Федор заметил на столе перед ним ополовиненную поллитровку "Смирновской".
- Я разберусь... - пробормотал Артур Нерсесович и встал. - Давай в баню... И вы, трое, со мной.
Он указал на Петра и еще на двоих "быков", приехавших в джипе.
"Только бы выдержать эту ночь", - думал Федор, сам не зная, почему именно эту ночь, но так ему показалось: скоро обязательно что-то в его судьбе должно перемениться.
Скамья стояла на прежнем месте, но тела Васьки на ней уже не было.
Аджиев дернулся было к ней, но, не дойдя шага, остановился, рявкнул:
- Стул принесите.
Петр быстренько смотался за стулом. Все молчали.
Федор скользнул по пустым лицам "быков", оставшихся у двери, на мешки не смотрел, присел на корточки у стены, достал сигареты. Его познабливало, мокрая одежда неприятно холодила тело.
Аджиев сел, закинув ногу на ногу, и приказал:
- Посадите их лицом ко мне.
"Быки" перевернули людей в мешках и пристроили к стенке в полусидячих позах.
Федор курил, поглядывая в потолок, но не удержался: кинул взгляд в ту сторону. Две окровавленные, в синих подтеках головы торчали из грубой рогожи. На этих лицах уже не было никакого выражения, даже страдание покинуло их. Из глаз, устремленных в никуда, смотрел на Федора потусторонний мир.
- Ну что, орлы, - осклабился Аджиев, - деньги, за меня полученные, все прогуляли? Мало вам давал? Пожадничали?
Головы никак не откликнулись. Тишина воцарилась в баньке. Да и за стенами вдруг все стихло: ушла гроза. Лишь тоненько подвывал где-то под крышей ветер.
"Скучное дело - смерть", - почему-то подумал Федор.
Аджиев, наверное, почувствовал что-то подобное, его тонкие губы исказились гримасой отвращения.
- Мясо... - сказал он. - Вы привезли мне два куска мяса.
- Они сопротивлялись, - проворчал один из "быков".
- А вы хотели, чтоб сами пришли и сказали: "Берите нас"? Да? Мудаки... - Артур Нерсесович совершенно растерял весь свой боевой настрой, но не ненависть. - Ладно... Закончим с вами. Говорят, вы меня Китайцем прозвали? Так будет вам китаец! За предательство по-китайски казню! - внезапно оживился он. - Свиньей казню. - Он понизил голос: - Похрюкаете у меня пару дней, прежде чем загнетесь, вспомните все! Это я обещаю!
Федор с любопытством следил за сменой выражений на лице Аджиева. На последних словах оно приняло зловещее выражение.
Петр закашлялся где-то сзади, но Федор даже не оглянулся. Он увидел, как со страшным усилием напряглось лицо одного из тех, кто лежал в мешках. Другой был ко всему безучастен.
- Я скажу, что-то скажу... - сипела голова, силясь оторвать затылок от стены. - Не убивай...
- Убивать? - вскинулся Аджиев. - Нет, это было бы слишком легко для вас. Вам отрубят руки и ноги, отрежут языки, выколют глаза и проколют уши, а потом, только потом, заметьте, бросят в сортир. Поплаваете в говне, понюхаете его вдоволь и сдохнете там... Сдохнете, свиньи... Так казнили в средневековом Китае, вам не известно это? Ну, конечно, китайцев вы не читали, смерды! Мразь, падаль!..
Артура Нерсесовича заметно расшевелило видение жуткой казни. Он преобразился. Теперь его глаза излучали какой-то безумный восторг. Он поднялся со стула, потирая руки, как будто бы от нетерпения.
- Я скажу, хочу что-то сказать... - вновь засипела голова теперь уже с отчаянием. Из заплывшего глаза по щеке потекла слеза. - Очень важное для тебя... Ты умрешь сам, если не узнаешь... Сохрани жизнь... Умоляю...
- Шантаж! - рявкнул Аджиев. - Говори, и тебя просто пристрелят. Только так!
- Убьют, тебя самого скоро убьют... - настаивал человек в мешке, из последних сил цепляясь за возможность выжить.
- Врешь ты все, сявка... - раздраженно покачал головой Аджиев. Хватит, кончайте с ними, - кивнул он "быкам".
- Слышишь, ты... - взрыднула та же голова, - Раздольский тебе знаком?
Аджиев вздрогнул, словно пораженный молнией. "Быки" уже шли к мешкам, и он остановил их жестом.
- Что? - спросил он незнакомым тоненьким голосом. - Как ты сказал?
- Больше ничего не скажу... - Голова откинулась назад. - Все...
- Что ты хочешь? - Аджиев туманно смотрел в пространство.
- Жить... - бросила голова. - Поклянись здесь перед всеми, что оставишь жизнь...
- Клянусь, - подумав, сказал Аджиев. - Говори, что знаешь.
- Твоя жена... - прохрипел человек в мешке.
- Все, - быстро проговорил Артур Нерсесович. - Перед смертью ведь не врут, да? - Лицемерная мягкость его тона потрясла Федора, он уже знал, что за этим последует. - Кончайте с обоими.
Он вышел из комнаты под истошный вой того, которому он только что намекнул на спасение.
- Болван... - с трудом выговорил вдруг тот, второй в мешке, который все время молчал, и захохотал так, что волосы зашевелились у Федора на затылке.
"Быки" втаскивали уже первого на скамью. Федор приподнялся и, покачнувшись, вышел из комнаты, за спиной прошелестел скопческий говорок Петра:
- Куда же ты, Стреляный? Кишка тонка, выблядок?
Но Артюхова ничто не заставило бы остаться свидетелем начавшейся процедуры.
Уже на крыльце его остановил дикий крик, а потом все смолкло. Слышались лишь глухие рубленые удары, как в мясном ряду.
Федор хотел теперь только одного: быстро переодеться, хлопнуть пару стопок и уйти подальше от дома, от того гиблого места, где творилась казнь. Но едва он успел натянуть на себя все сухое, как его опять позвали к Артуру Нерсесовичу.
Артюхов заметил, что все охранники уже сильно поддали, да и сам Аджиев, когда он вошел к нему в комнату, был крепко пьян.
- Ну, что? - спросил Артур Нерсесович, с трудом концентрируя взгляд на вошедшем. - Охоты нет заложить меня?
- Да не прокатывают ваши примочки со мной, хозяин.
Федору тоже страшно захотелось напиться, он приблизился к столу и сел без приглашения. Налил себе стакан, посмотрел на свет игру хрустальных граней и выпил с облегчением. Почему-то мысленно помянулся Костя Лесной, его лихой белобрысый чуб.
- Ничего не боишься, да?
Аджиев скривился, и гримаса, эта не предвещала Федору ничего хорошего. Он решил не заострять ситуацию и улыбнулся открыто и доброжелательно:
- Как не бояться, боюсь... Я не робот, не этот, как его? Терминатор...
Словцо рассмешило Аджиева. Атмосфера разрядилась. Он сам налил еще водки Федору, подвинул поближе блюдо с бутербродами и закуской.
- Ты слышал, что этот сказал? - и посмотрел с вызовом на Артюхова.
"Опять ловушка, - уныло подумал Федор. - Как из нее выбираться?" Он действительно не знал, что отвечать. Тема "жены" была чрезвычайно деликатной, здесь любой неверный шаг мог стоить жизни. Черт его знает, какие там были между ними дела и отношения. Признаться, Федор ни разу за все время пребывания у Аджиева не задавался мыслью о его семье.
- То-то... - не дождался Аджиев ответа. - Ума у тебя не хватает вывернуться. Нож метнуть - да, а слов-то в запасе маловато.
Федор решил согласиться.
- Это верно, - подхватил он, налегая на еду. - Я тонкостям не обучен. Мне в падлу все эти фигли-мигли. У меня - ни друзей, ни семьи. Один, как перст.
- Что, и жениться никогда не хотел?
- Некогда было, - уточнил Федор. Он с удовольствием ел, всем своим видом демонстрируя, что хозяйские заботы его не тяготят.
Аджиев заметно протрезвел. И теперь внимательно разглядывал Федора, словно раздумывал о чем-то.
- Ты человек новый, - сказал он наконец, что-то прикинув. Пойдешь в личные телохранители к жене и дочке... А там - поглядим...
Федор тут же представил всю ту цепочку, о какой умолчал хозяин, и чуть не присвистнул вслух.
- Ты ведь парень приметливый... - продолжал Артур Нерсесович. Ловкий ты парень, Федор, знаю... Я ведь знаю, о чем тебя Голова в бане просил. Мне Степан доложил. Ну, черт с тобой... Этот вопрос углублять не станем... Будем считать, что ничто человеческое тебе не чуждо... Ты меня понял, надеюсь. Остальное - по ходу дела. Тебе недельку еще появляться в Москве не следует. О "бригаде" Лесного поговорят и забудут. У многих я надолго охоту отбил со мной связываться.
Федор понял, что разговор закончен. Сердце его только слегка сжалось, что придется на долгих семь дней задерживаться здесь, в этом проклятом месте. Но Аджиев добавил:
- Утром уедем отсюда.
Собирались спешно. Хмурые с похмелья лица, матерок. Вертлявый Петька соорудил для всех бутерброды, запивали пивом. Аджиев вышел, когда уже все расселись по машинам.
Федор так и не узнал, где и кто закопал Ваську и что же стало с теми двумя в мешках...
Артур Нерсесович распорядился, чтобы в охотничьем домике, кроме Петра, остались еще двое охранников,
И поехали. Джипы впереди и сзади. В середине "мерс" Аджиева. На повороте за забором мелькнула полоска озера. И как будто бы глухое мычание раздалось вслед. Но, может, это только послышалось Федору?
Никому бы в жизни не признался Артур Нерсесович, что взял в телохранители своей жене рецидивиста. Не поняли бы. Но у Аджиева был свой резон.
Женился он вторично, на женщине моложе его на пятнадцать лет. Дочь от первого брака он привез из Тбилиси, когда та окончила школу, и определил в университет. От второго брака, как он ни старался, детей у него не было.
Поводов для ревности жена не давала. Хорошо зная английский язык, она работала в его же фирме, все свободное время они проводили вместе, за границу он всегда брал ее с собой.
Трещинка появилась, когда ее выбрали в правление их закрытого клуба. Дело престижное, и он поначалу гордился этим, но потом стал замечать, как они постепенно отдаляются друг от друга. Не то чтобы что-то изменилось в их личных отношениях, но у жены появилась своя жизнь. Новый круг обязанностей позволял ей вести себя свободнее, она даже съездила пару раз в Америку вместе с двумя другими членами правления, правда, тоже женщинами, на праздник "Лайонс-клубов" - элитных заведений закрытого типа для миллионеров.
Аджиев, конечно, не препятствовал, но ему все это не нравилось. Он ведь знал, что большой любви к нему у нее не было с самого начала. Он взял ее, единственную дочь у бедно жившей матери, исключительно своей волей, напором и перспективой богатства. Уже тогда, в 90-м году, Артур Нерсесович стоял на верном пути, забросив научные изыскания и занявшись налаживанием коммерческих связей с китайскими партнерами.
И Елена, будущая жена, не без настояний и подсказки матери, которая не намного была старше Аджиева, сделала свой выбор.
"Умна, красива, холодна", - размышлял Артур Нерсесович, сидя у себя в кабинете в подмосковном доме. Где-то через час ему предстояло познакомить жену с ее новым охранником. Как-то понравится ей Федор? Ведь до этого ее не устроили уже двое. "Слишком навязчивые", - объясняла Елена мужу, и он не стал ей перечить. С некоторых пор она обладала какой-то непостижимой властью над Аджиевым, и он втайне робел перед ней.
"Надо было выслушать этого до конца..." - билась мысль, но как же страшно услышать от другого то, что сам боишься даже про себя выговорить. Неужели он подозревал ее? Или это фамилия Раздольский, произнесенная смертником, расставила все точки над "и" в подсознательных подозрениях самого Аджиева? Артур Нерсесович включил компьютер, нашел нужный файл. Высветился экран, побежали ровные строчки. Стоп. "Раздольский Ефрем Борисович... год рождения и место... семья... учился... научные труды... доктор юридических наук... работа... связи... проживает... родственники... недвижимость... счета в иностранных банках... доля акций... состояние... не женат..."
Все это Аджиев знал наизусть. Но впервые его глаза буквально впились в строчку: "не женат". Вообще-то говоря, он подозревал давнего компаньона и поверенного во всех делах собственной фирмы в некоторой "голубизне". Но теперь...
Нажав кнопку внутренней связи, Аджиев вызвал к себе Федора, потом выключил компьютер и стал вспоминать подробности того, что же впервые натолкнуло его на мысль о неординарных наклонностях своего соратника. И усыпило бдительность.
Приход Артюхова вывел его из глубокой задумчивости.
Разговор с Артуром Нерсесовичем закончился тем, что он отпустил Федора на два дня в свободный полет.
Всю неделю его натаскивал на будущую работу бывший телохранитель жены Аджиева, рассказывал о правилах и обязанностях, распорядке дня, привычках хозяйки. И самое главное, что Федор извлек из всей этой, по его мнению, лабуды, это то, что, чем меньше усердствуешь, тем лучше. Как он понял, высокомерная и оскорбительно-вежливая Елена Сергеевна прогнала своего охранника именно за усердие.
"От меня она этого не дождется..." - решил для себя Федор и с той минуты вполуха слушал объяснения и советы своего наставника.
Артур Нерсесович, не ожидавший увидеть Федора в таком прекрасном расположении духа, тоже попытался было внушить ему всю серьезность предстоящей службы. Но Федор с ходу объяснил ему, как он видит ситуацию.
- Вы же не хотите, чтобы она и меня попросила? - убеждал он хозяина. - Ей нужен человек беззаботный и нерадивый, который не досаждал бы ей слишком своей опекой. Я - именно такой человек. И скажите ей, что я, по вашему мнению, не профессионал, просто другого у вас сейчас под рукой нет. Потом, мол, замените меня. Пусть она не считает меня вашей шестеркой.
То, о чем говорил Федор, было совершенно понятно Артуру Нерсесовичу, и он в душе с ним соглашался. Но трудно ему было перейти черту, за которой начиналась полоса недоверия жене.
В доме Аджиева нравственность соблюдалась куда строже, чем соблюдали бы ее при таких же обстоятельствах в огромном большинстве особняков, принадлежащих людям богатым. Но ведь теперь речь шла даже не об измене, не о том, что он хочет выяснить, есть ли у его супруги любовник. Жизненный опыт и некоторые аналогии с судьбами коллег подсказывали Артуру Нерсесовичу, что если уж Елена Сергеевна и пошла на незаконную связь, то на этом она не остановится. Он вспомнил судьбу директора банка "Чара", еще кое-кого и... испугался. Выходило, что он целиком находился в руках жены, она была в курсе почти всех дел его фирмы. Удар мог быть неожиданным и смертельным. Тем более что Раздольский - опытный юрист.
Федор видел колебания, раздирающие Артура Нерсесовича, и успокоил его по-своему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45