Я подошел к собакам, хотел отвести их в машину, но Длинный Том подпрыгнул, перевернулся в воздухе, что твой акробат, а когда очутился на земле, морда его глядела в противоположную сторону и он кинулся обнюхивать одно дерево за другим. Я подошел к Авелю-Каину, а он щелкнул челюстями, хотел цапнуть меня за руку, но, видно, решил, она не больно вкусная, и кинулся вслед за Длинным Томом.
Я наклонился, протянул руку, будто на ней кус сырого мяса лежит, и тихонько пошел за ними, ласково их окликая. Псы обернулись, вроде заинтересовались, а на самом деле просто решили меня помучить - враз отвернулись, проскочили через живую изгородь и кинулись в поле. Я - за ними и слышу, позади свирепо орет Клод. Лэнторн, задремавший было, очнулся, и они побежали: один - влево, другой - вправо, а я помчался прямо. Туфли и брюки у меня намокли, а дождь припустил сильнее.
Собак и след простыл, но мы не прекращали погони - уверены были, что они где-то здесь, в пределах нашей непрочной сети. С одного боку до меня доносился кашель Лэнторна, с другого - ругань Моггерхэнгера. Было сумрачно, тихо, только мы кричали - звали собак да изредка с дороги, от которой мы быстро уходили все дальше, доносился негромкий рокот проносившейся мимо машины. Мы боялись; вдруг собаки повернут назад и проскочат на дорогу - ведь там машины. Но похоже было, они по-прежнему где-то впереди и удирают от нас все дальше. Я стал думать, что работа моя - не сплошь сахар и, если погоня затянется, я не поспею на свидание с Бриджит. Из-за непредвиденных моггерхэнгеровских дел я не виделся с ней уже несколько дней, и мне не терпелось прикорнуть подле моей подружки.
Резкий ветер и унылый дождь разогнали эти веселенькие мысли.
Я бегал среди дольменов, и легкие у меня трещали по всем швам. Прыгнул вперед, упал, растянулся на мокрой земле и мелких камнях и высыпал на растреклятых друидов всю брань, какую только знал. Моггерхэнгер и Лэнторн дожидались в разных концах поля у ограды.
- Держи его! - кричал Клод.- Давай, Майкл, давай! Поймаешь - в накладе не останешься. Молодец. Молодец.
Я сворачивал, петлял, кидался то взад, то вперед, то вправо, то влево, вертелся на месте, опять бежал, описывал круги, расшиб руку о каменный столб и, когда на миг остановился и лизнул ее, почувствовал во рту вкус крови. Дождь лил как из ведра. Лэнторн вернулся к машине, сказал, надо подвести ее поближе: легче будет втолкнуть в нее собак, когда поймаем.
Подлые твари совсем осатанели. Я уж не рад был и двум сотням, пусть бы эти черти ими подавились. Я совсем было решил - хватит с меня, все равно их не поймать, но тут за ограду вступили Моггерхэнгер с Лэнторном, а за ними и сторож, только в облаве он не участвовал, стоял в сторонке и ухмылялся. А между тем собаки стали поспокойней, наверно, зелье, которое им вкатили перед гонками, уже перестало действовать. Может, они теперь вконец выдохнутся и мы сумеем втащить их в машину, точно две груды сонного мяса.
Вдруг у них опять прибыло сил, и они умчались от нас. А мы опять заметались безо всякого толку. Лишь бы они не выскочили за ограду Стоунхенджа, тогда лови их по всему Уилтширу. Если они отсюда вырвутся, пиши пропало: нельзя же дать объявление в газете, что они сбежали, раз Моггерхэнгер не имел права выезжать из Лондона. Вряд ли Лэнторн ему позволит заявить о пропаже, ведь тогда он потеряет работу - разве что Моггерхэнгер сам возьмет его на службу и положит такое же жалованье.
Мы гонялись за собаками дотемна и уж совсем валились с ног, а поймали в конце концов только Длинного Тома, и любящий хозяин яростными пинками затолкал его в машину. Авель-Каин как сквозь землю провалился. Мы рыскали до полного изнеможения, исколесили всю округу, прочесали ее не хуже военной поисковой партии. Моггерхэнгер ценил эту сволочную зверюгу на вес золота, но чтоб ее теперь изловить, и впрямь нужна была воинская часть. В девять часов мы сдались и, угрюмые, не в силах произнести ни слова, уселись в пивной.
Моггерхэнгер сказал: завтра, едва развиднеется, надо продолжать поиски, а Лэнторн сказал - невозможно, ведь он покуда под залогом. Я думал, Моггерхэнгер тут же, не сходя с места, его прирежет и мы удерем, но он опрокинул еще рюмочку коньяку, побелевшие было от злости губы его растянулись в улыбке, и он опять стал похож на человека.
- Плачу еще несколько сот сверх тысячи, которую вы получили сегодня.
- Не могу, приятель. Завтра возвращается главный, и тогда мне несдобровать.
Моггерхэнгер подъезжал к нему и так и эдак, но Лэнторн только тверже стоял на своем. Это вовсе не значило, что он и впрямь не мог спустить Клода с крючка. Мог и знал, что может безо всякого риска. И Моггерхэнгер тоже это знал. Но почему-то Лэнторн уперся и тут уж ничего нельзя было поделать. Мрачные, мы возвращались в Лондон, дождь лил как из ведра, мы будто и не ехали, а в лодке плыли. Час был поздний, движение на дороге небольшое, но последний перегон, уже около полуночи, я вел машину на одних нервах. Сзади не слышалось ни шелеста карт, ни бульканья коньяка, от такой тишины я чуть не уснул. В одном месте я проехал прямо на красный свет, но все обошлось. Сзади лишь изредка жалобно подвывал Длинный Том - он уже начал скучать по своему дружку, притом, наверно, у него еще ныли бока от моггерхэнгеровских пинков. К тому времени, как мы доехали до дому, Лэнторн, должно быть, чувствовал что его сейчас люто ненавидят, и, если он имел хоть какое-то касательство к суду (а он конечно же имел), он, наверно, только и мечтал, как бы припаять Моггерхэнгеру самый долгий срок, какой полагается за все, к чему по закону можно прицепиться. Моггерхэнгер и сам это понимал, но я надеялся - он как-нибудь да вывернется, ведь из двух негодяев, которых я вез домой, я твердо знал, на чьей я стороне. Наверно, отчасти из-за этого Моггерхэнгер и взял меня на службу, он быстро во мне разобрался и понял, что может на меня положиться. Но хоть я был еще желторотый, его одобрение не так уж меня и радовало, ведь это вовсе не значило, что я и сам себя одобряю, хотя, похоже, к этому быстро шло.
На другой день Моггерхэнгер вручил мне пачку денег, я поблагодарил и сунул деньги в карман.
- Сосчитай,- сказал он.
- Я вам доверяю, мистер Моггерхэнгер.
- Даже от тебя не ждал такой дурости, Никогда никому не доверяй. Не то в один прекрасный день сделаешь роковую ошибку - поверишь сам себе. А кто себе верит, сам себе яму роет.- Разговаривали мы в столовой: Моггерхэнгер завтракал.- Налей себе кофе,- со смехом прибавил он.- И садись, нечего стоять, когда со мной разговариваешь. …д5
Слуга-испанец не будил меня до десяти утра, так что после, вчерашнего восемнадцатичасового рабочего дня я вполне отдохнул. Я налил себе большую чашку кофе и плеснул в него молока.
- Пока пьешь, сосчитай деньги,- настаивал Мовгерхэнгер,- Я не обижусь.
- Все точно,- сказал я и засунул их в бумажник. .
- Текущий счет у тебя есть?
Если нет, поучал он, надо завести, и предложил замолвить за меня словечко в своем банке; я не отказался.
- Внеси туда эти две сотни,- продолжал он,- и забудь про них до тех пор, пока не сумеешь внести еще.
- Я подумывал купить машину, буду катать свою подружку.
- Кто такая? - резко спросил он.
- Цветная из Западной Кении, учится в лондонском университете. Мы поладили в автобусе по дороге в Хемпстед. Правда, дальше слов дело не пошло.
Клод улыбнулся.
- Желаю удачи. Только сперва накопи в десять раз больше, чем машина стоит, а уж потом покупай. Подыщи хорошую и пользуйся в свое удовольствие. И еще мой тебе совет. Не покупай подержанную. Который побогаче, он сумеет купить выгодно, а тебя как пить дать облапошат, Я завел машину, когда у меня в банке набралось пятьдесят тысяч. Купил новую, заплатил наличными. А до тех пор ходил пешком или брал такси, и вовсе это не шло во вред моим делам и в ущерб самолюбию. Меня такими пустяками не пошатнешь. Я живу по своим собственным десяти заповедям. Я их обдумывал месяц за месяцем, когда еще молодым сидел в тюрьме, только потом они у меня малость изменились. Жизнь - она сглаживает острые углы. Налей себе еще кофе, и я вкратце их тебе изложу. Заповедь первая: Ни в чем не иди против друга, если он еще может тебе помочь, и против врага, если есть надежда уговорить его оказать тебе услугу. Неплохо, а?
- Здорово,- поневоле признал я.
- Вторая: Не убивай из-за денег, со зла и из-за любви. А только чтоб отобрать у другого, если он чем завладел, а ты считаешь - оно твое.
- Сурово.
- А как же! Третья: Когда кладешь деньги в банк, радуйся не тому, что богатеешь, будь счастлив до небес, точно пустил их на ветер. Но знай копи: деньги дают власть над людьми… Только вот над самим собой они власти не дают.
Его здравый смысл поразил меня, даже ошарашил - только бы ничего не забыть. Но он еще не кончил.
- Четвертая: Относись к полиции так, как ты бы хотел, чтоб относились к тебе, если бы ты сам был полицейским. Они поставлены на это место обществом, чтоб помочь тебе сохранить твое достояние, откуда бы оно у тебя ни взялось. Они всего лишь люди. Пятая: Когда не знаешь, сказать «да» или «нет», говори «да». Шестая: Приучайся никого не любить и никого не ненавидеть. Седьмая: Хочешь делать деньги - продавай людям то, что им на самом деле нужно, а не то, что им вдолбили, будто им не хватает. Вот тогда подзаработаешь. Восьмая: Люди всегда глупей, чем тебе кажется. Оттачивай свое чутье и каждый шаг толково рассчитывай. Примечай, где тебя могут накрыть, будь заранее готов и это обернуть себе на пользу. Девятая: Никогда не трусь - ни перед богом, ни перед человеком, ни перед зверем. Другие всегда трусят больше тебя. Десятая: Всюду, где только можно, действуй по закону - кроме тех случаев, когда закон мешает тебе получить то, что тебе нужно Одиннадцатая и последняя: Чти отца своего и матерь свою. Если бы не они, тебя не было бы на свете, и если будешь жить по моим правилам, это им тоже пойдет на пользу.
- Заповеди хороши, да не так-то просто им следовать,
- Не все сразу,- согласился Моггерхэнгер.- Но если постараться, к тридцати годам научишься. И даже когда еще только стараешься, тебе все равно лучше, чем тем, кто про них не знает.
- Может, мне сегодня скатать в Стоунхендж, поискать Авеля-Каина? Вдруг он еще где-нибудь там?
Моггерхэнгер встал, застегнул пиджак.
- Я уж знаю, когда на чем надо поставить крест. Он теперь сидит взаперти у кого-нибудь в сарае или в конуре. Нам его больше не видать как своих ушей, по крайней мере под прежней кличкой. Но все равно, спасибо тебе. Через полчаса поеду к адвокатам, приготовь машину. Я так ловко обтяпаю свое дельце, этот ублюдок Лэнторн будет его помнить до конца жизни.
Следующие несколько дней я с утра до ночи крутился как белка в колесе: помогал Моггерхэнгеру соблюдать его треклятые заповеди. Съездил в Хендон, отвез ящик всякой снеди его восьмидесятилетней мамаше. Но глянуть на нее мне не пришлось - ящик приняла служанка.
Бриджит упрекала меня, говорила, я к ней охладел, и как-то раз, когда я уходил от нее, Смог расплакался. Жена доктора Андерсона вроде вернулась, и конечно же он снова-здорово стал подъезжать к Бриджит. Меня это мало трогало - я не из ревнивых. Но Бриджит оказала - должен же я вмешаться, и раз я ее не ревную, значит не люблю. Смог прижался к ней и сказал: «Зато я все равно тебя люблю». Тут она обхватила его, и по ее пухлым, румяным щекам ручьями потекли слезы - нос пуговкой был между ними как остров. Я сказал ей: послезавтра кончится эта волынка - суд над Моггерхэнгером, и тогда я смогу проводить с ней больше времени. Если его засадят, я останусь без места. Если оправдают, он поедет отдыхать и я тоже вздохну.
- А пока,- сказал я, когда Смог уснул невинным сном младенца,- если эта грязная скотина, этот доктор Андерсон, опять начнет тебя лапать, ты купи губную помаду, только не такую, как у тебя и у его жены, и сунь ей под подушку, она увидит эту помаду и поднимет шум. И опять его бросит, а он станет по ней убиваться и ему будет не до тебя.
Я подкинул ей эту мыслишку от нечего делать и даже думать не думал, что она так и поступит. Зато на этот раз я на прощанье успокоил ее и потом мог с чистой совестью выполнять поручения Мог-герхэнгера.
Дело против него было прекращено за недостатком улик. Вечерняя газета вышла с крупным заголовком: «Моггерхэнгер оправдан»; и когда я вез его с Чансери-лейн от адвокатов, я тоже испытывал кой-какое удовлетворение. Он вышел из суда и на ступенях обменялся рукопожатием с Лэнторном - незабываемая картина, век буду помнить! Он молча сел впереди, рядом со мной, а сам чернее тучи, хуже, чем до суда,- похоже, придумывал, как бы покруче отомстить тем, кто хотел с ним разделаться. Вот только рыгал он чаще, чем последнее время, словно теперь, когда все осталось позади, он опять мог дать себе волю.
Дома все было готово, чтоб отпраздновать это событие тихо, в семейном кругу с женой, темноволосой красоткой дочерью и братом, Чарльзом Моггерхэнгером,- он служил директором-распорядителем в универсальном магазине где-то на севере и заодно присматривал за владениями Клода в тех краях. Чарльз Моггерхэнгер был спокойный, язвительный и недоверчивый; худощавый, среднего роста, двигался он тихо, неторопливо, был лысый, и черты лица потоньше, чем у Клода. Но еще вопрос, кто из них опасней, если наступить ему на любимую мозоль.
Они наливались шампанским и каждую минуту подзывали испанца, который прислуживал за столом, а я незаметно смотался к Бриджит. Предупредить ее по телефону я не удосужился, я поднимался на лифте и предвкушал: вот сейчас притяну ее к себе, позвонил - не открывают. Что за черт? Ведь кто-то там должен быть, не могли же они все уйти и бросить беднягу Смога одного. Я позвонил еще раз. Даже постучал. Потом вышел на улицу и позвонил из ближайшего автомата. Стоял и таращил глаза на зеркало, будто меня заворожили бесконечные гудки, на которые так никто и не отозвался. Наконец повесил трубку и даже не нажал кнопку, чтоб получить назад монету.
Шел дождь, я надел плащ и двинулся в клуб, где прежде работал. Поспел я как раз вовремя, к концу номера Джун. Пол Дент заговорил со мной, как со старым другом, и даже Кении Дьюкс подмигнул мне - мол, я на тебя не в обиде, Джун как-то рассказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51