Затем, ослабевшая, как ущербная луна, включила свет в гостиной и вскрикнула, потому что там на софе лежал Ларри. Он выглядел очень несчастным. На нем была опрятная белая рубашка и костюм в тонкую полоску. Только лицо его было помято, а волосы взъерошены. Мериголд хотелось накричать на него за то, что он не показывался, за свое унижение, за то, что чувствовала себя самой обманутой в Парадайзе, но слова замерли на ее побелевших губах.
– Я пытался вскарабкаться на дерево, – произнес Ларри, словно продолжая начатый разговор, – но там для опоры только грибковые наросты. Пришлось обычным путем.
Когда он уткнулся лицом в руки, она заметила, что все его золотые кольца и браслеты исчезли, а в темных волосах прибавилось седины.
– Я не знаю, как сказать тебе, Принцесса, но со мной кончено, все в залоге, – выдавил он. – Я выступил гарантом большого проекта в области электроники, занял огромную кучу денег, в том числе и под имущество «Кетчитьюн», а он лопнул. И банк перекрыл кислород. У меня нет ни гроша.
И он, подобно фокуснику, вывернул пустые карманы брюк:
– Мне так не хотелось, чтобы ты тревожилась. Он издал стон.
– Я уже везде пробовал перехватить денег, но ничего не вышло.
Мериголд было открыла рот, чтобы заговорить, но он поднял руку:
– Но я не обвиняю ни в чем экономический спад. Это я пожадничал. И сегодня днем они проголосовали за то, чтобы вывести меня из состава правления.
– Но они не могли так сделать, – в ужасе сказала Мериголд.
– Тем не менее я разбит насмерть. У меня нет ничего.
Ларри опустил голову, а Мериголд не могла ничего сказать из-за растущего комка в горле, и приливная волна слез собиралась снести запирающие дамбы.
– Я пойму, если ты захочешь бросить меня, Принцесса.
– О, Ларри, Ларри, а я-то думала, что ты вернулся к Никки.
Ларри, не понимая, снизу посмотрел на нее.
– Все эти телефонные разговоры, – всхлипывала Мериголд. – И ты еще так похудел и не появлялся на репетициях.
Она двинулась к нему, раскрыв объятия:
– Я не представляю, с кем же мне еще и жить, как не с тобой. И потом, на самом-то деле мне никогда не нравился этот дом. Это же кошмар убирать его, а я всегда неудобно чувствую себя с прислугой, да и мальчики будут в восторге удрать из этой привилегированной школы, а в ледниках у нас достаточно пищи, чтобы жить вечность.
– Так ты не передумала? И ты остаешься со мной? О, Принцесса, Принцесса!..
– О, Ларри, Ларри, – шептала Мериголд, плача и смеясь одновременно и падая в его объятия. – Я так тебя люблю и буду с тобой до самого конца.
46
Как президент Горбачев оставался за границей, дистанцируясь от растущего внутреннего кризиса в России, так и Раннальдини пришлось расстаться с мыслями провести Рождество в «Валгалле». Он знал, что «Венчурер» сохранил клип «Однажды в городе Царя Давида» и что надеяться на молчание таких сплетниц, как Мамаша Кураж и леди Числеден, не приходится. Задерганный разгневанными любовницами и навалившейся прессой, Раннальдини решил за благо сделать жест семейной солидарности и вывезти Китти и детей кататься на лыжах, уверенный, что восхитительная фотография семейства, отбывающего в аэропорт, обойдет весь мир.
Лизандер почувствовал легкую тошноту, когда увидел этот снимок на первой полосе «Сан». Он перепугался, когда на следующее после постановки утро нашел в «Валгалле» одну только миссис Бримскомб, с кислой миной замораживающую «мясо по-бургундски». Она передала ему рождественский подарок от Китти, аккуратно завернутый в красную бумагу с изображением пони. Там были жевательные палочки для собак, шоколадки «Твикс» для Артура и Тини и темно-голубой свитер с утенком Дональдом на груди, связанный Китти для него. Вложенная карточка гласила:
«Дорогой Лизандер. Это моя благодарность за все то доброе , что ты для меня сделал. Я надеюсь , что на Рождество ты не будешь сильно скучать по маме и Джорджии. Искренне твоя , Китти Раннальдини».
Лизандер был совершенно несчастным. Он чувствовал, что все двери перед ним закрыты. Вернувшись в коттедж «Магнит», он увидел, как Ферди, абсолютно разбитый после ночи в «Жемчужных воротах», изучает в зеркале свой зеленый язык. Вершиной его вчерашнего успеха стала удачная попытка соблазнить официантку, «Мисс Парадайз-90».
– Ей я тоже сказал, что отбываю в Персидский залив.
– Но это же чертовски бесчестно. Она прекрасная девушка.
– Какая муха тебя укусила? – изумленно спросил Ферди.
– Раннальдини увез Китти кататься на лыжах.
– Это же потрясающе! – воскликнул Ферди. – Я должен поздравить тебя. Я и не думал, что тебе удастся заставить Китти выглядеть так здорово, почти привлекательно, особенно в том серо-зеленом платье прошлой ночью, – вот Раннальдини и взялся за нее. До этого он никогда не брал ее с собой в отпуск. Я собираюсь выписать тебе солидную рождественскую премию, – добавил он, видя, как мрачнеет лицо Лизандера. – А тебе пора в Бразилию. Там ублюдочный кофейный миллиардер совершенно забросил свою очаровательную юную женушку. Вот и билет.
Ферди полез в портфель.
– Я не хочу в Бразилию, – взбунтовался Лизандер.
– Там ты по-настоящему поиграешь в поло.
После Рождества на исключительно модном французском лыжном курорте Монто, загорев и попозировав фотографам в окружении детей, Раннальдини страшно заскучал и решил лететь домой. Рождество, как и таящий снег, смывает все слухи. Наташи с ним не было. Чтобы привести ее в чувство от шока, полученного при известии о связи с Флорой, он на каникулы отправил ее в Барбадос.
Китти такой компенсации не получила. Она осталась на Новый год в Монто, чтобы приглядывать за детьми Раннальдини. Рядом с ними остановилась семейная пара, которая по вечерам предпочитала кататься на лыжах или мотаться по клубам, оставляя все хлопоты на Китти. Раннальдини так и не нашел времени, чтобы хоть как-то оправдаться перед нею после откровений Флоры.
Китти отвезла Раннальдини в аэропорт и устало возвращалась назад. Раннальдини был чрезвычайно зол на это Рождество. Расстроенная тем, что так и не попрощалась с Лизандером, Китти забыла собрать кое-что из одежды, которая понадобится мужу в «Валгалле», но она чувствовала, что в любом случае получила бы нагоняй за то, что ему положила. Сама же она была крайне ограничена в гардеробе. У нее не было вечернего туалета, никакой лыжной амуниции, ботинок для гуляний по скользким склонам. Раннальдини ненавидел, когда она тратила деньги. И ее поездка в аэропорт была первым выездом в свет. Но даже с цепями на колесах она боялась этих извилистых, коварных дорог.
Лишь достигнув Монто, она почувствовала себя спокойнее. Лошади с колокольчиками на уздечках, напомнившие ей об Артуре, волокли по Хай-стрит сани, битком набитые туристами. Красивые девушки с раскрасневшимися лицами и с завидно узкими бедрами бродили по замерзшим тротуарам. Отель «Версаль», где всегда Раннальдини останавливался, был лучшим в Монто. Возведенный из желтого камня, с прекрасным, по-деревенски выглядящим сквером, со статуей президента де Голля и с изумительным видом на горы, он располагался в двух минутах ходьбы от главного лыжного подъемника. Снег и свисающие с фронтона сосульки ярко переливались в лучах солнца.
Когда Китти пробралась в фойе через крутящуюся дверь, все столики были уже заняты очаровательными болтающими, загорелыми людьми. Прошло несколько секунд, прежде чем она узнала самого очаровательного из них. Юноша в свитере с Утенком Дональдом на груди сбросил очки и вскочил на ноги.
– Лизандер, – прошептала Китти.
Ее восторг был настолько очевидным, что Лизандер чуть не расцеловал ее, но она в смущении опустила голову, и он ограничился дружеским объятием.
– Я думала, что ты в Бразилии.
– Мне там надоело, и я соскучился по тебе. Я собираюсь научить тебя кататься на лыжах.
– Да у меня даже экипировки нет.
– Я все куплю. Ведь я же тебе ничего не подарил на Рождество. Спасибо за Утенка Дональда, – он посмотрел на свою грудь. – Это самый лучший подарок. Я думаю, ему не придется проходить карантин, когда мы вернемся в Англию.
Взяв ее под руку и ведя к лифту, он расспрашивал ее о рождественских подарках.
– Раннальдини подарил мне бюро для хранения документов, а Гермиона несколько подержанных китайских палочек для еды, – Китти захихикала, – и красный свободный свитер, такой огромный, что слону впору. «Я знаю, Китти, что вам нравится мешковатое». О-о-о, как я счастлива тебя видеть, Лизандер.
Чувствуя себя ужасно виноватой, что бросила детей на помрачневшую пару, смущаясь от бросающегося в глаза желто-зеленого, фиалкового, лилово-голубого и потрясающе розового лыжного костюма, – «Я выгляжу как радужный гиппопотам», – Китти готовилась съехать по склону.
– Здесь нужно много средств защиты, – говорил Лизандер, втирая «Амбр Солер» в ее розовые щеки и разрисовывая губы лиловатой губной помадой, прежде чем чмокнуть в курносый носик.
Он выглядел очень ярко в узком желтом летнем комбинезоне и лыжных брючках и голубой, зимородкового цвета ленточке, поддерживающей волосы над глазами, закрытыми черными закругленными очками. Лицо и прекрасный большой рот он разрисовал, как индеец, разноцветными губными помадами. Когда он мчался по склону, за ним к сапфировому небу взлетали белоснежные крошки. Сельские девушки, любовницы богачей, очаровательные разведенные дамы, рыщущие в поисках приключений, и сбежавшие парочки посматривали на него с интересом.
– Я чувствую себя как жеребенок, у которого к каждому копыту к тому же привязано по банановой корке, – возмущалась Китти. – О-о-о-о, я опять сейчас упаду.
– Да нет, не упадешь, – подбадривал Лизандер. – Опирайся на ребро лыж, так, правильно, теперь наклоняйся вперед, палки сзади, палки сзади! Не скрещивай их! Ну вот и получилось, Китти.
– И-и-и-и, я смогла.
Китти очень увлеклась, проехав несколько ярдов.
– Ой, мои ноги едут, помогите, помогите!
Вскоре ее яркий костюм был покрыт снегом. Правду говорят, что горы зажигают и вдохновляют. Всю ее усталость как рукой сняло.
Лизандер выбрал сравнительно безлюдный склон и, поглощенный желанием побыстрее обучить ее, а также растущим восхищением изумительными изгибами ее тела, появившимися после похудения, не заметил, что вокруг них собираются фотографы и журналисты, бормочущие что-то по телефонам и в диктофоны. На какой-то ужасный момент Китти подумала, что они явились по их души, но все они глядели куда-то вверх, на гору.
– Он спускается, – объявил репортер из «Дейли Мейл», выключая телефон.
– Джеймс Уиттеккер говорит, что у малыша сильный американский акцент, должно быть, Руперт подцепил его в Техасе, – произнесла блондинка хищного вида.
– А я думал, что он и Тегги поедут усыновлять в Боготу.
– Вероятно, он предпочел нечто более арийское.
– Должно быть, малыш поразил воображение Руперта. Это вообще удивительно, как Обществу по усыновлению удалось подцепить их.
– Они должны были действовать быстро. У Тегти несколько недель назад был выкидыш, – сказал фотограф из «Сан».
– А имеет ли Руперт право всучивать Тегги незаконнорожденного? – предположила хищная блондинка.
– О Бетти, только ты до этого додумалась.
– Прошлым вечером Тегги выглядела несчастной, и она еще ни разу не вставала на лыжи, с тех пор как приехала сюда, – ответила Бетти Джонсон из «Скорпиона».
– Так ведь она же только что потеряла ребенка, тупица.
– Если он от Руперта, – никак не могла уйти от темы Бетти, – то это означает, что он не верен Тегги, поскольку Найджел сказал, что ребенку на днях исполнилось три года, а он женат на Тегги почти шесть лет.
– Тише, они идут.
Представители мировой прессы защелкали фотоаппаратами и повключали диктофоны, когда очень светлый мальчик в огромных темных очках и лыжном костюмчике в голубую и белую полоску съехал по изгибам склона. Какую-то секунду казалось, что он врежется в пожилую американку в темно-розовом, но она осмотрительно убралась в сторону.
– Двигай попой, бабуся, – завопил мальчик, проносясь мимо.
– Вернись, Эдди, Бога ради, – голос прозвучал так громко, что мог бы вызвать снежную лавину, и по белому изгибу склона промчался, как дрожание солнечного луча, высокий человек в потертых джинсах и в толстом темно-сером свитере. Эффектно, с разворотом, остановившись рядом с мальчиком, он на мгновение скрылся за цЬонтаном снежной пыли. Когда же снег улегся, Лизандер рассмотрел гладкий загорелый лоб, пушистые, отливающие белокурые волосы, прекрасный греческий нос, рельефно выступающий из темных очков, и изогнутый рот, напоминающий сейчас капкан.
– Руперт Кемпбелл-Блэк, – в изумлении прошептал он Китти. – Только подумать, я приехал сюда, чтобы увидеть тебя, а он тоже здесь. Ох, Китти, ну разве он не великолепен?
– А я вот думаю о выкидыше Тегги.
– Ну ничего, они усыновят же. Правда, он милый?
– Не сбегай от меня, как в тот раз, ты, маленький содомит, – завопил Руперт. – А вы все можете убираться, – добавил он, обращаясь к прессе, бешено работающей аппаратурой.
– Откуда вы его привезли, Руп? – запросил?«Экспресс».
– Как тебя зовут, дорогуша? – поинтересовалась Бетти Джонсон.
– Эдвард Бартоломью Элдертон, – вежливо ответил мальчик. Затем, повернувшись к Руперту, сказал:
– Двигай попой, дедуля, я проголодался.
Под взрыв хохота разгневанный Руперт исчез, а Бетти Джонсон во всеуслышанье заявила:
– Еще бы, ведь это ребенок Пердиты.
– А кто она? – спросил «Пари Матч».
– Да где же вы были последние четыре года? – удивилась Бетти, когда они толпой отправились по отелям писать репортажи. – Это же одна из незаконнорожденных Руперта. Вот почему ее ребенок и поразил его воображение. Она в Америке вышла замуж за игрока в поло по имени Люк Элдертон.
– Забавно, что Руперт дедушка, – заметил «Миррор».
– Это не слишком украшает его имидж короля-лошадника, – сказала Бетти и изумленно добавила: – Интересно, нельзя ли приобрести копию Члена Дедули?
Руперт сидел в баре отеля «Версаль», посматривая, как горы меняют окраску с розовой на голубую, и, игнорируя жену Тегти, напивался виски в настроении таком же мрачном, как и его фамилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45