Вышла сестра в белом халате, и женщины застыли, как сжатые пружины, в ожидании каких-нибудь новостей. Но сестра едва заметно покачала головой и предложила им кофе. Гарриет с благодарностью отхлебнула глоток из чашки, чтобы смочить пересохшее горло, но Салли, не притронувшись к кофе, поставила чашку на маленький выкрашенный белой краской стол рядом со стопкой журналов в глянцевых обложках.
– Не могу понять… казалось, ему стало лучше, когда я уходила. Может быть, это случилось потому, что он разволновался при виде тебя?
– Возможно… Но он говорил так странно, почти несвязно. Он был очень расстроен. – Гарриет замолчала. В ее голове крутилось множество вопросов, и она инстинктивно чувствовала, что Салли могла бы ответить на некоторые из них. Но задавать эти вопросы надо в другом месте и в другое время. Может быть, позднее, когда они будут уверены, что он выживет и на сей раз.
Салли расхаживала по комнате – от окна к двери и обратно, как львица, запертая в клетке. От ее обычной сдержанности не осталось и следа. Подойдя к ней, Гарриет обняла за плечи тетку, которая была ей скорее матерью.
– Давай-ка присядь, Салли. Ты свалишься и этим никому не поможешь.
Салли прижала руки к губам. Накрашенные ногти яркими пятнами выделялись на ее бледной коже.
– Он должен выжить, Гарриет! И слышать не хочу, что он может умереть. О Боже, я так люблю его!
Гарриет нежно сжала ее в объятиях.
– Я это знаю.
Салли замотала головой, словно животное, которому причиняют страдания.
– Нет, нет, ты не понимаешь. Все эти годы я знала и молчала, а теперь… это как возмездие. Я поступила жестоко… но я так люблю его. Я всегда боялась его потерять и боюсь потерять сейчас.
– Ты его не потеряешь, – утешала ее Гарриет, стараясь быть более убедительной, чем на самом деле. – У отца огромная воля к жизни, и им занимаются лучшие врачи.
Но говоря это, она не могла не думать: что, черт возьми, имела в виду Салли? Сначала отец говорит какие-то загадочные слова… а теперь вот Салли мучается… из-за чего? Есть что-то такое, о чем я не знаю, думала Гарриет, от меня что-то скрывали все эти годы, но рано или поздно я узнаю об этом. Папа, возможно, просто говорил о том, что жестоко обошелся с мамой в тот последний вечер, но ведь Салли имеет в виду совсем не это. К тем событиям она не имеет никакого отношения – ее даже не было в Штатах в то время. Нет, она подразумевает нечто совсем другое, то, что сделала она сама, поступив «так неправильно, так жестоко».
– Я так боялась, что он узнает правду, – причитала Салли. – Еще на прошлой неделе я думала, что отдала бы что угодно – все на свете! – лишь бы он никогда не узнал об этом. А теперь вот… В случае своей смерти он ничего не узнает. Но теперь это уже неважно. Главное, чтобы он был жив.
– И он выживет. Выживет, – горячо убеждала ее Гарриет.
– Выживет? Не знаю. Он никогда не был моим все эти годы. По-настоящему моим. Я его украла, Гарриет. Украла его у нее, и теперь она забирает его назад… – ее голос осекся.
– Ради Бога, перестань, Салли, – взмолилась Гарриет. – У тебя истерика. Я не знаю, о чем ты говоришь, но ты не могла его украсть у мамы. Она погибла. Я не хотела этому верить, но сейчас верю. Мама погибла, Салли, более двадцати лет назад.
Плечи Салли дрожали. Ее тоненькая фигурка, закутанная в огромное меховое манто, выглядела такой хрупкой.
– Нет, нет, не двадцать лет назад…
Гарриет похолодела. По ее спине пробежали ледяные мурашки. Она уставилась на тетю тяжелым непонимающим взглядом.
– Что ты сказала?
Дверь открылась. Обе обернулись. Это был доктор Клейвел. Он был мрачен, и у Гарриет сжалось сердце.
– Доктор, он…? – попыталась она спросить, но язык ее не слушался.
– Нет, плохих новостей нет, – он слабо улыбнулся. – Кризис, по-видимому, миновал… пока.
– Вы имеете в виду, что он поправится? – Салли сидела, не двигаясь, обхватив себя руками.
– Пока еще ничего нельзя сказать с уверенностью. В подобных случаях трудно делать прогнозы, и мне не хотелось бы вселять в вас слишком большую надежду. Человеческое сердце многое может выдержать, но всему есть предел. Пока состояние, по-видимому, стабилизировалось. Хотите зайти в палату и взглянуть на него?
– А можно? – спросила Гарриет.
– При условии, что вы не будете его расстраивать и волновать. – Доктор Клейвел поднял на нее печальные глаза. – Не могу не напомнить вам, что он очень болен.
– Мы все понимаем, – сказала Гарриет.
Она повернулась к Салли. Ее глаза на бледном лице все еще выражали ужас, а губы были полураскрыты, словно она боялась надеяться.
Гарриет обняла ее за плечи. Какие бы страшные тайны Салли ни скрывала, сейчас было не время о них размышлять. Как сказала Салли, сейчас было важно лишь, чтобы Хьюго выжил.
– Пойдем, Салли, – тихо сказала она. И они вместе направились вслед за доктором по коридору в палату Хьюго.
* * *
Когда шофер отвез Гарриет и Салли в квартиру на Сентрал Парк Саут, был уже поздний вечер. Кухарка Джейн оставила им холодный ужин и кастрюльку супа, который надо было только разогреть. Но хотя Гарриет была уверена, что суп, как всегда, очень вкусный, она знала, что не сможет есть и догадывалась, что у Салли тоже нет аппетита.
– Единственное, что мне сейчас нужно, так это выпить. – Гарриет подошла к бару, налила себе большую рюмку водки и выпила залпом. – Что тебе налить, Салли?
Салли едва заметно покачала головой, но Гарриет налила ей бренди.
– Выпей, ради Бога. Тебе это пойдет на пользу. Пока Салли маленькими глоточками пила бренди, ее бледные щеки постепенно розовели. Она погрузилась в свои мысли и сидела такая отрешенная, что Гарриет подумала, уж не привиделась ли ей сцена в больнице. От недосыпания у нее кружилась голова, и все вокруг казалось нереальным, но спать ей уже не хотелось. Тело ее было напряжено, мысли обгоняли одна другую. Она должна узнать, что имела в виду Салли, когда говорила сама с собой в больнице. Но как спросить у нее сейчас, когда она так подавлена?
Неожиданно Салли осушила свой стакан и резко вышла из задумчивости.
– О чем говорил твой отец, когда с ним случился приступ? – спросила она спокойно и твердо.
Гарриет отвела глаза. Ей не хотелось повторять мучительные и бессвязные самообвинения Хьюго.
– Это были просто какие-то обрывки мыслей. Я не могла связать концы с концами. Но мне показалось, что он считает себя виновным в гибели мамы.
– Я так и знала, – кивнула Салли. – Но, конечно, он ни в чем не виноват. Он был чудесным мужем – щедрым, любящим. Он дал ей все, что она хотела, и был готов простить ей все на свете… почти все. – Она умолкла, взгляд ее стал отрешенным, а мгновение спустя, когда она снова заговорила, голос был таким тихим, что Гарриет пришлось напрягать слух, чтобы расслышать слова. – В этом-то и беда. Я думаю… да, я думаю, что он и сейчас простил бы ее. Несмотря на все, что она натворила и на боль, которую ему причинила. Даже, прости меня, Боже, такую, какой она стала… я думаю, что он принял бы ее назад, и я бы этого не вынесла. Нет, это не для меня – я его слишком люблю – и не для него. Какая жизнь ждала бы его? Да и каждого из нас?
Гарриет наклонилась вперед, крепко держа стакан обеими руками, которые вдруг задрожали.
Она не знала, как начать разговор с Салли, но та вдруг сама заговорила. Похоже, что только что пережитый поединок Хьюго со смертью прорвал плотину двадцатилетнего молчания, и теперь уже ничто не могло остановить поток слов. Но мучительные отрывки фраз не складывались в единое целое.
– Салли, скажи, я тебя правильно поняла? – спросила Гарриет. – Мама не погибла, и Грег Мартин тоже остался в живых?
Лицо Салли исказила болезненная гримаса. Потом она едва заметно кивнула. Сердце Гарриет билось так сильно, что она с трудом дышала.
– Ты имеешь в виду… она жива?
– Нет… нет. Теперь она умерла.
– Но во время взрыва она не погибла?
– Нет.
– И ты об этом знала – ты знала все эти годы? Боже мой, а папа тоже знал?
– Нет. – Салли энергично затрясла головой. Она чуть не плакала. – Он об этом не знает, Гарриет, и не должен знать. Я очень боялась, что он узнает, когда вдруг объявился живой Грег Мартин и в этом деле принялись копаться детективы. Теперь все выплывет наружу, не так ли? О Господи, он меня просто возненавидит…
– Почему, Салли? – продолжала расспрашивать Гарриет, хотя отдельные кусочки головоломки уже начали складываться в картину, которую ей едва ли хотелось себе представить. – Почему он возненавидит тебя?
– Потому что я знала, что она жива, и не сказала ему об этом. Я позволила ему думать, что она погибла… Я это от него скрыла, Гарриет. Обманывала себя, убеждала, что так будет лучше, что я спасаю его – и тебя – от боли. Но всему причиной был мой эгоизм. Я всегда считала, что эгоисткой была Пола, но в конце концов оказалось, что я не лучше ее, а может быть, даже хуже. Она, по крайней мере, не скрывала своего эгоизма, тогда как я… я была трусливой и скрытной. Я всех вас обманывала, Гарриет, да простит меня Господь!
Она подняла стакан с бренди, увидела, что он пуст и тряхнула головой, подавив рыдание. Гарриет подошла к бару, взяла бутылку и наполнила стаканы – себе и Салли. Ей необходимо выпить – и, если Гарриет не ошибается, потребуется еще и еще, пока она не закончит свой рассказ. Салли сидела на самом краешке одного из старинных кресел, Гарриет притащила для себя пуфик с другого конца комнаты. Она немного дрожала, но ощущала странное спокойствие, будто находилась в центре тропического циклона.
– По-моему, Салли, тебе лучше рассказать мне всю правду.
Теперь лицо Салли было почти спокойно, словно самое худшее было уже позади. После многих лет молчания лед тронулся – теперь она могла все объяснить и надеяться, что Гарриет ее поймет. Но что бы она ни совершила, она почувствовала облегчение от того, что поделилась тайной, которую хранила в одиночку в течение стольких лет. Не надо больше лгать, не надо обманывать, по крайней мере, Гарриет будет теперь знать, какая она в действительности.
– С чего мне начать? – спросила она.
– С самого начала.
– Хорошо, – согласилась Салли. Да, ночь предстояла долгая.
* * *
Я прилетела в Нью-Йорк, как только узнала о случившемся. Мне позвонил твой отец. Он был в ужасном состоянии. Сначала он просто сказал, что произошел несчастный случай, когда Пола отдыхала на яхте вместе с Грегом, но я почувствовала, что он не в себе. Я побросала в чемодан кое-что для себя и Марка и заказала билет на ближайший рейс. Нетрудно догадаться, что я сама была в состоянии шока и думала лишь о том, чтобы как можно скорее очутиться рядом с Хьюго – и с тобой. Важнее всего была семейная солидарность – нам надо было держаться вместе. Потом, когда я уже была здесь, Хьюго рассказал мне о случившемся. У Полы была любовная связь с Грегом – она сама сказала ему об этом в последний вечер перед отъездом. Естественно, отец пришел в бешенство. Он тут же вышвырнул ее из дома и сказал, чтобы она никогда больше не показывалась ему на глаза. Она улетела с Грегом в Италию и на следующий же день отплыла с ним на яхте. Свидетелями их отъезда было множество людей. К тому времени я уже, конечно, кое-что знала. Об аварии писали все газеты, и тогда мне казалось, что на этом вся история и закончилась. Хьюго был страшно удручен, во всем винил себя, хотя это было просто нелепо, и я согласилась остаться на некоторое время в Нью-Йорке, чтобы утешить его и присмотреть за тобой. – Салли замолчала, поглядывая на Гарриет. – Поначалу, честное слово, этим все и ограничивалось. Но потом все стало сложнее, потому что я влюбилась.
– В папу? – тихо спросила Гарриет. Салли кивнула.
– Да. Я всегда находила его привлекательным и думала, что Пола была дурой, когда не ценила его. Но общее горе очень сблизило нас. Он изумительный человек, Гарриет, – да ты и сама не хуже меня знаешь, – и он был убит горем. Он потянулся ко мне то ли потому, что я чуть-чуть напоминала ему Полу, то ли потому, что я просто была рядом, а может быть, уже тогда в этом было нечто большее – не знаю. Отношения наши развивались, пожалуй, слишком быстро, но они развивались, и неожиданно впервые в жизни я испытала не просто лихорадочную влюбленность, но и чувство защищенности.
Она замолчала, вспомнив, с каким изумлением впервые поняла, что Хьюго отвечает на ее любовь. Всю свою жизнь она считала себя не способной вызвать любовь, не заслуживающей любви. А теперь вдруг рядом с ней оказался тот человек, которому она нужна. Сколько времени потребовалось ей, чтобы понять это, она не знала. А когда это случилось, растерялась.
Однажды поздно вечером, вспоминала она, когда детей уже уложили спать, они с Хьюго сидели в саду, и Хьюго вдруг закрыл лицо руками, охваченный горем.
– Что я сделал не так? – спросил он, а она подошла к нему и обняла за плечи.
– Ты все делал как надо. Поверь мне, это не твоя вина, – сказала она, утешая его. – Пола наделала глупостей. Она всегда была такой – так уж она была устроена.
– Но она была больна, Салли. Я это знал и должен был ей помочь.
– Хьюго, не терзай себя. Я уверена, что ты сделал все, что мог.
– Я старался сделать как лучше. Я думал, что заставлю ее полюбить себя, но не смог. Это моя самая большая ошибка.
– Пола была не способна никого полюбить, – сказала Салли, гладя рукой его волосы. – Она была красивой и жизнерадостной, но не умела любить.
– Но Грега она любила.
– Не думаю. – Салли почувствовала, что нашла правильный ответ. – Она была им одержима, потому что не могла прибрать его к рукам. Пола всегда хотела иметь то, что не могла заполучить.
Немного помолчав, он повернулся к ней и, как ребенок, уткнулся лицом в ее грудь.
– Почему она была не похожа на тебя, Салли? – Это был крик души.
Салли ощутила острый прилив нежности. Они долго сидели, не двигаясь: она – утешительница, он – мученик. И вдруг, неожиданно для себя, она почувствовала, что рядом с ней мужчина. Сначала она попыталась подавить это чувство, уговаривая себя, что грешно вожделеть к сраженному горем собственному зятю. Но когда его голова шевельнулась на ее груди, а рука скользнула по спине, она вдруг поняла, что грешное чувство возникло не только у нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63