– Судя по всему, он страдает неутолимой жаждой знаний. Конечно, награда этому – выздоровление госпожи Ширакавы.
– Я обязана ему жизнью, – тихо произнесла она.
– Что делает его еще более ценным в моих глазах. Каэдэ заметила в словах Фудзивары иронию, но не презрение. Он тонко льстил.
– Как прекрасен первый снег, – отметила Каэдэ. – А в конце зимы мы будем с нетерпением ждать, когда он сойдет.
– Я люблю снег, – сказал Фудзивара. – Мне нравится его белизна, то, как он обволакивает весь мир. Под снегом все очищается.
Мамору налил вина и исчез в тени. Слуги ушли. На самом деле Каэдэ и Фудзивара не были одни, но создавалась иллюзия уединения, словно на свете никого не существует кроме них, горящих углей, тяжелых шкур и снега.
Некоторое время они молча наслаждались, потом Фудзивара велел слугам принести еще ламп.
– Я хочу видеть ваше лицо, – сказал он, наклоняясь вперед, и стал изучать Каэдэ тем же голодным взглядом, каким одаривал свои сокровища.
Каэдэ подняла глаза и посмотрела мимо него на снег, который стал валить сильней, кружил в свете фонарей, закрывая вид на горы, затуманивая внешний мир. Девушке показалось, что в голосе Фудзивары есть некое облегчение. Если бы болезнь обезобразила ее, он бы вежливо удалился из ее жизни. А если в имении Ширакава все начнут умирать от голода, от него не дождутся ни сострадания, ни помощи.
Как же он холоден, подумала Каэдэ, и почувствовала, как в ответ откликнулось собственное тело, но не подала виду, лишь продолжала смотреть мимо него. А снег падал и слепил глаза. Она останется холодной, как лед, как селадон (Селадон – вид китайской фарфоровой керамики.). Если он захочет овладеть ею, то заплатит самую высокую цену.
Фудзивара выпил вино, наполнил чашу и снова выпил до дна, не отводя от нее взгляда. Оба молчали. Наконец он неожиданно отметил:
– Конечно, вам придется выйти замуж.
– Я не намерена выходить замуж, – ответила Каэдэ и испугалась своей прямолинейности.
– Я предполагал, что вы скажете нечто подобное, поскольку вы всегда придерживаетесь необычных взглядов на мир. Однако с практической точки зрения вы должны вступить в брак. Выбора нет.
– У меня не лучшая репутация, – напомнила Каэдэ. – Слишком многие погибли, связавшись со мной. Я более не хочу быть причиной смертей.
Она заметила, как обострился интерес Фудзивары, как дрогнули уголки губ. И все же это было не вожделение. Похожее чувство Каэдэ уловила совсем недавно: жгучее любопытство, тщательно замаскированное желание познать все тайны.
Фудзивара подозвал Мамору и велел ему удалиться и забрать с собой слуг.
– Где женщина, что вас сопровождает? – спросил он Каэдэ. – Попросите ее подождать в доме. Я хочу поговорить наедине.
Каэдэ выполнила его просьбу, и он продолжил:
– Вам не холодно? Остерегайтесь простуды. Ишида сказал мне, что вы склонны к неожиданным всплескам температуры.
Конечно, Ишида докладывает ему все, подумала Каэдэ и ответила:
– Спасибо, мне пока тепло. Но пусть господин Фудзивара простит меня, если я не смогу остаться здесь надолго. Я быстро устаю.
– Мы не будем увлекаться, – уверил он. – Впереди достаточно времени, надеюсь, вся зима. Однако есть нечто особенное в этом вечере: снег, ваше присутствие… Память о нем останется с нами на всю жизнь.
Он хочет на мне жениться, вдруг поняла Каэдэ. Изумление сменилось неловкостью. Если он предложит выйти за него замуж, как тут отказать? Как он говорит, «с практической точки зрения» это вполне логично. Фудзивара окажет ей честь, какой она не заслуживает, он решит все ее проблемы: денег и еды. Весьма выгодный союз. Однако она знала, что он предпочитает мужчин, не любит ее и не желает. Каэдэ молилась, чтобы он молчал, потому что понятия не имела, как отказать. Она страшилась силы воли, с помощью которой он берет все, что захочет, и сомневалась, что у нее хватит смелости противостоять. Отказ будет немыслимым оскорблением для человека его сословия. К тому же Фудзивара привлекал ее не меньше, чем тревожил, и это давало ему власть над ней.
– Я никогда не видела медведя, – сказала она, пытаясь сменить тему, и натянула повыше тяжелую шкуру.
– Здесь в горах обитают небольшие медведи. Как-то один забрел в наш сад после долгой зимы. Я поймал его и посадил в клетку, но он затосковал и умер. Совсем мелкий зверь. Как-нибудь Ишида расскажет нам о своих путешествиях. Хотите послушать?
– С удовольствием. Это мой единственный знакомый, который бывал на континенте.
– Через море плыть опасно. Помимо штормов, можно наткнуться на пиратов.
В этот момент девушке показалась, что лучше уж встретить дюжину медведей или сотню пиратов, чем еще немного задержаться в обществе самоуверенного Фудзивары. Она не знала, что еще сказать, не могла пошевелиться.
– Мамору и Ишида говорили мне, какая о вас ходит молва. Якобы любой возжелавший вас обречен на смерть.
Каэдэ промолчала.
Мне нечего стыдиться, думала она. Я не сделала ничего плохого.
Она подняла глаза и посмотрела на него в упор спокойно и хладнокровно.
– Однако, по словам Ишиды, один из них миновал смерти.
У Каэдэ подпрыгнуло сердце, точно рыба, в чью живую плоть вонзился нож повара. Фудзивара заморгал и перевел взгляд на снег. Нервно дернулась щека.
Он интересуется тем, о чем спрашивать нельзя, подумала она. Я скажу, но он за это заплатит.
Заметив его слабость, Каэдэ ощутила в себе силы. К ней постепенно вернулось мужество.
– Кто это был? – прошептал он.
Ночь стояла безмолвная, лишь тихо опускался снег, шумели на ветру сосны, текла вода.
– Господин Отори Такео, – ответила она.
– Да, кто же, как не он, – отметил Фудзивара, и Каэдэ задумалась, насколько осведомлен собеседник. Он наклонился вперед, на лицо пал свет фонаря. – Расскажите о нем.
– Я многое могу вам поведать, – медленно произнесла она. – О том, как предали господина Шигеру, о его смерти, о мести господина Такео, о том, что произошло в ту ночь, когда погиб Йода и пала Инуяма. Что вы готовы дать мне взамен?
Он улыбнулся и спросил с видом заговорщика:
– А что желает госпожа Ширакава?
– Мне нужны деньги, чтобы нанять людей и вооружить их, а еще провизия для домашних.
Фудзивара чуть не рассмеялся:
– Большинство женщин вашего возраста попросили бы новый веер или платье. Вы снова и снова удивляете меня.
– Вас устраивает моя цена? – Каэдэ чувствовала, что нет смысла скрывать наглость.
– Да. За Йоду – деньги, за Шигеру – бушель риса. А за живого – полагаю, он до сих пор жив, – чем платить за информацию о Такео?
Его голос изменился, когда он произнес последнее имя, словно пробовал его на вкус языком. Каэдэ никак не могла понять, что Фудзиваре известно о Такео.
– Будьте моим учителем, – ответила она. – Мне так много нужно узнать. Обучите меня, как если бы я была юношей.
Он кивнул:
– Мне будет приятно продолжить дело вашего отца.
– Но наш уговор останется в секрете. Пусть все будет скрыто, как ваши сокровища в сундуках. Я открою тайны только вам. Никто не должен их узнать.
– Это делает их только ценней, только желанней.
– В тайны не посвящена ни одна душа, – прошептала Каэдэ. – Пожертвовав их вам, я никогда не заговорю о них вновь.
Поднялся легкий ветерок, на веранду посыпался снег, снежинки шипели, ударяясь о лампы и жаровни. Каэдэ почувствовала, как ее обволакивает холод, соединяясь с железным сердцем и твердым духом.
Хотелось убежать, но она не могла пошевелиться, пока холод ее не отпустит.
– Вы замерзли, – предположил Фудзивара и хлопнул в ладоши.
Из тени появились слуги и помогли Каэдэ подняться и раскутать тяжелый мех.
– Я с нетерпением буду ждать ваших рассказов – сказал он, пожелав спокойной ночи с необычайным радушием.
Каэдэ подумала, что заключила сделку с дьяволом. Она ни за что не позволит Фудзиваре запереть себя в роскошную клетку, спрятать, как сокровище, на которое смотрит только он сам.
В конце недели она собралась домой. Первый снег растаял и подмерз, дорога была скользкой, но проходимой. С карнизов дома свисали тающие на солнце сосульки. Фудзивара сдержал свое слово: сразу же послал продовольствие для семьи Ширакава и воинов. Он оказался строгим и требовательным учителем, дал задание на дом.
Дни проходили в занятиях, а вечера в рассказах. Женским чутьем Каэдэ понимала, что он хочет услышать, и выдавала подробности, которые случайно запомнила: запах цветов, пение птиц, изменение погоды, прикосновение руки, цвет одежды, лица в свете ламп. Истинные мотивы поступков и заговора, которые она знала словно подсознательно, а теперь начинала понимать до конца. Она поведала Фудзиваре все, отчетливо, неторопливо, не испытав ни стыда, ни горечи, ни сожаления.
Фудзивара не хотел отпускать Каэдэ домой, но она сослалась на то, что ее ждут сестры. Он хотел оставить ее навсегда. Каэдэ чувствовала это и молча сопротивлялась. Даже слуги стали относиться к ней особенно, будто она больше чем желанный гость. Они спрашивали ее разрешения, интересовались мнением. Каэдэ знала, что стоит ей приказать, и слуги выполнят любую просьбу.
Каэдэ ощутила невероятное облегчение, когда отправилась в путь, но боялась, что придется вернуться сюда снова. Дома она увидела еду, дрова и деньги, посланные Фудзиварой, и поняла, что он спас семью от голода.
Той ночью Каэдэ лежала и думала, что она в ловушке. Мне никуда от него не деться. Что же мне делать?
Она долго не могла заснуть, а на следующий день рано проснулась. Шизуки в комнате не было. Каэдэ позвала ее, но тут вошла Аямэ с чаем. Она налила чай в чашку:
– Шизука с Кондо. Он вернулся вчера поздно вечером.
– Позови ее ко мне, – сказала Каэдэ.
Она посмотрела на чай таким взглядом, будто не знала, что с ним делать. Отпив глоток, она поставила чашку на поднос, взяла снова. Руки заледенели, она покрепче обхватила чашку.
– Этот чай прислал господин Фудзивара, – сообщила Аямэ. – Целую коробку. Очень вкусный, правда?
– Сходи за Шизукой! – рассерженно крикнула Каэдэ. – Скажи, чтобы поднялась ко мне сейчас же!
Через несколько минут в комнату вошла Шизука и опустилась на колени перед Каэдэ. Лицо ее было крайне серьезным.
– Что случилось? – спросила Каэдэ. – Он мертв?
Чашка задрожала, чай пролился. Шизука взяла чашку и крепко сжала девушке руку.
– Ты не должна отчаиваться. Тебе нельзя болеть. Он жив. Однако он покинул Племя, и против него издали эдикт.
– Что это значит?
– Помнишь, что он сказал тебе в Тераяме? Такео пришлось присоединиться к Племени, иначе его не оставили бы в живых. То и значит.
– Почему? Почему? Я не понимаю.
– Таков обычай Племени. Послушание для них главное.
– Тогда зачем он ушел?
– Точно не известно. Произошла какая-то ссора, разногласие. Его послали на задание, с которого он не вернулся. – Шизука замолчала. – Кондо считает, что Такео может находиться в Тераяме. Если так, то до весны он в безопасности.
Каэдэ высвободила руки и встала:
– Я должна поехать в Тераяму.
– Невозможно, – сказала Шизука. – Храм уже занесен снегом.
– Я должна увидеть его! – воскликнула Каэдэ, глаза вспыхнули на бледном лице. – Если он ушел из Племени, значит, снова станет Отори. Если он Отори, то мы можем пожениться!
– Госпожа! – Шизука тоже встала. – Что за безумие? Вы не можете вот так просто гоняться за ним! Даже если бы дороги были проходимы, это невероятно! Если вам хочется замуж, то куда лучше пойти к Фудзиваре. Он только о том и мечтает. Каэдэ пыталась не терять контроль над собой: – Меня ничто не остановит. Я поеду в Тераяму. В самом деле, мне следует отправиться туда… в паломничество… поблагодарить Просветленного за спасение моей жизни. Я обещала Араи приехать в Инуяму, как только сойдут снега. По пути заеду в храм. Даже если господин Фудзивара желает жениться на мне, я не могу ничего предпринимать, не посоветовавшись с Араи. О, Шизука, когда же наступит весна?
9
Зимние дни тянулись медленно. Каждый месяц Каэдэ ездила в резиденцию господина Фудзивары, оставалась на неделю и рассказывала историю своей жизни долгими вечерами, когда падал снег или луна холодными лучами освещала замерзший сад. Он задавал много вопросов и заставлял ее повторять разные части повествования.
– Хоть драму пиши, – не раз говорил он. – Может, мне попробовать руку в сочинительстве?
– Вы не сможете никому показать плоды вашего творчества, – отвечала она.
– Нет, наслаждение заключается в самом процессе. Я позволю взглянуть только вам. Мы могли бы поставить пьесу, а затем убить всех актеров.
Он часто вполне серьезно высказывал подобные замечания и тем самым все больше тревожил Каэдэ, однако она хранила страхи при себе. С каждым рассказом лицо Каэдэ все больше напоминало маску, движения утрачивали естественность, словно она изображала свою жизнь на сцене, которую Фудзивара воздвиг с тем же усердием, что и совершенный театр, где играл Мамору и другие юноши.
Днями он обучал ее, пользовался при этом языком мужчин и заставлял ее отвечать на нем же. Его забавляло, когда она надевала одежду Мамору и завязывала волосы сзади. Каэдэ сильно уставала, выполняя несвойственную ей роль. Зато она училась.
Фудзивара сдержал все обещания: поставлял еду и отдавал Шизуке деньги после каждого визита. Каэдэ пересчитывала их с тем же рвением, с каким училась. Она видела в них залог своего будущего, который обещал ей свободу и власть.
Ранней весной стояли сильные холода, заморозившие почки слив на ветвях. Дни становились длинней, а вместе с ними росло и нетерпение Каэдэ. Непогода, свежий снег чуть не свели ее с ума. Ее разум неистовствовал, словно птица в клетке, однако она ни с кем не смела поделиться своими тревогами, даже с Шизукой.
Солнечными днями Каэдэ ходила на конюшню и наблюдала за Раку, когда Амано выводил лошадей свободно бегать по равнинам. Раку, казалось, часто смотрел на северо-восток, чуя резкий ветер.
– Скоро, – пообещала она. – Очень скоро мы отправимся в путь.
Наконец полная луна третьего месяца стала убывать, и с юга подул теплый ветер. Каэдэ проснулась под звуки капели, вода струилась с карнизов, текла по саду, сбегала к водопадам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33