Его губы находились на уровне ее рта. И она была уверена, что Раннальдини попытается ее поцеловать. Но он просто засмеялся:– Пойдем посмотрим на мою башню.Флора слышала отдаленный шум трактора, убирающего сено перед грозой. Солнце зашло, но жара была убийственной. Пока они шли через лес, Раннальдини раздвигал заросли крапивы и куманики, а взобравшись на поросшие бузиной ступеньки, повернулся помочь ей. Осыпавшие ее голову цветки бузины были под цвет волос. Охваченный желанием, Раннальдини протянул руку к правой груди и ощутил ее упругость.Отскочив прочь с колотящимся сердцем, Флора запустила в него комком земли.– Притягивает и тут же отталкивает, как любая настоящая женщина, – сказал Раннальдини, стаскивая с себя шелковую рубашку и кинув ее в сторону увернувшейся и бросившейся бежать Флоры.В это время молния осветила башню Раннальдини, затем грянул гром. Ротвейлеры в страхе прижимались к ногам хозяина. Раннальдини только пинками загнал их в конуры и перехватил Флору, затащив ее в башню, как небеса тут же разверзлись.Первый рабочий этаж был почти целиком заставлен записывающей аппаратурой.– Стены звуконепроницаемы, так что если закричишь...– То не таким ужасным голосом, как Гермиона, – поддразнила Флора.Как только зазвучало музыкальное сопровождение фильма Раннальдини «Дон Джиованни», Флора взбежала по лестнице в обставленную мебелью гостиную. Она осмотрела ярко-розовые стены и потолок:– Как языки пламени, в которых в аду горит Дон Джиованни.На соседнем столике рядом с фотографиями стояла большая ваза с розовым и зеленым виноградом, персиками, манго, хурмой и такими экзотическими фруктами, которых Флора раньше не видела. Желтый обюссонский ковер ласкал ее босые ноги. Висели только две картины: панно Эрика Жиля, на котором мадонна предлагала совершенную грудь весьма великовозрастному беби, и девочка Пикассо, с подозрением выглядывающая из-за плеча Раннальдини, открывавшего очередную бутылку «Крага».В ванной комнате в серых и розовых тонах, с зеркальными стенами и потолком, стояла огромная емкость от Джакузи.– Знаменитая джиу-джитсу, ванна Мамаши Кураж, – захихикала Флора. – Вы не представляете, как я ею восхищаюсь. Она так стирает рубашки папы, что они годятся только Динсдейлу на подстилки. Она рассказала маме, что миссис Гарфилд выкрасила задний проход в бутылочный цвет. Впрочем, вам лучше это знать.И хотя на губах Раннальдини играла улыбка, Флора решила не рассказывать ему о Ретлдикки.– Я могла бы слушать ее часами.– Не то что сочинения Бориса Левицки, – сказал Раннальдини, протягивая ей бокал. – За нас.– За моего дьявола-хранителя.Стараясь подавить волнение, Флора через соседнюю дверь вошла в спальню, которую занимала кровать и в которой настенная роспись представляла собой зрительскую аудиторию: женщины с оголенными плечами в драгоценностях, мужчины в смокингах – все улыбаются и рукоплещут так реалистично, что, кажется, слышишь крики «браво».– Боже, да вы нарциссист, – проворчала Флора. – Даже в спальне задерживаетесь с выходом. А куда вы кладете вставные челюсти, если нет спальной тумбочки?Она подпрыгнула от громового раската. Почти так же громко стучало ее сердце. Раннальдини мог накинуться в любой момент. «Подлый соблазнитель , – пела Гермиона, – как ярость сама я буду преследовать тебя , не отстану от тебя до самого смертного дня». – Как изящно, – вздохнул Раннальдини и спустился вниз переключить программу на Уимблдон, где шел изнурительный поединок в женском одиночном разряде.Поняв, что она брошена, Флора буквально рухнула на одну из отделанных шелком банкеток, хмуро поедая гроздь зеленого винограда прямо с косточками, а в это время Лепорелло начал перечислять список завоеваний Дона Джиованни смятенной Донне Эльвире.Брюнетки, блондинки, толстые, худые, высокие, миниатюрные – все женщины были страстным увлечением Дона. «Но больше всего он любит грешить с той , что только в начале пути» , – пел Лепорелло. Заметив, что дождь прекратился, Флора оттолкнула стакан « Крага».– Вообще-то я не собираюсь всю ночь здесь рассматривать панталоны мисс Сабатини.– Я отведу тебя домой. Ты устала? Раннальдини выключил телевизор и звукозапись фильма.– Нет, надоело.– Это то же самое.Перед уходом Раннальдини включил автоответчик. Башня наполнилась пронзительными воплями:– Раннальдини, это Беатрис. Я должна тебя видеть, я так тебя люблю.В раздражении пожав плечами, Раннальдини выключил его.– Это одна глупая флейтистка хочет, чтобы ее взяли обратно на работу.– А вам, кажется, нравится, когда вас упрашивают, – с укором сказала Флора. – Как же можно носить крест и так ужасно себя вести?– Представь, как бы я себя вел, если бы его не носил. Женщины – это суета. Вас и в сексе скоро заменят. Японцы изобрели робота, который занимается исключительно любовью. После его просто выключаешь.– Следует назвать его Гермионой. Раннальдини рассмеялся.– Почаще злитесь, – поддразнила Флора, направляясь к двери. – А то, когда вы улыбаетесь, чересчур привлекательны.Раннальдини слегка хлопнул ее по животу:– Ты действительно хочешь домой?– Да, пока в состоянии идти.– Бедняжка, ты и не представляешь, какого удовольствия себя лишаешь. Посмотри на подставки для ног. Они очень старые. Итальянские сладострастники использовали их, чтобы своих любовниц ставить на колени и часами лизать их попочки.– Какая мерзость.«Она еще совсем ребенок», – подумал Раннальдини.– Пойдем, маленькая дикарка.Положив теплую руку ей на шею, он притянул ее и поцеловал в каждый уголок рта, раздвигая ее губы своим холодным ртом, пахнущим «Крагом».Флора продолжала стоять, оперевшись на дверь, «Вот теперь-то расскажу в «Багли-холле», как затащила Раннальдини в постель». 24 Стояла ночь. Лес курился паром. После ливня среди деревьев образовались туннели и стоял возбуждающий запах лесных растений. Предостерегающе ухнула сова, пискнула летучая мышь.– Пойдем в лабиринт, – прошептал Раннальдини.– Дай мне нить, Ариадна. Хотя вы уж, скорее, Минотавр.– Держи руку на стене и дойдешь до центра. – Раннальдини целовал ее в шею. – Я дам тебе минуту форы.Не имея сил сопротивляться, Флора погрузилась в лабиринт, глядя на дорожку между мокрыми подстриженными тисами. Впереди неожиданно появилась зловещая темная фигура, похожая на обезьяну, готовящуюся к прыжку, – Флора с визгом пригнулась. А затем с облегчением вздохнула: это был всего лишь один из павлинов мистера Бримскомба, выстриженный из ветвей и листьев тиса. Когда она, дрожа и покрываясь потом, шла по холодной гальке, то чувствовала себя так, словно спускается по берегу в море, откуда нет возврата.Постоянно поворачивая, то и дело падая на колени, она слышала преследующего ее Раннальдини, и его безжалостные, крадущиеся шаги все приближались.О Боже, впереди еще чье-то дыхание – кто-то был в лабиринте, или этот путь уже замкнулся? Ужаснувшись, она побежала, налетая на царапающиеся ветки. Двадцатью футами выше тянулась сумеречная полоска, и беззвездное небо не давало ей ориентиров.Дыхание перешло в хрип, и она не могла просить о помощи. Никогда ей не выбраться. Чувствуя смертный конец, Флора, споткнувшись, остановилась, руки искали выход. Раннальдини хочет после всего убить ее, а лабиринт – уловка. Она всхлипнула, когда над головой опять ухнула сова.Затем Флора внезапно вдохнула крепчайший запах. Тропинка, казалось, расширилась. Ноги ее ступали тверже, потому что разлился свет из беседки отдыха, в которой древняя каменная скамья была причудливо увита промокшими филадельфусами и жасминами, переплетающимися с кустами многоцветных роз и тисовой изгородью. Флора облегченно и радостно вздохнула.В следующий момент ее обнял Раннальдини. Она почувствовала, как его тело пылает.– Ты смогла выбраться, маленькая дикарка.– Я ждала мистера Обряд Весны, чтобы идти дальше.– Не нужно шутить.Дрожа от напряжения, он поцеловал ее с неподдельной страстью, язык его проникал к ней в рот, руки развязывали черный узел на рубашке. Обнажив ее белую мягкую грудь, он покрыл ее поцелуями, бормоча что-то по-итальянски. И, потеряв над собой контроль, стал заваливать Флору на спину.– А теперь мы поиграем, – нежно проворковал он. – Ты должна выполнять то, что я скажу. Ты маленькая деревенская девочка и хочешь уйти в женский монастырь Парадайза. Но первый всемогущий аббат «Валгаллы» должен тебя проверить, чтобы убедиться в твоей невинности. Это его привилегия.Его лицо было абсолютно бесстрастным.– А вы не чокнутый? – заикнулась Флора, отступая.– Снимай одежду, – резко приказал Раннальдини. Флора в бешенстве скинула промокшую голубую юбку и полосатые трусики.– Садись, – он толкнул ее на каменную скамью. – А теперь аббат полностью осмотрит маленькую девочку. Он изучает ее грудь.Теплые руки Раннальдини поглаживали, пощипывали, исследовали.– И вот аббат думает о том, какая трагедия, что две такие милые вещицы навсегда спрячутся под черным монашеским платьем. Маленькая девочка испугана, – продолжил он, чувствуя страхи Флоры, – но как только она подумала, что осмотр выходит за рамки приличий, аббат уже обратился к низу в восхищении от ее пухлости. Ведь будущая монахиня защищена от суровых холодов монастыря.Произнося это своим ласковым голосом, Раннальдини гладил живот и бедра Флоры, оценивая и изучая.В какой-то момент Флора испугалась, заметив, что хоть и протестует, но чувствует себя сильно возбужденной.– Ноги тоже крепки, – бормотал Раннальдини. – Это хорошо для долгого стояния на молении на холодном полу часовни.Затем он положил ее на скамью.– А теперь ты должна лечь и подтянуть колени к груди для решающей проверки. Проверки на девственность.– Да ты извращенец, что ли? – прошипела Флора, но, обессиленная, легла, подняв ноги и испустив стон удовлетворения, когда его пальцы скользнули внутрь.– Слишком легко проходит, – промурлыкал Раннальдини. – Малышка пытается зажаться, доказывая, что нетронута, но уж слишком возбудилась. И даже когда аббат изучает ее самые интимные места, не пытается схватить его за пальцы. Она смущена большой влажностью и знает, что аббат тоже охвачен желанием. Девственница уже дала бы отпор.Твердые бедра Раннальдини прижались к обнаженным ногам Флоры. Она начала стонать от удовольствия, когда его пальцы массировали клитор.– Итак, капюшон откинут. Ласки маленького розового бугорочка всем женщинам доставляют наслаждение. Это так восхитительно. Аббат снимет все ее напряжение, все ее страхи и даст ей нежнейшие ощущения.– Ах ты ублюдок!Спина Флоры выгнулась дугой, застыла.– Тебе хорошо? – пропел вполголоса Раннальдини, нежно прижимая ее к своей груди и поглаживая волосы.– Блаженство, но так ломает.– Вначале так всегда. Завтра ты станешь маленькой монахиней, которую застукали за дурным поступком.– А ты будешь аббатом «Валгаллы», который прикажет меня сечь. Чертовски похоже.Не в силах выпрямиться, Флора рухнула на колени, расстегнула его ширинку и погрузила лицо в пахнущие пудрой волосы, выбивающиеся из-под тесных трусов, в то время как его мощный мужской орган выскакивал как чертик из коробки.– О-о-о-о-о, – вздохнула Флора.Но, почувствовав ее язык, Раннальдини отшатнулся.– Я хочу в тебя войти.– Как жаль, а я хотела его съесть. – Тут же она испугалась, что он ее ударит.– Смотри не обмочись.Положив ее спиной на каменную скамью, Раннальдини грубо раздвинул губы и одним движением вошел в нее.– А-а-а-а-а-а-ах, сладко, – закричала Флора, начав извиваться.Она привыкла иметь дело с перевозбужденными одноклассниками. Владевший собой Раннальдини мог бы служить в качестве метронома. Ритм был неумолимо точен.– Не закрывай глаза, – потребовал он, склоняя над ней лицо. – Я хочу наблюдать за тобой во время оргазма. Еще не устала?– Я занималась бы этим, сколько угодно. Хоть еще десяток раз.Ах, эти глубокие мягкие толчки, от них невозможно отказаться.– Для извращенца ты слишком хорошо трахаешься. Хотя эта скамья тверже, чем ты... Но в зрелом размышлении, возможно, она... О, Раннальдини, о...После недельного отстранения от занятий в школе Флоре было разрешено присутствовать на выпускном бале благодаря заступничеству лучшего ученика Вольфи Раннальдини перед Сабиной Боттомли.За два дня до этого праздника Флора, по предположениям знакомых, собиравшаяся позаниматься музыкой с Раннальдини, на самом деле сидела на трехспальной кровати в башне, растирала маэстро детским кремом, а он заканчивал решать кроссворд.– Вот, хррошо. Глубже, глубже. Ты способная девочка.Потом он стал зачесывать назад ее лобковые волосы.– Ты прелестна, как роза. Жду не дождусь, когда тебя побрею.– Ты что, бреешь всех своих женщин?– Как правило. У Сесилии такие заросли, как борода у Бернарда Шоу.– Ты просто декадент. Выпустил бы настольную книгу о своих женщинах «Клиторы на любой вкус». Меня не стоит брить до бала выпускников. Представляешь выражение лиц, если нам придется купаться нагишом?– Ты на него не поедешь.– Я должна. Мне страшно за Вольфи. Ведь я ему еще два месяца назад обещала. Не могу оставить его одного с друзьями. Я ненадолго, и мы расстанемся до того, как он о тебе узнает.– Если ты туда поедешь, ко мне можешь не возвращаться.Это было первое проявление характера Раннальдини. Она знала, что уступать нельзя. Но ужаснулась тому, насколько это трудно.Уговорив Джорджию приобрести изящное черное платье с блестками, чтобы надевать самой, Флора с трудом его натянула, изведя полпакета средства для похудения, день она провела в мольбах о смерти.«Нам бы обеим об этом молиться», – думала Джорджия.Мертвенно бледная Флора отчаянно сражалась с лишним на своей талии. Наконец платье стало по ней. Джорджия вешала свой жадеиновый кулон на шею дочери, и та вдруг спросила, не изменяла ли она отцу.– Ну, конечно же, нет.Джорджия убрала руки, и украшение повисло на груди Флоры.– А папочка тебе никогда не изменял?И Джорджия, прижав кулон большим пальцем, ответила:– Конечно же, нет.– Как скучно, – сказала Флора. – Брак похож на тюрьму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45