он вот-вот заглотает микрофон, Потом он положил трубку и принялся изо всех сил растирать руки, чтобы наладить кровообращение. Я подумал: пожалуй, эта работенка скоро его прикончит.
- Есть срочное дело,- сказал он.- Надо переправить большую партию товара, повезете оба, сегодня же, после обеда, по полсотни килограммов на брата.
- Ко мне мамаша приехала,-с улыбкой сказал Уильям,- я думал, у меня несколько дней свободных.
Джек Линингрейд (или как там его звали на самом деле) поморщился, лицо у него стало совсем белое.
- Посмей еще раз скривить рожу, мой милый, и у тебя будет целых десять лет свободных.- Он поправил галстук,- Вы поедете в Цюрих, мистер Хэй, и потом в Бейрут. А вы в Париж, мистер Каллен. Ваши самолеты отправляются через пять минут один после другого, Стэнли свезет вас на аэродром. Ну, что, вас уже трясет, мистер Кал-лен?
Он глядел на меня в упор - и не ошибся: я и впрямь дрожал и, чтоб не упасть, ухватился рукой за спинку стула.
- С грузом я буду поустойчивей,- сказал я. Больно уж все вышло внезапно, хоть я и ждал этого с той минуты, как нас вызвали по телефону.
По дороге в аэропорт мы решили, что Уильям пройдет через таможню первый, а я сразу вслед за ним - и тогда перед отлетом мы еще успеем вместе выпить. Он взял с меня слово, что я буду звонить его мамаше и погуляю с ней утром, и я сказал - я с радостью, если только все сойдет хорошо.
- Не вешай нос, старик,- сказал Уильям и, как всегда, широко улыбнулся, все свои вставные зубы показал.- Ты справишься молодцом, я знаю. Нагадал по картам и на кофейной гуще.
- Я утром читал свой гороскоп, там сказано, мои дела пойдут сегодня через пень колоду.
- Выкинь это из головы,- сказал он и хотел было хлопнуть меня по спине, но поднять руку оказалось слишком трудно.
Груз не очень меня тяготил, но мне казалось, я жутко толстый и весь мир видит меня насквозь, будто рентгеновскими лучами просвечивает. Я помешкал у книжного киоска и пошел к таможенному залу.
И в дверях примерз к полу. Два таможенника осаждали Уильяма вопросами, а когда я повернулся уходить, они стали по бокам и повели его куда-то. Ну, все, теперь он загремит, и я тоже… у меня затряслись поджилки. Вот он, зловещий конец нашего странствия по Большому северному тракту. Попался, не знаю, что делать, куда кинуться… Вокруг было довольно спокойно, народу немного, но мне казалось, это все полицейские и шпики и сейчас меня схватят и разорвут на части. Я точно одеревенел и даже не чувствовал стыда от того, что не мог взять себя в руки.
Двинулся я в ближайшую уборную, хотел облегчиться и тем временем подумать, как быть. Да только ничего не приходило в голову, я весь вспотел со страха, отродясь так не трусил - да если б я подозревал за собой такое, нипочем не взялся бы за эту работу. Я запер дверь, расстегнул пальто и трясущимися руками стал поскорей вынимать золотые слитки и спускать в унитаз. Побросал все сорок слитков и прикрыл их туалетной бумагой, извел на это полрулона, а сам думал - кой черт меня понесло в этот Лондон, оставался бы дома, поступил бы с Клодин по-честному, зарабатывал бы себе и ей на жизнь, как положено порядочному человеку.
Потом вышел я из уборной, вернулся в зал. План у меня был такой: освобожусь от золота и сбегу, укроюсь на два года в Шотландии на каком-нибудь уединенном островке - меня, может, и не убьют за трусость… как вдруг ни с того ни с сего ноги понесли меня к дверям в зал ожидания и я глянул в дальний конец на таможенников. Там стоял Уильям, улыбался во весь рот и разговаривал с теми двумя, будто с друзьями детства. Тут уж я совсем растерялся, но только на один миг, потому что Уильям весело помахал рукой и как ни в чем не бывало прошел в зал для отлетающих.
Я встряхнулся и скорым шагом вернулся в уборную. У писсуара стоял какой-то тип, другой вытирал руки. Я прошел к кабинке, но дверь оказалась заперта, ручка повернута на «занято». Я ринулся в следующую кабинку - вот сейчас перескочу через перегородку, пролезу под ней, удавлю типа, который там оправляется, и опять завладею своим золотом… Но кабинка, в которую я ворвался, оказалась той самой, где я был прежде; я содрал длиннющую ленту туалетной бумаги - золото было еще здесь, все слитки до единого. Ну и повезло же! От одного их вида я враз успокоился, рассовал золото по внутренним карманам пальто. Постоял две минутки в тишине, потом прошел к зеркалу, причесался, поправил шляпу, подхватил чемоданчик - сейчас мне было до лампочки, предрешена моя судьба заранее или я сам ее хозяин, я наконец-то очухался, а там будь что будет. Теперь уже никому не бросится в глаза, что я толстяк,- мне казалось, вся плоть моя истаяла, остались кожа да кости.
Я прошел через таможню, и никто даже не посмотрел на меня, только заглянули, как положено, в паспорт. Уильям поджидал меня у бара, перед ним стояла бутылка светлого пива.
- Ты чего так задержался, старая калоша? - спросил он.
- Я как увидал, они тебя допрашивают, ну, думаю, все, твоя песенка спета,- ответил я, и меня снова стала бить дрожь.
Он засмеялся и заказал для меня пива.
- Ничего особенного, задавали обычные вопросы.
- Вот сволочи, сучьи дети.
- Зря ты на них насыпался. Почти все ребята как ребята. Просто у них служба такая. Что толку на них злиться? Это вредно, еще язву наживешь.
- Тебя обыскивали, да?
- Просто заглянули в бумажник. Выездной визой интересовались. Я думал, они учуяли, что пахнет жареным, но ничего, обошлось. А все одно - в другой раз не полечу с этого аэродрома. Здесь меня уже приметили.
Объявили посадку на самолет, и он ушел.
В Париже я взял такси и поехал по условленному адресу в Ситэ. Города я не замечал, видел только - идет дождь; уж очень было обидно, что не встретил в самолете Полли, Чем больше проходило времени с тех пор, как я бросил на нее последний взгляд, тем хуже мне становилось. Я освободился от своего товара и, как было велено, вернулся на такси в аэропорт и там ждал до семи рейса в Лондон. Сидел в зале ожидания, пил черный кофе и, стараясь убить время, все поглядывал на одну официанточку, но она явно не желала меня замечать.
К девяти я был уже на квартире в Найтсбридже и получил из рук Стэнли конверт со всем, что мне причиталось. Потом он выпустил меня на лестницу-мы так и не обменялись ни словечком. У дверей я поймал такси и поехал домой, а там уже сидела мать Уильяма.
- Он сказал, вы обо мне позаботитесь,- сказала она, не успел я снять пальто.
- Вы еще не обедали, миссис Строу?
- Нет, голубчик, не обедала, да ты за меня не беспокойся.
- Я и сам голодный. Пойдемте съедим по парочке отбивных.
- Это я с радостью. А зеленый горошек к отбивной можно?
- Можно даже клубнику со сливками, если хотите.
Я не ждал, что она так сразу на мне повиснет,- думал: вот приеду домой и задам храпака. Но раз уж пообещал Биллу, так теперь не годилось просто спровадить ее в гостиницу. Она сидела в кресле, и рядом стояла рюмка коньяку.
- Я вчера познакомилась тут с одними, и они приглашали сегодня вечером распить с ними бутылочку. Я записала адрес их гостиницы вот бы ты свез меня туда, сынок.
Она порылась в большущей белой сумке и протянула мне конверт - на оборотной стороне записан был адрес.
- Ну что ж, так и сделаем,- сказал я, довольный, что не надо ломать голову, куда бы ее повести.
Я прочел название гостиницы, и оказалось, это та самая, где я жил, когда приехал в Лондон,- адрес был записан несусветными каракулями, и на меня почему-то напало уныние. Покуда я глядел на бумажку, миссис Строу надела очки, будто решила помочь мне разобрать запись. Бояться мне нечего. В этом новом обличье им нипочем меня не узнать, им и в голову не придет, что это я тогда смылся, не уплатив по счету.
- Поехали, мать,- сказал я; мои прошлые грехи принялись щипать меня за ноги, точно злющие крабы, и мне хотелось поскорей от них удрать,- В этой вашей гостинице теперь не пообедаешь, поздно, так что зайдем в ресторан.
- Чего уж лучше,- сказала она и поднялась.- А туда потом поедем. На полчасика. Они такие славные люди. Муж с женой, из Чес-терфилда. Они мне так обрадуются.
Я надеялся накормить и напоить ее до отвала, чтоб она осоловела и ей никуда больше не захотелось, и помог ей влезть в меховое пальто - подарок Уильяма. За обедом она только про Уильяма и говорила.
- Он всегда был чистое золото, мой сынок… Я знаю, он сидел в тюрьме и все такое, а все равно парня лучше его не сыщешь.- Она в упор на меня поглядела, будто старалась понять, как я принял ее слова. И мне стало неуютно: такого честного взгляда я уже давно не видал. Взгляд этот требовательно спрашивал, и я боялся, она выведет меня на чистую воду.
- Скажи, голубчик, а какая такая у него работа?
- Он разве вам не говорил?
- Да говорил. А вот теперь ты скажи.
- Работа такая же, как у меня.
- Ну, а у тебя какая?
- Я разъездной агент. Несколько машиностроительных фирм объединились и действуют сообща, а мы развозим образцы их продукции по разным странам. Платят хорошо, да только здорово мотаешься, бывает, прямо без сил остаешься.
Она не больно-то налегала на отбивные, а к консервированному горошку и вовсе не притронулась.
- Верно. Он тоже так говорил. А только боязно мне, как бы с ним чего не случилось. Мне тогда лучше помереть.
- Самолеты теперь не разбиваются. Зря вы волнуетесь.
Она строго на меня глянула, сразу видно: не поверила ни единому слову.
- А я не из-за самолетов боюсь, ты и сам знаешь. Что, может, нет?
Я засмеялся.
- Вы про что, мамаша?
- Я прожила на свете дольше, чем ты думаешь, и весь свой век только и знала что горе да беду, а ведь есть у меня глаза и уши, и. как гляну на Билла, мне сразу видать: что-то его точит, и чует мое материнское сердце - таится он от меня. Я из ума еще не выжила. Я много чего знаю и много чего чувствую, и у меня вся душа изболелась, потому как не говоришь ты мне честно и прямо всю правду, а ведь я в жизни столько всего натерпелась, меня больше ничем испугать нельзя.
Была она очень бледная, кожа вся в морщинках, будто мятая бумага. Да еще пятна пудры и румян на лице, так что оно похоже на китайский фонарик, и глаза - как свечи. Поглядел я на нее - и сердце сжалось.
- Это секретная работа,- сказал я.- Пожалуйста, не спрашивайте меня, ничего больше я не могу рассказать. Но это не опасно, уж для Билла-то не опасно. У него сейчас все в жизни идет как по маслу, вы не беспокойтесь. Я знаю, что говорю.
Ради бога, поверь мне, взмолился я про себя. Она с облегчением улыбнулась: моя горячность убедила ее. После я вспоминал этот разговор и не мог себе простить, что не намекнул ей на правду.
- А теперь я отвезу вас к вам в гостиницу,- сказал я, когда мы поели.
- Но мне сперва надо заглянуть к той паре. Уж, верно, это недалеко и можно взять такси. Билл вчера вечером дал мне десять фунтов. Он ничего для меня не жалеет.
Через несколько минут мы уже были в той самой гостинице. Администратор по-прежнему сидел за своей стойкой, и у него был все тот же недовольный, въедливый взгляд.
- Привет,- сказал он мне.- Вернулись? А я думал, мы вас больше не увидим.
- Решил зайти расплатиться.
- Лучше поздно, чем никогда,- сказал он.
- Стало быть, и у тебя здесь тоже дружки, а я и не знала,- сказала смекалистая биллова мамаша, она стояла тут же и держала меня под руку.
- Мы будем в гостиной,- сказал я администратору,- принесите туда, пожалуйста, счет, двойной коньяк и пива. И для себя тоже.
- Когда вы вошли, я даже не сразу вас узнал,- сказал он с улыбкой.- С тех пор как вы эдак поспешно отбыли, вы, видно, преуспели.
Я двинулся дальше, и хоть мистер и миссис Биннс, приезжие из Честерфилда, оказались веселые и милые на свой стариковский лад, я слишком устал и потому не получил особого удовольствия от этого вечера. Мамаше Уильяма они обрадовались совсем не так, как ей хотелось бы, но кончилось все лучше, чем началось, потому как я накачал их всех до отказа и вдобавок заплатил почти двадцать фунтов по своему старому счету. Администратора от радости прямо слеза прошибла. Я уговорил его выпить еще рюмочку-другую коньяку.
- Меня тогда из-за вас чуть не выгнали,- признался он.- Потому что за месяц до того у меня еще несколько постояльцев съехали по-воровски, не заплативши. Сколько лет служу, никто ни разу не возвращался заплатить по счету. Первый случай. Я начинаю лучше думать о людях.
После такого сюсюканья мы все пятеро чуть не затянули «В доброе старое время», и тут уж я затолкал миссис Строу в такси и отвез в гостиницу, а сам этой же машиной поехал домой. Я так выдохся, даже не стал принимать ванну, пластом рухнул на кровать и как в яму провалился - проспал до полудня, и меня не тревожили никакие вещие сны.
Проснулся я от звонка в дверь, не то так до самого вечера и нежился бы в теплой постели. Я принял у разносчика телеграмм темно-желтый конверт, но был еще до того сонный, даже не заглянул - что там, в телеграмме. Кинул ее на стол, а сам опять повалился в кровать. Через полчаса я пошел в ванную и по дороге вскрыл конверт. Справлял малую нужду и читал: «Уильям остался Бейруте курятнике точка Железный переезжает точка адрес сообщу приветом Линингрейд».
Я сам удивился, как быстро все сообразил. В окно вливался солнечный свет, может, это мне и помогло. Билла Строу арестовали в Бейруте, а типа под колпаком специальный фургон везет по лондонским улицам в новое логовище. Как только его водворят на место, жди распоряжений, разве что международное расследование доберется и до нас, и тогда всем нам крышка. Хотел бы я знать, за что Билла могут судить в Ливане, да и может ли вообще тамошняя полиция привлечь его к ответственности, и как-то не доходило до меня, что это и впрямь серьезно,- вот если б его схватили в лондонском аэропорту, дело другое, его посадили б за решетку и закатали на всю пятерку, не меньше.
Я поставил чайник на плиту и стоял в халате, ждал, когда он вскипит. И вдруг меня аж затрясло: ведь покуда дойдут какие-нибудь вести, может, придется ждать не одну неделю. Если я что и узнаю от Джека Лннингрейда и компании, так, наверно, в последнюю очередь, зато уж когда я им понадоблюсь и меня вызовут, я им скажу: я, мол, все у вас разнесу вдребезги вместе с вашим колпаком, если мне не выложат всю правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51