– Что теперь? – спросил Акио. – Связать его до отъезда?
– Кенжи сказал, что ты сам принял решение присоединиться к Племени, – обратилась она ко мне. – Если так, то зачем ты пытаешься бежать?
– Я же вернулся.
– Попытаешься снова?
– Нет.
– Ты поедешь в Мацуэ с актерами и не будешь подвергать опасности их и себя?
– Да.
Жена Кенжи на минуту задумалась и приказала Акио на всякий случай связать меня. Затем они оставили меня и пошли готовиться к отправлению. Вскоре появилась служанка с едой и чаем, она молча помогла мне поесть и напиться. Служанка унесла чашки, и больше никто не подходил ко мне. Я слушал мелодию дома и улавливал непримиримую беспощадность, которая звучала в каждой ноте. На меня обрушилась невыносимая усталость. Со связанными руками я дополз до тюфяка, кое-как устроился на лежанке, задумался о несчастном Е-Ане, о собственной глупости и вскоре заснул.
Неожиданно я очнулся, сердце громко стучало, в горле пересохло. Кошмарные видения терзали меня всю ночь, тонкий комариный голос нашептывал внушающие ужас слова, доступные только моим ушам.
Должно быть, Акио прислонился к внешней стене и рассказывал жуткие подробности того, как люди Араи истязают Е-Ана. Монотонная пытка продолжалась бесконечно, мой желудок выворачивался наизнанку, мурашки пробегали по всему телу. Иногда наступала пауза, и я с облегчением думал, что все закончилось, но неумолимый голос возникал снова.
Я тщетно пытался заткнуть уши. От кошмара не было спасения. Жена Кенжи оказалась права, она придумала для меня худшее из наказаний. Я проклинал себя за то, что не убил неприкасаемого во время первой встречи на берегу реки. Тогда жалость остановила меня и привела к роковому исходу. Я даровал бы Е-Ану быструю и милосердную смерть. А теперь он терпит из-за меня ужасные муки.
Когда голос Акио наконец стих, я услышал шаги Юки. Она вошла в комнату с чашей, ножницами и бритвой. За ней следовала служанка Садако с охапкой одежды. Она положила свертки на пол и молча оставила нас. Я слышал, как Садако пригласила Акио к обеду, как он встал и отправился на кухню. По дому распространялся запах съестного, но у меня не было аппетита.
– Я должна остричь твои волосы, – сказала Юки.
Раньше я носил строгую прическу воина, как настоял Ихиро, мой первый учитель в доме Шигеру: лоб полностью открыт, волосы зачесаны назад и связаны в узел на затылке. Я не стригся уже несколько недель, не удавалось и побриться, хотя лицо мое пока не отличалось густым покровом. Юки развязала меня и усадила перед собой.
– Ты глупец, – сказала она, приступив к работе.
Я ничего не ответил. Для меня это давно не новость. Однако не исключено, что когда-нибудь я повторю безрассудство.
– Моя мать вне себя от ярости. Ты смог усыпить ее и посмел это сделать. Даже не знаю, что разозлило мать больше.
Вокруг падали клочки волос.
– В то же время она в восторге, – продолжила Юки. – Говорит, что ты напоминаешь ей молодого Шинтаро.
– Она знала Шинтаро?
– Открою секрет: она была страстно влюблена в него и мечтала выйти замуж, но это не устраивало Племя, в итоге на ней женился мой отец. Во всяком случае, моя мать не из тех, кто с легкостью признает чужое превосходство. Шинтаро был непревзойденным мастером кикутского сна: никто не мог ему противостоять.
Сегодня Юки болтала больше, чем когда-либо. Я ощущал трепет ее рук, когда холодные ножницы касались кожи. Я вспомнил, как пренебрежительно отзывался Кенжи о жене, и с каким оживлением рассказывал о встречах с другими женщинами. Их брак не был исключением из правил – обычный расчет для союза двух семей.
– Если бы она вышла за Шинтаро, моя судьба могла сложиться по-другому, – задумчиво произнесла Юки. – Полагаю, в глубине души мать до сих пор любит его.
– Несмотря на то что Шинтаро был убийцей?
– Он не был убийцей. Не больше, чем ты.
Судя по ее тону, разговор принимал опасный характер. Юки казалась мне очень привлекательной. Я знал, что она питает ко мне сильное чувство. Но я не испытывал к ней того, что к Каэдэ, и мне не хотелось размышлять о любви.
Я попытался сменить тему.
– Я думал, что погружать в сон могут только Кикута. Разве Шинтаро не из семьи Курода?
– По отцовской линии. Мать принадлежала к роду Кикута. Шинтаро и твой отец были двоюродными братьями.
У меня кровь застыла в жилах. Оказывается, человек, в чьей смерти я повинен, на которого я, как все говорят, похож, на самом деле мой родственник.
– Что именно произошло в ночь смерти Шинтаро? – с любопытством спросила Юки.
– Я услышал, что кто-то проник в дом. Стояла жара, и окно на первом этаже было распахнуто. Господин Шигеру хотел взять непрошеного гостя живым и уже схватил его, но мы втроем упали в сад. Незнакомец ударился головой о камень или принял яд за мгновение до падения. Он умер, не приходя в сознание. Твой отец подтвердил, что это Курода Шинтаро. Позже мы узнали, что родственники Шигеру, господа Отори, наняли его, чтобы убить Шигеру.
– Как странно, – отметила Юки, – что никто не узнал тебя.
Я совсем забыл об осторожности, вероятно, погрузившись в воспоминания той ночи:
Ничего странного. Шигеру разыскал и спас меня в Мино. Он уже знал о моем существовании и о том, что мой отец – наемный убийца.
Господин Шигеру признался в этом во время разговора в Цувано. Я спросил, зачем он спас меня, и он ответил, что во мне течет кровь Кикуты, и это основная причина, но не единственная. Я так и не узнал, чем еще он руководствовался, и уже никогда не узнаю.
Юки затаила дыхание:
– Отец ничего не знал.
– Нет, его убедили, что Шигеру действовал спонтанно, что он спас мне жизнь и привез в Хаги случайно.
– Шутишь.
Откровенная заинтересованность Юки вызвала во мне подозрение, но было уже слишком поздно.
– Так ли это теперь важно?
– Как мог господин Шигеру раскопать то, что не было известно даже Племени? О чем он еще рассказал?
– Шигеру поведал о многом, – раздраженно ответил я. – Он и Ихиро научили меня практически всему, что я знаю.
– Я имею в виду Племя!
Я покачал головой, словно не понимал, о чем идет речь.
– Ничего. О Племени я знаю со слов твоего отца и из личных наблюдений.
Юки пристально глядела на меня. Я старался не смотреть ей в глаза.
– Тебе предстоит узнать немало нового, – наконец сказала она. – Я расскажу по дороге. – Она пробежалась пальцами по моим подстриженным волосам и выпрямилась одним движением, прямо как мать. – Одевайся, а я принесу поесть.
– Я не голоден, – ответил я и протянул руку за одеждой.
Когда-то яркие краски ткани выцвели, стали тускло-оранжевыми и коричневыми. Интересно, кто носил это платье до меня, и что с ним случилось в пути?
– Впереди долгое путешествие, – настаивала Юки. – Возможно, сегодня поесть не удастся. Выполняй все наши распоряжения. Прикажем заварить грязь из-под ногтей и выпить – пей. Прикажем есть – ешь. Больше ничего не предпринимай. Послушанию учатся в детстве. Тебе приходится постигать все взрослым.
Мне хотелось спросить, где осталось послушание Юки, когда она принесла мне в Инуяму меч Шигеру, но мудрей было промолчать. Я переоделся в актерский костюм, и когда Юки принесла еду, съел все без споров.
Она наблюдала за мной, а когда я закончил, сказала:
– Неприкасаемый умер.
Они намереваются закалить мое сердце. Я не поднял глаз и ничего не ответил.
– Е-Ан не выдал тебя, – продолжила Юки. – Никогда не думала, что неприкасаемый способен проявить такую храбрость. У него не было даже яда, чтобы избавиться от мучений. И все же он ничего не сказал.
Я в сердце поблагодарил Е-Ана, поблагодарил Потаенных, которые уносят секреты… куда? На небеса? В иную жизнь? В огонь, в могилу? Мне захотелось помолиться, как это делает мой народ. Или зажечь свечи и ладан, как научили меня Ихиро и Шийо в доме Шигеру в Хаги. Я представил, как Е-Ан идет один в темноте. Что станет с его людьми?
– Ты кому-нибудь молишься? – спросил я у Юки.
– Конечно, – удивленно ответила она.
– Кому?
– Просветленному, во всех его проявлениях. Повелителям гор, лесов и рек – древним богам. Утром я отнесла рис и цветы в часовню у моста, чтобы попросить благословения на дорогу. Я рада, что мы сегодня отправляемся в путь. Хороший день для начала дел, много благоприятных знаков. – Она посмотрела на меня, словно обдумывая сказанное, и покачала головой. – Старайся не задавать подобных вопросов. Это слишком бросается в глаза. Никто бы не спросил такого.
– Никто не жил моей жизнью.
– Теперь ты человек Племени и должен вести себя соответственно.
Она достала из рукава и протянула мне небольшой мешок.
– Вот. Акио просил передать.
Я развязал тесемку и вывалил содержимое на пол: пять гладких и твердых шаров для жонглирования, набитых рисовыми зернами. Несмотря на неприязнь к ремеслу циркачей, я невольно поднял их и приступил к делу. Шары, актерская одежда уже превратили меня в другого человека.
– Твое имя Минору, – сказала Юки. – Тебя научил жонглировать отец. Акио – твой старший брат. Я – сестра.
– Мы не очень-то похожи, – заметил я, подбрасывая шары.
– Мы станем достаточно похожи, – ответила Юки. – Кенжи говорил, что ты умеешь менять внешность.
– А что стряслось с нашим общим папой? Шары прошли за спиной, крут, фонтан…
– Он умер.
– Как удобно!
Юки не обратила на реплику внимания.
– Мы едем в Мацуэ на осенний фестиваль. Если не помешает непогода, дорога займет пять-шесть дней. Люди Араи продолжают поиски, но уже не так активно. Сам он отправился в Инуяму. Мы поедем в противоположном направлении. Ночью будем останавливаться в безопасных местах. Однако днем дорога не принадлежит никому. Если встретим патруль, придется доказывать, что ты артист.
Я уронил шар и нагнулся поднять его.
– Ошибок допускать нельзя, – сказала Юки. – В твоем возрасте никто не теряет шары. Отец утверждал, что ты умеешь вживаться в роль. Не навлекай на нас опасность.
Мы покинули дом через черный ход. Жена Кенжи вышла на улицу попрощаться. Она оглядела меня, проверила стрижку и одежду.
– Надеюсь, мы еще увидимся, – сказала она, – хотя, зная твое безрассудство, сильно сомневаюсь.
Я молча поклонился в ответ. Акио ожидал во дворе с ручной крытой тележкой, вроде той, в которую меня как-то запихнули в Инуяме. Он приказал мне залезть внутрь, и я забрался меж театральных декораций и костюмов. Юки вернула мне нож. Я обрадовался и засунул оружие под рубаху.
Акио взялся за ручки и покатил тележку вперед. Я трясся по городу в полутьме, прислушиваясь к звукам вокруг и к голосам актеров. Я узнал среди них еще одну девушку из Инуямы – Кейко. Нас сопровождал какой-то мужчина: я слышал его голос в доме, но пока не видел воочию.
Последние дома остались позади. Акио остановился, открыл повозку сбоку и велел мне вылезти. Подходил к концу час Козла. Воздух был теплым, несмотря на начало осени. Кожа Акио блестела от пота – перед тем как взяться за тележку, он скинул почти всю одежду. Я видел, как он силен: высокий, мускулистый. Акио напился воды из ручья у дороги, поднимая брызги, ополоснул лицо и голову. Юки, Кейко и незнакомый мужчина сидели на корточках у обочины. Я с трудом узнал попутчиков. Они в точности походили на циркачей бродячей труппы, которые едва сводят концы с концами, переезжают из города в город и выживают благодаря изворотливости и ловкости рук, всегда находясь на грани голодной смерти и преступления.
Мужчина, который отзывался на имя Казуо, улыбнулся, показав редкие зубы. Худое выразительное лицо показалось мне слегка зловещим. Кейко на меня даже не взглянула. Как у Акио, на руке у нее остались недавно затянувшиеся шрамы – следы моего ножа.
Я дышал полной грудью. Пусть жарко, но все же лучше, чем в наглухо запертой комнате или в душной повозке. Вдали раскинулся город Ямагата, белый замок в горах, до сих пор покрытых зеленой и пышной растительностью, с яркими мазками там, где листья начали желтеть. Приближалась пора сбора урожая на рисовых полях. На юго-западе виднелся крутой склон Тераямы, но крыши храма скрывали заросли кедра. Далее сменяли друг друга горные хребты, переходя вдалеке в мерцающую синеву, затянутую вечерним туманом. Я мысленно попрощался с Шигеру и кланом Отори. Последняя связь с прежней жизнью обрывалась навсегда. Акио ударил меня по плечу:
– Хватит мечтать, – проговорил он с грубым акцентом на незнакомом диалекте. – Твоя очередь толкать тележку.
К ночи я затаил глубочайшую ненависть к повозке. Она оказалась невероятно тяжелой и громоздкой, у меня разболелась спина, руки покрылись волдырями. При подъеме вверх по склону колеса попадали в ямки и рытвины, приходилось вытаскивать всем вместе, но катить ее вниз, чтоб не умчалась вперед, было еще трудней. Я бы с радостью отпустил ручки и разбил злосчастную колесницу о дерево в лесу. С тоской вспоминал моего коня, Раку.
Казуо шел рядом. Он обучал меня новому произношению и словам, которыми пользуются в обиходе актеры. Некоторые – уличный диалект Племени – я уже знал от Кенжи, другие слышал впервые. Я повторял их, как когда-то за Ихиро, моим учителем в клане Отори. Здесь я преследовал совсем иные цели и пытался вжиться в образ Минору.
К концу дня, когда начало смеркаться, мы спустились по склону к деревне. Дорога выровнялась, почва под ногами стала плотнее. Нас поприветствовал возвращавшийся домой крестьянин.
В воздухе разносился запах дыма и аромат готовящейся пищи. Трудовой день подходил к концу: земледельцы плескались в ручье, дети с криками носились по улице, женщины сплетничали на кухнях. До меня доносились звуки ударов топора по бревну, треск огня, колокольный звон из часовни – целая паутина жизни, в которой я вырос.
Я уловил нечто еще: приглушенный топот копыт и звяканье уздечки.
– Впереди патруль, – сказал я Казуо. Он поднял руку и тихо обратился к Акио:
– Минору говорит, что впереди патруль.
Акио прищурился, глядя на меня, – ему пришлось смотреть в сторону заходящего солнца:
– Ты слышишь голоса?
– Я слышу лошадей. Кто еще это может быть?
Он кивнул и пожал плечами, словно хотел сказать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33