Он старался не показать своего настроения мистеру Пандопулосу, богатому греку, который прилетел специально для того, чтобы пожаловаться, что его лучшая лошадь на сегодняшних крупных скачках даже не заняла никакого места.
В прошлом за Рупертом числилось побольше любовных побед, чем за Доном Джиованни. Пресса, весьма скептически воспринимая его явную верность Тегти, была озабочена тем, чтобы все-таки застукать его. «Скорпион» дал задание двум репортерам тащиться за ним днем и ночью. Их последняя раскопка была сделана четыре с половиной года назад, когда темпераментная Пердита Маклеод, лучший среди женщин Англии игрок в поло, оказалась дочерью Руперта. После страстного сопротивления вначале, Руперт постепенно признал ее своим ребенком и оказал значительную эмоциональную и финансовую поддержку. С тех пор другого «отцовства» не обнаруживалось и за ним следили с осторожностью, понимая, что Руперт достаточно богат, чтобы преследовать судебным порядком глупца, переступившего черту.
Но расследование «Дейли Экспресс» по поводу выкидыша Тегти вновь оживило все домыслы. Кроме потери младенца, которая переживалась им так же тяжело, как и Тегти, Руперт провел сокрушительный год. Даже процветающих владельцев-тренеров задел спад. Годовалые жеребцы Руперта уже не оценивались автоматически в шестизначные цифры. Впервые он брался и за неперспективных лошадей, если их владельцы были достаточно богаты, чтобы платить за них. То есть сегодняшнее потихоньку убивало прошлое. Как один из директоров-основателей компании «Венчурер телевижн» он должен был бы прикрыть ее, но рекламные материалы уже были набраны, и он был вынужден лгать сотрудникам.
И теперь ожидать радости он мог только от своих троих детей. Но Маркус, обучавшийся в «Багли-холле» с Флорой, был слабаком, чьи амбиции подхлестывались только его матерью, первой женой Руперта, он собирался стать концертным пианистом. Табита, которой Руперт восхищался чуть ли не до кровосмешения, вдруг обернулась выродком, оспаривающим любое решение или позицию отца, а в четырнадцать лет вдруг безумно влюбилась в его тракториста. Увезенная от искушения в Монто, она так себя повела, что Руперт в гневе отправил ее домой к матери. И, наконец, Пердита, у которой с Рупертом были неустойчивые отношения – ее мог сдерживать только ее муж Люк, – добавила последнюю каплю, которая оказалась тяжелее лома.
Его жена Тегти, довольно юная, так что вполне могла бы быть и его четвертым ребенком, обожала его и хотела от него детей. После выкидыша в первые годы супружества, когда ей сообщили, что она не сможет иметь детей, Тегти предприняла несколько безуспешных попыток зачать ребенка в пробирке. Наконец, когда она добилась таким образом, ко всеобщей радости, беременности, в августе, через четыре месяца, произошел ужасный и необъяснимый выкидыш.
И ничто в мире уже не могло вернуть младенца. Пытаясь избавить Руперта от мучительной мысли, что это он, должно быть, приносит Тегги несчастья, Джеймс Бенсон, бывший и семейным врачом Руперта, посоветовал ему увезти Тегги куда-нибудь на каникулы.
– А потом поезжайте в Южную Америку или в Техас, а может, и в Румынию и усыновите. Да у вас будет куча детей, только махните чековой книжкой.
Устав от бесчисленных бессонных ночей, проведенных в тревоге за Тегги, Руперт и сам отчаянно нуждался в отдыхе. Он всю жизнь мчался как на лыжах, он всегда получал заряд от гор, и Тегги должна будет загореть и набраться сил.
Но тут последовал саботаж со стороны Пердиты, позвонившей Тегги из Палм-Бич; она специально выбрала момент перед Рождеством, когда Руперт был в Ирландии. Объявив, что пора ему и Тегги познакомиться с внуком, она спросила, не возьмут ли они его с собой на две недели, пока она и Люк слетают в Кению на игры в поло.
– Для нас это вопрос жизни и смерти, Тегги, – упрашивала она. – Мы уже все оплатили. Мы с Люком заложили все наше имущество, чтобы сохранить конюшню и пони. В Америке спад страшнее, чем у вас. В общем, нам нужно вместе провести какое-то время.
Мягкая, добрая Тегги, конечно, согласилась, и Руперт, вернувшись из Ирландии, обнаружил Эдди, совершенно американского, обворожительного, но такого же самолюбивого, как и дед, мальчишку, который, не переставая, спрашивал, когда вернутся мамочка и папочка. Взбешенный тем, что Пердита навесила на Тегги ребенка, когда та только что потеряла собственного, Руперт тут же нанял француженку присматривать за Эдди. Но упрямо и без скандалов Тегги настояла, что будет сама ухаживать за ним, и действительно поднималась к нему ночью, когда он вдруг начинал плакать, и даже позволяла спать с ними в одной постели, так что каникул почти не было, а уж секса и подавно.
Он взял Эдди кататься на лыжах, чтобы дать Тегги передышку, но маленький паразит, вставший на лыжи еще до того, как научился ползать, обгонял Руперта на целый склон, а теперь еще и представил его дедушкой перед всей мировой прессой – или, как сам называл ее Руперт, – Индустрией Неправильно Истолкованных Слов.
На самом-то деле Руперту понравился внук. Он понимал, что ему неприятно само слово «дедушка» и то, что все вокруг только и сплетничают о том, что ему было всего лишь восемнадцать, когда он зачал Пердиту. Но на данный момент он ощущал себя и недостаточным дедушкой, и отцом, и мужем, и тренером, особенно рядом со страдающим мистером Пандопулосом.
Больше же всего Руперт презирал себя за то, что именно на голову Тегти обрушился его внук, сломавший им отдых. В этот вечер она выглядела исключительно очаровательно в розовой ангорке и в строгой прямой черной юбке, показывающей более прекрасные ноги, чем у любого жеребенка. Руперт уже собирался взять ее за руку и сказать, что любит ее и злится только на самого себя, когда заметил пару за соседним столиком. Простенькую девчушку, чья розовая мордашка здорово контрастировала с ее ярким лыжным костюмом, и очаровательного, прекрасно выглядящего парня, который бесстыдно таращился на них. Руперт и сам мог восхищаться представителями собственного пола, но парень не был похож на гея, и, значит, он смотрел на Тегги, которую бы неприятно удивило, что за нею волочится какой-то кобель.
Пять минут спустя, когда Китти ушла наверх, чтобы почитать детям Раннальдини сказку на ночь, Лизандер заплатил по счету. Ради Артура он должен это сделать. С трясущимися коленями и пересохшим ртом, не замечая, с каким аппетитом женщины поглядывают на него, он двинулся к своему кумиру. Глядя на черты, словно вырубленные стамеской, и на глаза цвета ляпис-лазури, он захотел преподнести Руперту какой-нибудь удивительный подарок, упасть на колени и поцеловать ему руку. Вместо этого он пробормотал:
– Извините, я надеюсь, вы не будете возражать, если я присяду?
– Если вы журналист, то проваливайте, – проворчал Руперт.
– О нет, нет, нет, вовсе нет. Мое имя Лизандер Хоукли.
Глаза Руперта сузились, словно он вспоминал.
– Вообще-то я живу в Парадайзе, – продолжал Лизандер. Я надеялся встретиться с вами в «Валгалле» на традиционном представлении.
Руперт глянул чуть более дружески.
– Мы уже собрались уходить, – сказала Тегги, чувствуя неподдельную жалость к бедному парню. – Ну присядьте на минутку и расскажите нам о представлении.
Она почувствовала, как Руперт под столом тронул ее лодыжку.
– Спасибо.
Лизандер рассиялся Тегги и чуть не сбил кувшин с водой, стараясь выглядеть спокойным.
– Я наблюдал за дочкой Джорджии Магуайр, как ее вытошнило в трубу в «Багли-холле», а затем, как она разъяренно перечисляла любовниц Раннальдини, – легко сказал Руперт. – Роберто Раннальдини живуч как кошка. Камерон сказала, что это было чертовски забавно.
– Только не для Китти, – быстро вставил Лизандер.
– Китти?
– Жена Раннальдини, – с гордостью сказал Лизандер. – Она только что была со мной.
– А.
Что-то стало проясняться. Это, должно быть, тот парень, от которого Камерон была без ума. «Вы должны его нанять, Руперт. Он сногсшибателен».
– Какую же роль вы играли? – спросила Тегги, чувствуя, что настроение Руперта ухудшается.
– О, я только разбирал по листкам сценарий, но моя лошадь, Артур, везла Третьего Царя. Он в самом деле выглядел здорово в этой роли, но это так, побочная работа. Как раз об Артуре-то я и хотел поговорить с вами.
И он прямо и открыто посмотрел на Руперта.
Через пять минут он понял, что Руперт зевает и барабанит пальцами по столу.
– Извините. Я слишком разговорился.
– Не буду спорить.
– Но он действительно мило рассказывал, – отметила Тегги, страдая, что Руперт был таким гадким.
Успокоенный, Лизандер обернулся к ней. Господи, какая же она милая – с копной темных волос, мягким розовым ртом и добрыми серебристо-серыми глазами на ласковом, застенчивом лице.
– Вы выглядите гораздо симпатичнее, чем на фотографии в «Экспресс», – заикнулся он. – А мы видели вашего маленького мальчика. Он восхитителен. Он катается как американец, а похож на вас.
– Странно, – холодно произнес Руперт, – поскольку он не имеет никакого отношения к Тег. Это мой внук.
«Вот брякнул-то», – подумал Лизандер.
– Я знаю, это звучит глупо, – забормотал он, – но вы не выглядите таким старым, чтобы быть дедушкой.
«Маленький ублюдок, – усмехнулся про себя Руперт, – он еще и снисходителен ко мне».
– Ну да, не правда ли?
Тегги положила руку на плечо Руперта, сжав его.
– Родители Эдди играют в Кении в поло, так что мы несколько дней присматриваем за ним. Хорошая практика, поскольку вскоре мы собираемся усыновить ребенка из Южной Америки.
Руперт наливался грозой. Ему не понравилось, что Тегги пустилась в обсуждение их личной жизни. Этот парень просто-напросто может быть засланным «Скорпионом».
– Я встречал Рождество в Южной Америке. В Бразилии, – рассказывал Лизандер Тегги. – В невероятном доме, с бассейном и полем для поло, выходившим одним краем к океану, а другим – к горам. Однажды вечером мы выпивали на террасе и я указал на гору, усеянную звездочками. Джина, моя хозяйка, только посмеялась. «Эти звездочки всего лишь огоньки в окнах хибарок бедняков, – сказала она. – Только не будем обсуждать тему богатства».
– Да, это действительно печальная история, – сказала Тегги.
– Ну разве нет? И я подумал, какого черта я делаю там?
Руперт подчеркнуто зевнул:
– Можно задать тот же самый вопрос.
– Руперт! – укорила его Тегти. Вспыхнув, Лизандер вскочил на ноги.
– Я искренне извиняюсь.
И тут до Руперта дошло. Это же, должно быть, тот самый малый, с помощью которого жены Парадаиза пускают пыль в глаза. Так, значит, не зря он волновался, что Тегги может увлечься им.
– Так вы катаетесь на лыжах? – спросил он Лизандера.
– Да. Хотя немного вышел из формы.
– Я возьму тебя завтра с собой на скоростной спуск, если хочешь. Спустимся к Шат де Фантом, Шат д'Анфар, по Дьявольскому спуску, – там их куча. Внизу сможем пообедать и поговорить об Артуре.
– Вы по-настоящему добры.
– Ну так стартуем в половине десятого.
47
Лизандер поднялся в свою комнату, и на него обрушились телефонные звонки. Он не стал разговаривать с Джорджией, поскольку все еще был зол на нее. Следующей была Мериголд с упреками, что он торчит в Монто.
– Раннальдини уже вернулся в Англию. Так что он не нуждается в поддразнивании. Нам надо поговорить, Лизандер.
Но он тоже отключился.
Ферди говорил с еще большей укоризной:
– Какого черта ты не в Бразилии? Только что звонила Джина. Твоя забастовка ее взбесила. И Марта звонила. Помнишь Марту, твое первое успешное дело? Ей нужен Освежающий Курс, поскольку Элмер вновь сбился с истинного пути. Так что после Бразилии можешь отправиться во Флориду. Джина говорит, что там куча великолепной работы для тебя. На рождественских вечеринках полно неверных мужей, которые просто нуждаются в возвращении к родному очагу, после того, как ты вернешься от Марты. Вагон денег, парень.
– А меня это не интересует.
– Послушай, мы все-таки партнеры, – сердито сказал Ферди. – Почему это я должен расплачиваться своей задницей за тебя. Я свой кусок отрабатываю. Да где же еще столько заработаешь? Вспомни, в каком бедственном положении ты был в это же время год назад. А с Раннальдини ты и сам не хотел связываться, он все-таки опасный жук, не хочешь же ты, чтобы тебе все ноги переломали. Да и Китти, ну, миленькая, но, откровенно, разве это класс? И уж точно выглядит не слишком ах... Так что не надо ей внушать невозможное.
– Мне наплевать на твое ворчание. И заткнись по поводу Китти.
– Я перезвоню, когда у тебя настроение будет получше.
За окном пошел снег, покрывая белым золотые фонари и светящиеся окна городского сквера, обертывая церковный шпиль хлопковой пряжей. Только сейчас сообразив, что он не спал уже сорок восемь часов и нуждается в ободряющей компании Китти, Лизандер побрел к огромному номеру-люкс президента де Голля, который Раннальдини снял на каникулы. Он нашел ее среди диванных подушек на огромной, обитой темно-зеленым вельветом софе, залитую слезами. Лизандер испугался. Единственный раз он видел Китти плачущей после окончания теннисного турнира, когда она обнаружила, что не беременна. Может, у нее опять месячные? Черт! А он-то рассчитывал оказаться с ней в постели этим вечером. И тут же почувствовал ярость к себе за свой эгоизм.
– О, Лизандер, я такая бестолковая. Лизандер уже собирался обнять ее, когда зазвонил телефон. Раннальдини был в гневе из-за того, что Китти не покинула номер-люкс президента де Голля. Почему после его отъезда она продолжает жить в той же роскоши, которая приличествует только великому маэстро?
– Извини, Раннальдини. Мы сразу же переедем в другой номер.
Лизандер рассердился на смиренность Китти, отошел к двери, ведущей в ванную комнату, и холодно оглядел росистые заросли папоротника. Ступеньки, обитые малиново-розовым вельветом, вели непосредственно в ванну, настолько огромную, что там свободно мог бы поместиться струнный квартет. И этот ублюдок хочет запихать Китти в какую-то вонючую маленькую дыру. Он чуть не схватил другую трубку и не включился в разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45