– Он должен выиграть, – взвизгнула Табита. – И я выиграю двести чертовых фунтов.
Безнадежная миновала финиш на четверть корпуса впереди.
Загон для победителя был набит битком. Под общий гул одобрения и хохот въехал Лизандер с большим зеленым пятном на лице, обтирая пену с гнедой шкуры ошеломленной, но счастливой Безнадежной.
Марсия никак не могла нацеловаться с Лизандером и отпустила его только в объятия подбежавшей Тегги.
– О, это было великолепно! Я так горжусь тобой и дорогой Безнадежной.
Лизандер в экстазе обнял ее. Кругом сновали фотографы.
– Я сделала две сотни, – сказала Таб, скармливая Безнадежной «Поло». – А ведь доходило до того, что разыгрывали эту ставку с пачкой сигарет.
Через плечо Тегги взгляд Лизандера уперся в глаза Руперта.
– Ты не выполнил ни одной инструкции, – холодно произнес он.
– Ну, в общем, – согласился Лизандер, отодвигаясь от Тегги. – Но я думал, что она не нуждается в подбадривании. Я извиняюсь.
Но Руперт вдруг рассмеялся и похлопал его по плечу.
– Чертовски здорово; еще каких-то девять заездов, и ты набираешь необходимую квалификационную норму для Ратминстера.
– И не думай пить шампанское, – добавил свои поздравления Блей. – Если очень устал, лучше выпить чашку чая.
Это был день Руперта. Мейтрер выиграл три корпуса. Гордеца Пенскомба – десять. Мистер Спарки пришел вторым, и то только по результатам фотофиниша. Когда все закончилось, Блей отвел Руперта в сторону.
– Я не люблю конкурентов, но этот парень чертовски хорош. Мейтрер выше всяких похвал с тех пор, как он стал с ним работать. Опять же Мистер Спарки. Он любит эту лошадь. В общем, от него можно ждать много.
– Марсия тоже это чувствует, – сказал Руперт. – Она хочет купить Лизандера.
На следующее утро в «Валгалле» Раннальдини, которому не понравилось, что Лизандер получил такого мощного союзника, как Руперт, с удовольствием протянул Китти «Скорпион».
– Твой маленький дружок вновь взялся за свои фокусы.
Третью страницу украшала большая фотография восторженно обнимающихся Лизандера и Тегги.
«НЕ ПРИОБРЕЛ ЛИ РУПЕРТ ТРОЯНСКОГО КОНЯ?» – гласил заголовок.
Руперт не собирался обращать внимание на фотографию в «Скорпионе», но его разозлил подтекст, и он тыкал в него всех, особенно Тегги. Лизандер скрывался как мог. В сумерках Руперт с воем носился по дому в поисках вчерашнего выпуска «Ресинг Пост».
– Какой-нибудь несчастный идиот выбросил его. Сколько раз я должен говорить вам, что их надо хранить?
– Ну, вероятно, он в кабинете, – огрызнулась взволнованная Тегги.
– Я уже смотрел.
– Сходи и еще раз посмотри.
Сжав кулаки, Руперт вылетел вон, затем остановился в холле, перед огромным масляным портретом свего любимого, покойного ныне Лабрадора Баджера. Баджер бы понял, что он чувствует после публикации «Скорпиона», и поддержал бы надежной, молчаливой, верной дружбой.
Затем Руперт услыхал, как грохочут педали мусорных баков, вернулся на кухню, осторожно открыл дверь и увидел, что Тегти рвет на мелкие кусочки первую страницу вчерашнего «Ресинг Пост».
– Ты напугал меня, – отпрыгнув, как кенгуру, Тегти порозовела. – Ведь кто-то мог выбросить, и я подумала, что я тоже могу. Мы ничего не умеем хранить, – произнесла она, оправдываясь.
Повернув ее к себе, Руперт секунду вглядывался в лицо жены.
– Разумеется, мы многое не храним. – Он притянул ее к себе. – Если бы не ты, – сказал он грубо, – весь этот дом исчез бы за неделю в куче дерьма. Боюсь, как бы однажды ты и меня не выкинула.
Он сжал ладонями ее лицо, усталое, грязное, безвольное, и ее волосы пахнули дымом. Глянув вниз, он заметил кровь на ее одежде.
– Что ты сделала? – в ужасе спросил он. – С тобой все в порядке?
– Да, да. – Тегти гордо улыбнулась. – У Страсти наступили роды, и я сама вытягивала теленка.
– Но ты не должна была это делать, – проговорил испуганный Руперт. – Ты могла переутомиться или, более того, она могла тебя ушибить.
– Все замечательно, а у нее прекрасный маленький теленочек. Сходи и посмотри.
– Я знаю еще одного теленочка, более прекрасного. – Руки Руперта опустились к ее бедрам. – Извини, я был таким дерьмом. А завтра же Валентинов день.
– Я знаю. Я так люблю тебя.
– И вечером мы отправимся в Париж.
– Ой, – взволнованно пискнула Тегги. – Значит, отдохнем от конюшен?
– Конечно, целых тридцать шесть часов.
– Так у меня есть время помыть голову и принять душ?
– Более того, у нас даже есть время на постель, – промурлыкал Руперт.
Они сжимали друг друга в объятиях, и подсматривающий в дверь Лизандер почувствовал громадную волну тоски и одиночества. Они выглядели так великолепно, прямо как в передаче «Династия». Джек теперь делил коробку с дворняжкой Гертрудой, и даже он не мог променять это ложе на постель Лизандера по ночам. «У всех-то есть с кем спать, кроме меня», – с горечью подумал Лизандер. Он только что послал Китти вторую «валентинку», забыв, посылал ли первую. Руперт завтра уедет. Лавина мыслей захлестнула Лизандера.
55
Клив, затянутый в кожу прихвостень Раннальдини, перехватил обе отправленные Лизандером «валентинки». На первой был изображен леопард, который со слезами на глазах соскребал пятна со своей шкуры, на второй – тот же леопард пытался забраться в стиральную машину. Клив спрятал их в досье к другим письмам Лизандера и вырезкам из прессы, где хоть что-нибудь говорилось о нем. Раннальдини проинструктировал ни на шаг не отставать от Китти, и потому Клив поехал вслед за ней в Ратминстер, где она делала покупки на неделю.
В тот же день, как Руперт и Тегги отправились в Париж, Лизандер удрал в Лондон, забрал щенка Мегги и умолил Ферди сочинить послание Китти. На следующее утро, в Валентинов день, он медленно тащился назад в Ратшир, потому что весь запад Англии был покрыт туманом. Рискуя пропустить утреннюю разминку, он молился, чтобы кто-нибудь из конюхов сделал за него всю поденную работу. При подъезде к Парадайзу его сердце так застучало, а руки так напряглись, что он с большим трудом управлял автомобилем на извилистых, продуваемых ветрами улочках. У коттеджа Рэчел был припаркован грузовичок цветочника.
«Доставляет розы от Раннальдини», – мрачно подумал Лизандер. Чтобы не въезжать в электрические ворота и миновать собак-охранников «Валгаллы», он воспользовался дорогой через леса, которой редко ездили. Протянув руку назад, он погладил маленькое создание, сидящее рядом с Джеком. Только страстная надежда, что когда-нибудь они с Китти соединятся, заставила его расстаться со щенком.
У светло-коричневого, полосатого, как тигр, щенка были белый животик, пятнистые лапы и сердитая полосатая мордочка с неподвижным взглядом. Несмотря на длинные лапы, хвост почти волочился по земле. Нечто среднее между летающей рыбой, птицей и оленем, он скользил по комнате и прыгал на стулья с грацией балетного танцора.
Ясно было, что ни Джек, ни Динсдейл и даже ни Таблетка не были родителями этого создания. Лизандер ставил на Грейхаунда.
– Ты должен порадовать мою Китти, – говорил он щенку, который при этом склонял голову набок, – у нее нет ребеночка, и она не может забеременеть. Спи с ней в одной кроватке и каждый раз, когда бы Раннальдини ни появился, кусай его.
Тишина была жуткая. «Валгаллу» словно придавило покрывало плывущего серого тумана. У края парка Лизандер наконец стал различать старую ржавую железную ограду, а деревья смутно вырисовывались в тумане как самцы бизонов или больших рогатых оленей. Сердце его колотилось о ребра, вырываясь из грудной клетки. Джек и щенок вдруг яростно залаяли на Князя Тьмы, внезапно выскочившего из мглы и тут же умчавшегося прочь. Леса впереди вставали подобно скалам, таким вероломным по отношению к морякам, и дальше поднимался дом, более седой, чем туман, с его фронтонами, высокими печными трубами, маленькими потайными окнами, похожими на отверстия в тюремных стенах.
Забрав с собой щенка, Лизандер двинулся к парадной двери и секундочку постоял перед ней, прежде чем заставить скорбно звучать ржавый колокол. Если бы дверь открыла Китти, то он, возможно, и украл бы ее. Но появившийся нос был длинным и в красных прожилках.
Через секунду лицо миссис Бримскомб засияло, но потом приняло испуганное выражение.
– Ты не должен сюда приходить. Ох, славный маленький дурашка, – она протянула красную жесткую руку, чтобы погладить щенка.
– Где Китти? Пожалуйста, пожалуйста, миссис Б, я должен увидеть ее.
– Она отправилась по магазинам в Ратминстер.
– Так я подожду.
– Нет.
Она отшатнулась от него:
– Кливу платят за то, чтобы он следил за ней, а он негодяй. Пожалуйста, не рискуй. Раннальдини уволит меня и мистера Б, да и Китти достанется.
– У нее все в порядке?
Миссис Бримскомб любила Лизандера, и ей очень больно было видеть его таким бледным и тощим. Она столько натерпелась от неразборчивой развратности мистера Бримскомба, что испытывала к Китти огромную симпатию.
– Внешне все хорошо. – Миссис Бримскомб на секунду задумалась. – Но она вроде тех военнопленных, которых Саддам Хусейн демонстрирует по телевидению, в синяках, избитых, оглушенных, но которые в один голос твердят, какой же хороший человек Саддам и как плохо поступают те, кто объединились, чтобы сражаться против него. В общем, она выглядит неестественно.
– О Господи, – Лизандер обезумел. – Он изводит ее?
– Нет. И в этом-то все и дело. Он хорошо к ней относится.
– Ну тогда отдайте ей это и вот это.
Он передал щенка и письмо в неприветливые руки миссис Бримскомб. – Скажете Кливу, что собачка бродила в лесу, но, пожалуйста, проследите, чтобы Китти забрала ее.
Пошатываясь от отчаяния, он побрел к машине, напоминая миссис Бримскомб тех морских птиц на берегах Персидского залива, которые попали в нефтяной плен и теперь беспомощны и парализованы. С одной мыслью – забыться, Лизандер направился к «Жемчужным воротам».
Вернувшаяся из Ратминстера Китти была встречена крайне взволнованной миссис Бримскомб, которая тут же вручила ей письмо:
– Ой, дурочка, да сунь же его за лифчик, – и успела шепнуть, что щенок – от Лизандера, прежде чем зашел Клив, сгибающийся под тяжестью двух корзин с «Баунс» для сторожевых собак Раннальдини.
– А это еще что? – спросил он, когда щенок доверчиво подбежал к нему. – Симпатичная зверюшка. – Он протянул руку, сжав ладонь, словно держа кастет. – Откуда же он взялся?
– Заблудился. Миссис Б нашла его, когда тот бродил по двору, – быстро сказала Китти.
– Не похоже. – Клив прихватил ему шкуру на шее, щенок взвизгнул. – Откормленный, и лапы неиспачканные. Отнесу-ка я его в местный приют для бродяжек.
– Не надо, – с необычной резкостью возразила Китти.
– Да ведь вы же боитесь собак, – грубо заметил Клив.
– Эту – нет. Дайте ее мне.
– Раннальдини не нравится, когда собаки в доме. – Худое и бледное лицо Клива светилось злобой. Тусклые серые глаза смотрели на нее с невинностью психопата. – Бешеные собаки.
– Я разберусь с Раннальдини, – Китти почувствовала прилив мужества. – И хватит об этом. Теперь идите.
Она забрала у Клива щенка, и тот быстро стал лизать ее лицо. Закрыв глаза, она вдыхала сладкий, свежий запах овсянки. Это была самая лучшая «валентинка» из всех, полученных ею.
Только после того, как щенка накормили и вымыли, они вдвоем для пущей безопасности скрылись в спальне Китти и уже тут открыли письмо, надиктованное отзывчивым Ферди.
«Дорогая Китти!
Это щенок Мегги , Лесси II , который заменит тебе игрушечного , разрезанного тем ублюдком на таможне. И пока у тебя будет собака , ты будешь выходить гулять с ней по ночам. И тогда посмотришь вверх и увидишь Большую Медведицу и охотника Ориона с собаками. И вспоминай меня и Джека , которые любят тебя. Лизандер ».
Китти всхлипнула. Ее маленькая темная комната, обращенная окнами на север, к лесу, сегодня освещалась букетиком подснежников, которые неотвязно напоминали ей о спуске для начинающих лыжников в Монто. Ей следовало бы сжечь письмо Лизандера, но она перечитывала его снова и снова, а затем спрятала под пачки бумаг на дне ящика письменного стола.
Вздрогнув от стука в дверь, она быстро захлопнула дверцу стола. Явился Клив, нагруженный огромным букетом красных роз и драгоценной коробочкой в ярко-красной бумаге. Внутри была рубиновая брошь в форме сердца.
«Моей Валентине , – гласила приложенная карточка , – которая гораздо дороже рубинов , со всей моей любовью , Раннальдини».
Мериголд была в отчаянии. Хотя Ларри и пытался со всей страстью наладить хоть какое-то дело – он всегда любил говорить, что, имея десять пенсов, вы не сделаете десяти миллионов, если будете сидеть на месте да гладить кошку, – но никто не хотел покупать ни «Парадайз-Грандж», ни коттедж «Магнит», ни виллу во Франции, а все картины ушли по бросовым ценам.
Но что хуже, гораздо хуже – Ларри ничего не прислал ей на Валентинов день. А ведь он забыл об этом только один раз, когда связался с Никки. Может быть, он опять у нее, чтобы утвердить свое я. Мериголд никак не могла избавиться от подозрительности, малейший знак заставлял ее паниковать. Ей бы следовало сохранять спокойствие, но когда как раз перед обедом позвонил Ларри, она вдруг обнаружила, что кричит на него:
– Ах ты урод, а я-то думала, что у нас с тобой все нормально, – и ударилась в громкие всхлипывания.
– Принцесса, Принцесса, – Ларри наконец удалось вставить слово. – Если ты сейчас посмотришь за зеркалом в холле, то найдешь то, что тебя вылечит.
Рванув со всех ног, Мериголд обнаружила там большую коробку шоколада, открытку с красным сердцем и внутри – множество поцелуев. Было там и письмо.
«Дорогой миссис Локтон», – читала Мериголд недоверчиво и чувствовала, как постепенно ее охватывает радость.
На том конце провода Ларри услышал вопль восхищения.
– О, я люблю вас, сэр Лоуренс, – она взволнованно схватила трубку. – Ты больше, чем кто-либо, заслужил рыцарские доспехи.
– Я так и думал, что вам это будет приятно, леди Локтон. Но, пока бумаги еще не оформлены, никому ни слова.
Внешне ведущий себя как самый идеальный муж на Земле Раннальдини, тем не менее, отправил в «Индепендент» зашифрованную «валентинку»:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45