Несмотря на отчаянную тоску по Китти, в Пенскомбе ему жилось счастливее, чем где бы то ни было. Не обращая внимания на первые признаки дождя, он открыл окно, и в глаза ему рассмеялись миллионы звездочек. Лужайка светилась от нарциссов и от цветущих вишневых деревьев.
Созвездие Льва выбиралось из своего логовища на западе. Лизандер так и ждал, что его косматая морда, появившись над вершинами букового леса Руперта, укусит Большую Медведицу за задницу. Тоскуя, как никогда, по объятиям Китти, он скорчился в кресле.
Он, должно быть, задремал, потому что уже в следующую минуту мчался галопом по треку Руперта, и Артур шел так великолепно, и он слышал более грозный, чем барабаны Раннальдини, грохот копыт позади. Но никто не мог догнать Артура. На трибунах вставали, приветствуя его.
– Давай, давай, давай1 – вопил Лизандер.
– Лизандер, Лизандер, вставай! Пора. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что это Табита трясет его, а грохот копыт – ужасающий дождь, пулеметом молотящий по крыше.
Высунувшись из окна под Ниагарский водопад, он увидел, что нарциссы вращаются в водоворотах, лепестки вишен сбиты, сточные канавы забиты и долину заливает.
– Ух ты, Артуру повезло.
Лизандер издал мощный вопль Тарзана, сжал Табиту так, что она запросила пощады, а Джек от волнения поднял лай.
– Когда ты вернешься на землю, – объявила Таб, – найдешь следы пребывания волшебницы.
Под подушкой Лизандера в полиэтилене лежала огромная голубая попона с изумрудно-зелеными кисточками и с инициалами РК-Б, которые всегда заставляли букмекеров покрываться холодным потом.
– Папочка специально это заказал. Нормальная попона на Артуре смотрится как подкладка под седло.
Лизандер надавил большими пальцами на глаза, а Таб сказала:
– Нет, все реально. Просто папочка действительно любит тебя, Лизандер.
Немногие оставались праздными этим утром, поскольку Руперт, чтобы задать нормальный ритм дню, разругал всех. Дэнни блевал в туалете. Даже Блей помалкивал, занятый галопом, на котором настоял Руперт. Только Артур был неподвижен, завтракая морковью, овсянкой и пригоршней ранних одуванчиков, собранных Тегги.
– А паспорт Артура и его медицинскую карту взяли? – придиралась Табита.
Лизандер упаковал свой багаж, положив обезболивающее, потому что плечо еще давало себя знать, и костюм его собственных цветов, которые он выбрал самолично: белые рукава, черно-белый торс и коричневая шапочка, потому что это были цвета Джека. Сейчас он был одет в свитер с Утенком Дональдом, который Тегги наконец сдернула с его спины и выстирала вручную.
Утро казалось бесконечным, но вот грузовик, в котором находились Гордец Пенскомба, Артур, Тини и три лошади помоложе, поднимая брызги, вышел на дорогу, разрезая толпу журналистов с камерами.
– Чарли пришлось вызвать инкассатора, – сообщила Табита, когда они проезжали мимо пункта по приему ставок в Пенскомбе. – Все поставили кучу денег на Гордеца и на призовое место Артура, так что ставки на него изменились от двухсот до ста к одному, и вы бы видели, сколько заморожено шампанского для глобальной пьянки этим вечером в «Козле и бутсах».
– Меня сейчас опять стошнит, – Дэнни высунул голову из окна и появился обратно абсолютно мокрым. – Если дождь продолжится, для Гордеца будет слишком сыро.
Вода приливной волной заливала Хай-стрит.
– Ух, – проворчал Лизандер, покусывая вместо жевательной резинки собственную щеку. – Я скорее чего-нибудь себе отшибу еще до скачки.
Он почувствовал себя еще хуже, когда в «Сан» прочитал гороскопы.
– У Артура удачный день для похода за покупками.
– Должно быть, опечатка, – сказала Таб. – Наверное, за кубками.
58
Древний город Ратминстер с его великолепным кафедральным собором и красно-коричневыми стенами времен королевы Анны лежал в чаше между холмами, поросшими густыми, промокшими под дождем лесами. В результате разумного брака между мирским и церковным ипподром отделяла от кафедральных заливных земель только река Флит, вода в которой неуклонно прибывала, пока Руперт и Лизандер брели вдоль нее.
Несмотря на жестокий ливень и густой туман, все уже стихло, и вода впиталась в землю. Безостановочно садились вертолеты, и букмекеры вершили свой бизнес под разноцветными зонтиками. Лизандер никогда не думал, что барьеры бывают такими громадными. Недаром Ратминстерские скачки называли Великими Национальными Юга.
Спустился к старту Руперт с поднятым воротником куртки:
– Ты должен подгонять Артура. Никто без боя не сдастся. Надо очень близко подъехать к первому препятствию. Но если ты на этом этапе будешь впереди, тебя отрежут или сомнут. После этого лучше всего держаться с Артуром где-нибудь в середке. И пусть лидеры попереживают, пытаясь достать Гордеца. Вот тут хитрость, – продолжил он, не доходя пяти футов до вала из нагроможденных веток березы и дрока перед огромной канавой. – Если у тебя не будет запаса в шесть дюймов, Артур перевернется. И если он будет прыгать из воды, это его замедлит. Отмечай, ведь ты не знаешь, как он будет прыгать.
– Вот бы Артур проехался по трассе, – вздохнул Лизандер. – Он бы лучше меня запомнил.
– Дай ему здесь передохнуть, – сказал Руперт, когда они взобрались на крутой холм к препятствию, на которое Лизандеру и смотреть было страшно, – а тут его придержи. Этот барьер называют Засадой, потому что с другой стороны там ужасно крутой спуск. Юмми Юппи в прошлом году скинул здесь жокея. Он пытался подстегнуть его на коротком шаге. Отвалите, – проворчал он, когда к ним приблизились два человека с камерой.
– Вы не могли бы попозировать на фоне этого препятствия? – спросил первый с сильным ирландским акцентом.
– Нет, не могли бы.
А когда Лизандер потянулся к камере, Руперт толкнул его:
– Да не отвлекайся же ты, Христа ради.
Они достигли верхней точки трассы и теперь с расстояния в три четверти мили видели трибуны и шпиль кафедрального собора, возвышающийся среди строительных лесов.
– Вот тут-то и начинается гонка, потому что здесь слышны подбадривающие вопли толпы. Жуткое дело.
– Да, надо было бы проехаться по трассе дважды, – загробным голосом произнес Лизандер, когда, хлюпая, они спустились к подножию холма.
– Вот тут ты должен включиться в финишную гонку, – объяснил Руперт. – А лошадь здесь в первый раз натыкается взглядом на зрителей во всем их вопящем великолепии. Педдиуок именно в этом месте в прошлом году упустил победу. Он поднял голову, увидел толпу, и Джимми Жарден почувствовал, что отстает. Гордец обошел их, и это стоило Джимми победы, так что фиксируй Артура.
– Артур любит толпу. Она только подстегивает его.
– Вот хитрое препятствие, – сказал Руперт, когда они вышли на поворот, ведущий прямо к финишу. – Если летишь сломя голову, то можешь перевернуться; придержишь лошадь – собьешь темп; прыгнешь вкось – потеряешь несколько ярдов, упустишь победу. Блей, например, будет чуть ли не краску с брусьев обдирать. Ну а вот отсюда Артур, если к тому времени удержится на своих больших ногах, имеет шанс невредимым добраться до финиша. Блей настолько опытен, что пойдет почти на автопилоте, ты же, вероятно, будешь так напряжен, что можешь что-нибудь важное упустить. Если Блей входит в узкое место, он прет напролом, потому что это секунды, и если ты окажешься там, он и тебя прижмет.
Посмотрев на Лизандера, на его отсутствующий взгляд, на тени под глазами, на бледную полупрозрачную кожу, не порозовевшую даже под хлещущим дождем, Руперт забеспокоился, не слишком ли он его напугал.
– О чем я только что говорил?
– О том, что даже такой товарищ, как Блей, попытается отжать Артура.
– Молодец. Да за эти одиннадцать тысяч фунтов любой жокей мать свою убьет. И вот отсюда уже все дело состоит только в том, чтобы хлыст у тебя был вверху, голова внизу и мчаться как черт. Ты услышишь рев, которого никогда не слышал, ты влетишь в туннель вопящих лиц, и ты будешь думать, что финиша никогда не будет, но не распускайся, пока не минуешь финиш. И только тогда, когда услышишь, как Тегги на трибуне для конюхов вопит от облегчения, ты узнаешь, что у тебя все хорошо.
– Спасибо тебе, Руперт.
Лизандер ощутил чрезвычайное волнение и благодарность к Руперту, который сделал для него реальным все это:
– Мы не подведем тебя.
А затем, услышав сирену «скорой», добавил:
– Позавчера я был у дантиста и заехал к адвокату, оставил завещание. Оно в столе, в моей спальне. Если я не вернусь, то Артура я завещаю Таб, а тебе – Джека. С тех пор, как он переехал в Пенскомб, у него каждый день – праздник.
– Вот бы еще Тини ты оставил Раннальдини, – проворчал Руперт.
Раннальдини к ратминстерским скачкам пригласил к себе в дом гостей. Среди них главной фигурой был председатель правления филармонии «Новый мир», приземистый, толстенький, жизнерадостный бизнесмен по имени Грейдон Глюкштейн. На Китти навалилось столько, что на собственные переживания времени не оставалось. Купленную для Лизандера симпатичную открытку с Утенком Дональдом пришлось порвать. Неэтично посылать открытку, если она пытается сохранить свой брак. Не имея возможности прочитать «Скорпион», она никак не могла понять, какая связь между Рупертом и этим ограниченным, настороженным жокеем по имени Айзек Лоуэлл, которого Раннальдини выписал, чтобы он сражался на Князе Тьмы. Прошлым вечером его пригласили заглянуть на рюмку-другую.
– Твоя обязанность – уничтожить Блея Чартериса и Гордеца Пенскомба, – услышала она, когда Раннальдини захлопывал за ними дверь.
Китти хотелось выглядеть в день скачек как можно лучше, но с утра ее затошнило, да и дождь, так необходимый Артуру, безнадежно испортил ее прическу, распрямив завитые волосы.
Хотя Ратминстер находился всего лишь в пятнадцати милях, Раннальдини настоял, чтобы всю его компанию, включающую Гермиону с Бобом, Мередита и Рэчел, Гая и Джорджию, перевезли на вертолете. Боясь, что ее вытошнит на сизо-серую замшевую обивку, Китти в последнюю минуту упросила Раннальдини разрешить ей поехать на автомобиле, чтобы пройтись по магазинам Ратминстера и подготовиться к праздничной вечеринке, на которую приглашались избранные и на которой предполагалось пить «Краг» из Кубка Ратминстера.
Прикупив на Хай-стрит паштеты домашнего приготовления и копченые бочка лосося, Китти проехала мимо соборных пристроек, полюбовавшись растущими там крупными магнолиями, и, припарковав машину, заглянула в собор.
Был канун Вербного воскресенья. В боковом приделе были развешаны детские рисунки – въезд Иисуса в Иерусалим, причем ослы на этих рисунках порой выглядели здоровее Артура.
«Будет ли мой ребенок, очень может быть, ребенок Лизандера, когда-нибудь так же рисовать?» – думала она в отчаянии, становясь на колени на розовую подушечку.
– Пожалуйста, пожалуйста, дорогой Боже, – взмолилась Китти, – пусть не выиграет, пусть лишь доберется до финиша. Пусть только вернется живой и здоровый, ведь он такой смелый и безрассудный. Разве это прелюбодеяние – просить о спасении?
Справа от нее, за зарешеченным окном с чистыми стеклами, бахрома дождя осыпалась из темно-лиловых туч на бледно-зеленую листву.
– Дождь для Артура – это хорошо, Господи, лишь бы только не поскользнулся.
Рядом с ней лежала каменная фигура Роберта, лорда Ратминстера, умершего в крестовом походе. Волосы его были похожи на миску пудинга, нос отбит, но по бокам его поддерживали каменные ангелы, а у ног была маленькая собачка, похожая на Джека. Китти провела пальцем по ее побитой бледной, полупрозрачной мордочке.
Ох, ангелы, придержите Лизандера за плечи. Вытерев слезы, она поднялась и поставила за него свечу. У самого выхода она увидела мужчину, как будто знакомого. Она улыбнулась ему, но тут же покраснела, потому что вспомнила, когда они виделись в последний раз – она в трусиках и лифчике прыгала под дождем. Проскользнув мимо, она все же обернулась.
– Удачи, – заикнулась она.
– Удачи, Китти, – сказал Дэвид Хоукли.
Но то состояние покоя и умиротворения, охватившее ее, исчезло, когда неизвестно откуда появился Клив и, распахнув дверцу «мини», повез ее на скачки.
Еще никогда ратминстерский ипподром в последний день скачек не был так полон. Ожидание победы Руперта, местного великого героя, отвлечение от кризиса – все это было для большинства возможностью разогнать свои печали. Гордец Пенскомба должен был избавить их от треволнений, выплатить проценты по закладным, подушные налоги и оплатить свадьбы их дочерей. Когда этот маленький гнедой красавец с блестящими глазами и переливающейся шкурой, ни разу в жизни не упавший и не проигравший ни одной из последних восьми скачек, важно прошествовал из паддока, как бойцовый петушок, никто бы и не подумал, что на нем еще кроме всадника сотни и тысячи фунтов ставок. Сбившись в десять рядов, зрители через ограждения с восхищением рассматривали его.
За ним на приличном расстоянии следовал Князь Тьмы в кроваво-красной попоне, подвернутой так, чтобы были видны перекатывающиеся мускулы, как у чернокожего средневеса-чемпиона. Но его злобные глаза навыкате, напряженные челюсти заставляли зевак держаться подальше от его копыт.
Из тридцати других лошадей наиболее серьезными конкурентами считались Ромашка – быстроногая гнедая кобылка, настолько яркая, что Тег захотелось приладить на ее лодыжках браслеты; Санитар, коренастый коричневый мерин, хороший стайер и прыгун; Юмми Юппи, красивый темный гнедой, упавший в прошлом году; Драгоценный, выигравший Большой национальный кубок Ирландии; Педдиуок, ставший третьим в прошлом году здесь после Гордеца Пенскомба и Князя Тьмы, и Фройлен Малер, вторая лошадь Раннальдини, на которой Лизандер в прошлом году переплыл озеро.
По толпе переливом пронеслось веселье, когда из паддока вышел Артур. Выше всех на ладонь, вышагивая как цирковой слон, со шкурой, отливающей цветом айсберга, он, очевидно, был доволен вниманием, которое ему оказывают. Толпа, а особенно мужская часть ее, оценили и изящную блондиночку-конюха с изысканной фигурой и надменным взглядом, а разглядев инициалы РК-Б на новой голубой попоне Артура, сообразили, в чем дело, и понимающе закивали головами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45