пока мы не доберемся до сути, — сказала Бетти Айзнер. — Таков мой метод». «Семьдесят пять процентов пациентов сами дойдут до сути, если им дать достаточно ЛСД», — парировал Хоффер. Всех немного смущал мистический подтекст дискуссии. И, кстати, что подразумевал голландец ван Рийн, когда говорил, что хотел бы «изменить нечто в человеческой личности»?
Кроме того, здесь прозвучало множество историй. Врачи рассказывали об удачных побочных эффектах, которые они иногда внезапно наблюдали у пациентов. Например, когда спустя две-три недели после окончания ЛСД-терапии один пациент внезапно сообщил: «О, и головная боль тоже прошла». «Какая головная боль?» — спросили у него. «Головная боль, я мучился ею лет десять-пятнадцать», — отвечал больной. Бетти Айзнер рассказала, как она однажды «путешествовала» в течение трех дней. Это было вполне терпимо, потому что «путешествие» было удачным. Если бы это было по-другому, кто знает, что с ней могло случиться. Другие вспоминали, как у некоторых людей состояние ЛСД иногда спонтанно возвращалось — первая ласточка того, что впоследствии станет известным как «флэшбэк». Один врач рассказал про пациента, который заново пережил ЛСД-трип, спустя приблизительно пять лет после того, как он принимал наркотик. Но другие подвергали сомнению концепцию «флэшбэка».
Только потому, что кто-то пережил под ЛСД диссоциативные переживания, последующие диссоциативные переживания нельзя непремено приписывать ЛСД. Это как раз случай «post hoc ergo propter hoc», — сказал кто-то.
Было достигнуто и понимание некоторых вещей. Наиболее важным оказалось осознание той важной роли, которую играет группа и окружающая обстановка. Большинство врачей давно уже пришли к выводам, что ЛСД усиливает влияние окружающей обстановки, но только теперь они начинали понимать, что и их собственная личность, и собственные профессиональные предположения также влияют на происходящее под ЛСД. Артур Чандлер, например, заметил, что его партнер, Мортимер Харт-ман, всегда испытывал под ЛСД сильные сексуальные фантазии. Но сам Чандлер никогда не испытывал ничего подобного, а скорее переживал тенденции к паранойе. По мнению же Бетти Айзнер, паранойя возникает под ЛСД крайне редко.
Но в основном конференция поставила множество новых вопросов, привлекших общее внимание. Каким образом ЛСД «ликвидирует» защитную реакцию человеческой психики? Открывает ли это определенные терапевтические возможности? И как врач может их использовать? Почему некоторые люди не способны войти в психоделическое состояние или испытывать интегративный опыт? Что делать с той четвертью испытуемых, на которых ЛСД вообще почти не действует? Но главное — действительно ли это мудро: ускорять терапевтический процесс, сокращая его до одной ЛСД-сессии? Когда выяснилось, что решение этих вопросов откладывается, поднялся Сидней Коэн и заявил, что собирает данные о побочных эффектах и неблагоприятных реакциях на ЛСД и будет благодарен за любую информацию, которую ему предоставят.
Казалось, что исследования ЛСД ждет яркое будущее. Однако уже тогда можно было заметить, как начинают приходить в движение силы, которые превратят то, что казалось сложной, но в конечном счете разрешимой научной проблемой, в сложную и, очевидно, неразрешимую социальную проблему.
2. ВЫХОДЯ ЗА РАМКИ
«ТЫ ГОТОВ БЫЛ ТАНЦЕВАТЬ ВЕСЬ ДЕНЬ НАПРОЛЕТ»
Чак Берри «Long live rock-n-roll»
Глава 9.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72