«Почему самые красивые мужчины выби рают самых безобразных лошадей?» – писала брюнетка из «Скорпиона».
– Да как они смеют трогать Артура? – Лизандер чуть не плакал. – Я на них в суд подам.
– Тише, – сунув в протестующий рот Лизандера кусок поджаренного хлеба, намазанного мармеладом, Тегги подвела его к двери кабинета Руперта. – Слушай.
– Заезд 31161, – говорил Руперт в своей медлительной манере. – Золотой кубок Ратминстера, Король Артур, собственность Лизандера Хоукли, наездник – Лизандер Хоукли – да, верно. Вы еще не знаете, кто поедет на Князе Тьмы?
Покидая дом для встречи с правлением «Венчуpep», Руперт зашел на задний двор и набрел там на Лизандера, который, уткнувшись в стену, вновь боролся со слезами.
– Спасибо, Руперт. Я тебя не подведу.
– Я заявил его, но не выпустил бы, если бы не дождь. А теперь пойди и постригись. С такими космами я тебя в Ратминстере чтобы не видел.
Всех охватило невероятное волнение. Дэнни, ирландца-конюха Гордеца Пенскомба, все утро выворачивало наизнанку. И даже Тегги наорала на журналистов. Руперт, собравший совет, пытался сконцентрироваться на падении годового дохода, но тут загрохотала дверь и влетел Лизандер с побелевшим лицом.
– Ох, Руперт, Артур хромает. Опять передняя нога.
– Ну, значит, ударился сегодня утром. Ставь припарки. А теперь исчезни, – кратко высказался Руперт.
– Нет, пойдем, посмотришь. Ну пожалуйста.
И весь совет в полном составе вывалился во двор, чтобы уставиться на внезапно выздоровевшего Артура.
– Да он же тебя пугает, – упрекнула Диззи Лизандера. – Чтобы ты его пожалел и дал вкусненького.
Хотя конюшня в связи с концом сезона опустела, а большинство молодых лошадей были отправлены их владельцам, Руперт не захотел тратиться на отдельного конюха для Артура. И чтобы заодно уберечь Табиту от глупостей, попросил ее присматривать за лошадью. Она умела быть и ответственной, и старательной.
Одетая в свитер цвета морской волны, так здорово подчеркивающего знаменитые глаза Кемпбелл-Блэков, с покрытой светловолосой головой, она принесла ведро воды, чтобы вымыть Артуру гриву.
– Так что ты до завтра прекращай валяться и пачкаться, – наказывала она ему, пока Артур тыкался в карманы ее джинсов в надежде отыскать там «Поло».
Лизандер сидел на каменном барьере газона с белыми нарциссами, держа Джека на коленях и поводья Артура в руке, и с трудом читал жизнеописание лошади Ред Рам в изложении Айвора Герберта, чтобы вдохновить Артура, но без особого успеха. В своем стойле топталась Тини, поглядывая на них поблескивающими глазами.
– Артур и похож на Рамми, – сказал Лизандер. – А интересно, сколько конюхов покусал Князь Тьмы? Я как-то в «Валгалле» пытался помочь конюху подержать его. Так и улетел за ясли. А конюх вылетел в дверь. Хотелось бы знать, кто на нем поедет. Спорю, что Раннальдини готовит какой-нибудь гадкий сюрприз. Господи, я надеюсь, он привезет завтра Китти в Ратминстер.
Он был здорово огорчен тем, что Китти в отличие от большинства парадайзцев не прислала ему поздравительную открытку с пожеланием удачи. Он в обед даже урвал часок и сгонял в коттедж «Магнит» проверить еще раз почту.
– У тебя есть ее фотография?
– Она немного помялась, – Лизандер вытащил фотографию из кармана брюк.
После продолжительной паузы Табита ласково сказала:
– Я думала, что она полнее. Лизандер почесал голову:
– Нет, на самом деле она не полная. Джек ведь совсем простой пес, особенно с этими белыми пятнами на боках, но смотри, какая у него милая мордашка, да и Артура не назовешь классически красивым, хотя пресса и пишет гадости, но я люблю его больше всех.
– Да, но ведь тебе же в постель-то идти не с Джеком и не с Артуром, – заключила Табита. – Закрой глазки, дорогой, – проговорила она, стирая мыльную пену с челки Артура. – Ну, не спать, я имею в виду. А впрочем, твоей красоты хватит и на двоих.
– Я себя с Китти чувствую в безопасности, – признался Лизандер. – С тех пор, как я похудел, мне все время холодно. И единственное, что может меня согреть, – это ее объятия.
Лизандер наконец заметил унылое лицо Таб и понял, насколько он бестактен. Взяв ее жесткие маленькие ладошки, он оттащил девушку от ведра.
– Если бы я не был столь безнадежно влюблен в Китти, я бы с ума сходил по тебе, Таб. Не один мужчина еще перережет из-за тебя глотку. Ты, как и твой отец, неотразима.
– Только не для тебя, – скорбно произнесла Табита.
– А у меня для тебя подарок.
Он вытащил серебряную брошь в форме подковы и прицепил ей на свитер.
– Ой, спасибо, какая миленькая.
– Она принесет тебе особую удачу. «Мистик мэг» говорит, что твоя судьба связана с буквой «Ай». Господи, как бы увидеться с Китти.
На следующий день в сумерках Руперт вернулся из Ратминстера. Две победы и пара кубков улучшили его настроение. Заезды превращались в разгром. Но улыбка исчезла с его лица, когда он вошел в конюшню и увидел, как Диззи, Дэнни и конюший кот изучают «Вечерний Скорпион». При его появлении они вздрогнули.
– Это вряд ли тебе понравится, – осторожно сказала Диззи. – Чертова Бетти опять раскопала помойку.
«РАННАЛЬДИНИ МСТИТ» гласил заголовок первой полосы.
«Рано или поздно прошлое Руперта Кемпбелл-Блэка настигнет его и, возможно, будет стоить ему третьей победы в Ратминстере».
«В 1980 году один из лучших барьеристов Джейк Лоуэлл потряс спортивный мир, украв у красавца-тренера его первую красавицу-жену, Элен, как раз в середине олимпийского сезона. Одиннадцать лет спустя сосед Руперта, гастролирующий богатый дирижер Роберто Раннальдини, пригласил из Ирландии двадцатиоднолетнего сына Лоуэлла, Айзека, скакать на блестящем, но злобном Князе Тьмы в завтрашней скачке».
«Айзек произвел на меня впечатление недавними победами в Ирландии, – с энтузиазмом заявил маэстро из «Валгаллы». – Он и Князь Тьмы просто уничтожат Гордеца Пенскомба».
Руперт молча перешел на третью страницу.
«В мафиозном порыве, достойном его латинских предков, Раннальдини мог бы отплатить Руперту за то, что тот пригрел у себя Лизандера Хоукли. Любимец публики Лизандер (сын Топорика Хоукли, директора школы во Флитли – плата за обучение – 16 000 фунтов стерлингов в год), прозванный Человеком, Который Заставляет Мужей Ревновать, был застукан за тем, что обнимал и целовал юную жену Раннальдини, Китти, в Монто, в декабре».
Внешне Руперт оставался спокойным. И даже когда конюший кот, любивший газеты, разлегся поперек страниц, Руперт мягко его сдвинул, продолжая читать. Подошла Таб, положила руки ему на плечи, чтобы посмотреть, что он читает, сразу же разглядела толстое, смуглое, мрачное цыганистое лицо Айзека Лоуэлла и издала стон восхищения:
– О, да он великолепен.
Обернувшись как кобра, Руперт схватил ее за плечи и так затряс, что косточки ее застучали как кастаньеты.
– Если у тебя хоть что-нибудь будет с этим маленьким дерьмом, я лишу тебя наследства, выгоню отсюда и никогда обратно не пущу, ясно?
– Да я и не собиралась, – покраснела Табита. – Тебе никогда не нравились мои мужчины. – А когда Руперт перестал бушевать, она спросила: – Неужели он хуже Эшли?
– Намного хуже, – вздохнула Диззи. – Я тебе потом расскажу.
– Ублюдок, ублюдок, ублюдок.
С глазами узкими, как щелочки, Руперт метался взад и вперед по спальне, держа в одной руке виски, в другой сигару.
Беспомощная перед лицом такой вулканической ярости, Тегги лежала на расстеленном лоскутном покрывале на огромной четырехспальнои кровати эпохи короля Иакова, на которой Руперт провел столько лет в любви с первой женой.
– Да Гордец выиграет даже с двумя связанными ногами, – заикнулась она. – Подумаешь, новый жокей. Ты же лучший тренер в мире. Никто даже не слышал об этом Айзеке Лоуэлле.
Накануне больших скачек Руперт становился беспомощным. И это отражалось на всем хозяйстве. Когда он был наездником, то мог справиться с нервами, поскольку концентрировался лишь на себе. Теперь же ему удавалось только посадить лучших жокеев на лучших лошадей и молиться. А ведь как раз спокойствие-то ему и требовалось.
– И все это случилось так давно, – пробормотала Тегги. – И ты самый великолепный, самый очаровательный и мужественный мужчина во всем мире. Подумаешь, какое-то маленькое ничтожество Лоуэлл, да и Раннальдини тоже. Да они, вероятно, перепугаются оба еще в паддоке.
Тегги никогда ни о ком не говорила зло. Руперт в изумлении смотрел, как она встала, положила ему ладони на застывшее лицо и притянула его рот к своему.
– Поцелуй меня. Я так тебя люблю.
– О, Таг, – простонал Руперт, пряча лицо в ее густых темных волосах. – Я благодарю Господа за тебя. Ты совершенно права. Все в прошлом. Ведь Джейк меня просто перевернул. Я же старый реакционер. И я всегда выступал против разводов. И вероятно, если бы он не увел Элен, я был бы сейчас с ней несчастен, а уж потому, что не женился бы на тебе, был бы несчастен вдвойне. Тогда это поразило меня потому, что он побил меня как на олимпиадах, так и в сексе, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но если я проиграл войну, я выиграл мир.
Притянув ее к себе, он сунул руку в карман жакета.
– У меня тут есть кое-что для тебя, – он протянул ей два билета первым классом до Боготы и обратно. – Поедем-ка мы искать ребеночка. – Затем, когда Тегги глянула на него с недоверчивой надеждой, продолжил: – Монахи должны убедиться в наших намерениях. Если мы слетаем в Колумбию и проведем там шесть недель, действительно убедив их, что у нас очень серьезные намерения в отношении ребенка, они найдут его для нас.
Тегги не могла говорить. Ее бледное лицо вдруг наморщилось, как озеро под луной, встревоженное всплеском проснувшегося карпа. Руперт целовал ее, ощущая слезы на губах.
– О, я люблю тебя. Самый настоящий ребеночек. Я не могу говорить. О, ты думаешь, мы сможем им понравиться?
– Они тебя полюбят. Ну и я постараюсь.
«И выдам им приличный куш», – подумал Руперт.
– Вот интересно, это будет он или она, с волосиками темными или светлыми, о, Руперт?
– Ну в общем-то это ведь черный рынок, – сказал Руперт. – Наш маленький ребеночек с черного рынка.
– Шесть недель вместе, какое блаженство! Но я надеюсь, ты не переутомишься, – произнесла она озабоченно. – Что ты собираешься делать?
– Я думаю только об одном.
Руперт медленно расстегнул ее кардиган, затем лифчик, обнажив грудь, великолепную, как сбитые сливки. Взяв в губы сосок, он нежно пососал его. «Словно соревнуясь за ее внимание и любовь с каким-то ребенком», – отметил он про себя хмуро.
– Я ужасно потная и немытая, – пробормотала Тегги, когда он поднял повыше ее юбку и стал забираться под темно-лиловые колготки и узенькие трусики.
Радуясь, что, несмотря на пять лет совместной жизни, у нее так быстро увлажнилось, и находя это столь же возбуждающим, как и первое тисканье с какой-нибудь девчушкой-конюхом в деннике, Руперт двинул пальцы вверх, в то время как руки Тегги расстегивали его молнию.
Она целовала его, обнаженного, белокожего, великолепного, с темными волосами на животе, облизывала язычком, нежным, как у щенка.
– О, мой ангел.
Скользнув вниз, он вошел в нее, услышав всхлип удовольствия, согревая ее своим телом и непрестанно работая руками.
– О Руперт, Руперт, Руперт.
– Руперт, Руперт, Руперт! – Голос Тегги внезапно стал гуще, сопровождаясь, как он осознал, ударами в дверь, которая – святой Боже! – открылась.
– Руперт, мне жаль беспокоить тебя... О Господи! – Лизандер прихлопнул глаза руками. – Мне действительно очень жаль. Но я боюсь, что Артура отравили. Он все время зевает и отказывается от последней кормежки.
– Это я отравлю тебя, маленький пиздюк, – взвыл Руперт, хватая с пола башмак и запуская им в направлении Лизандера. – Убирайся, убирайся! Артур возбужден, потому что ты разбудил его, чтобы посмотреть, все ли у него в порядке. И он не голоден, потому что все журналисты сегодня его подкармливали «Поло».
Наконец, истощенный Тегги, Руперт натянул джинсы и босиком побежал через лужайку. Артур лежал в боксе, размахивая огромной ногой и похрапывая, но с открытым глазом. Несмотря на эти мучения, он, однако, тут же вскочил и спрятался за Тини, трясясь от страха за недавно помытые попону и особенно гриву, опять измазанные в зеленом.
– Ах ты, дорогой мой, – засиял Лизандер. –
Он просто блестяще выздоравливает. А я так думаю, – сказал он торопливо, – Артур завтра должен иметь секретную охрану. Ведь у Гордеца есть охрана и даже телекамеры в его боксе, а вокруг Князя Тьмы все приспешники Раннальдини.
– У него есть Тини, – сказал Руперт, отскакивая от ее оскаленных зубов и не решаясь стукнуть ее по башке. – А теперь прекрати, пожалуйста, отвлекать меня.
– Извини, – Лизандер опустил голову. – Я так понимаю, что весь этот шум вокруг Айзека Лоуэлла огорчает тебя. Чертовски несправедливо. Но я что-то ничего не понимаю. Кто этот Айзек Лоуэлл?
– Его отец сбежал с моей первой женой.
– Ублюдок!
– Как ты хочешь сбежать с Китти Раннальдини, – добавил Руперт, прикрывая половинку дверей.
– Ну не совсем, – возмущенно возразил Лизандер. – Раннальдини же настоящее дерьмо, он бьет лошадей и женщин и постоянно унижает дорогую бедняжку Китти, обманывая ее с кем ни попадя. Ты же не такой был.
– Хм, твоя доверчивость трогательна. Ты ведь не знаешь, каким я был раньше.
– Раньше, оно и есть раньше, – Лизандер вновь покраснел. – Я в прошлом тоже был круглым дураком. Но я хочу, чтобы ты знал – ты и Тегги восстановили мою веру в брак, как в крепость.
– Большое спасибо, – сказал Руперт. – Но я лучше пойду домой и укреплю его, хм. А что ты собираешься делать этим вечером?
– Просмотрю прошлогодние забеги в Ратминстере еще раз, а затем поиграю в покер с Дэнни и Диззи. Мы обучаем Таб.
– Да она вас и так всех обыграет, – засмеялся Руперт. – А я хочу, чтобы ты пораньше лег спать.
Лизандер спал плохо и проснулся в четверть четвертого. Ровно через двенадцать часов, если не вмешается какое-нибудь чудо, он выйдет на старт. Через двенадцать часов и десять минут все станет ясно. А послезавтра не выгонит ли его Руперт?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45