Навес крыши украшали черепа коней, ветер свистел сквозь пустые глазницы. Каэдэ знала, что существует обычай таким странным способом защищать и успокаивать животных, но ныне мертвых оказалось больше, чем живых.
– Да, очень скоро нам понадобятся лошади, – сказала она. – Сколько у нас кобыл?
– Всего три.
– Можно купить еще до зимы?
Амано приуныл:
– Война, голод… нынешний год принес много бедствий для Ширакавы.
– Я хочу осмотреть имение, – заявила она. – Поехали вместе.
Раку поднял голову и навострил уши. Казалось, он всматривается и вслушивается. Жеребец радостно заржал, когда приблизилась Каэдэ, но продолжал глядеть вдаль.
– Полагаю, он скучает по хозяину, – отметил Амано. – Пусть это вас не беспокоит. Он приживется у нас и справится с тоской.
Каэдэ похлопала по светло-серой гриве. «Мне тоже его не хватает, – прошептала она. – Справимся ли мы с тоской?» Каэдэ почувствовала, как укрепляется связь между ней и конем.
Она провела в седле все утро, исследуя окрестности в компании Кондо и Амано. Спустя несколько Дней служанки со слезами радости на глазах встречали у дверей дома Шойи Киеси, первого вассала отца. Шойи был тяжело ранен в бою, и все полагали, что он умер. Он прекрасно знал имение, деревни и местных крестьян. Каэдэ сразу смекнула, что может почерпнуть от него множество важных сведений. Сначала Шойи посмеивался над ней, находя странным и забавным, что подобные вещи интересуют девушку, однако его удивило, как быстро она запоминает и схватывает суть дела. Он согласился обсуждать с ней хозяйственные проблемы. Каэдэ никогда не забывала, что Шойи не одобряет ее действий, и все же доверяла ему.
Отец почти не интересовался повседневными делами по управлению имением, и Каэдэ оставалось только сетовать на его легкомысленность и равнодушие. Он целыми днями читал и писал в своих комнатах. Каэдэ каждый вечер заходила в покои отца и терпеливо наблюдала за ним. Он часами вглядывался в сад, где без устали работали служанки, и молчал, лишь иногда бурча что-то себе под нос и жалуясь на судьбу.
Каэдэ умоляла отца поделиться своими знаниями:
– Относись ко мне, как к сыну.
Но он не воспринимал просьбы всерьез:
– Жена должна быть послушной и по возможности красивой. Мужчины не любят чересчур умных женщин.
– Никому не помешает толковый собеседник, – возражала Каэдэ.
– Мужчины не разговаривают с женами, они разговаривают друг с другом, – отвечал отец. – В любом случае, у тебя нет супруга. Ты нашла бы себе лучшее применение, если бы снова вышла замуж.
– Мне не выйти замуж, – убеждала она. – Поэтому я должна учиться. Все обязанности хозяина дома мне придется выполнять самой.
– Ты, несомненно, выйдешь замуж, – пресек разговор он. – Кто-нибудь устроит брак.
К счастью, сам отец и не думал заняться этим.
Она продолжала приходить каждый день, опускалась на колени, когда он готовил чернила и брал кисточки. Каэдэ наблюдала за каждым штрихом. Она умела читать и писать гладкой скорописью, которой обучали всех девочек, но отец использовал мужской почерк, и очертания иероглифов напоминали прочные и непреодолимые тюремные решетки.
Каэдэ терпеливо наблюдала, и наступил день, когда он дал ей в руки кисть и велел написать иероглифы для слов «мужчина», «женщина» и «ребенок».
Каэдэ была от природы левшой и взяла кисть в левую руку, но, заметив, как нахмурился отец, переложила ее в правую. В результате пришлось прилагать больше усилий. Она писала смело, копируя движения кисти отца. Он долго смотрел на ее произведение.
– Ты пишешь как мужчина, – сделал он вывод.
– Представь, что я и есть мужчина. – Каэдэ почувствовала на себе его взгляд и подняла глаза.
Отец взирал на дочь, будто на незнакомку, чужеземную гостью, которая встревожила и одновременно очаровала его.
– Любопытно проверить, – сказал он, – способны ли девушки к учебе. Ведь у меня нет и уже не будет сына…
Господин Ширакава замолчал и устремил пустой взор вдаль. Впервые он упомянул, хоть и косвенно, о смерти жены.
С того момента он учил Каэдэ всему, что полагается знать образованному юноше. Аямэ отчаянно порицала затею, как почти все в доме, включая Шойи, но Каэдэ не обращала на них внимания. Она быстро впитывала знания, которые нередко приносили огорчение.
– Отец рассказывает мне, почему миром правят мужчины, – жаловалась она Шизуке. – Каждое писание, каждый закон утверждает и оправдывает их превосходство.
– Так устроен мир, – ответила Шизука.
Той ночью они лежали рядом и перешептывались. Аи, Хана и остальные женщины спали в соседней комнате. Ночь была спокойной и холодной.
– Не все так считают. Может, есть другие страны, где люди мыслят иначе. Даже здесь находятся такие, кто смеет думать по-другому. К примеру, госпожа Маруяма… – Голос Каэдэ стал еще тише. – Потаенные…
– Что ты знаешь о Потаенных? – рассмеялась Шизука.
– Ты сама рассказывала давно, когда только пришла в замок Ногучи. Потаенные верят, что Бог создал всех людей равными. Тогда я подумала, что и ты, и они, вероятно, сумасшедшие. Но теперь, когда я узнала, что даже Просветленный плохо отзывается о женщинах – по крайней мере так утверждают монахи и священники, – я уже сомневаюсь в своей правоте.
– Чего же ты хотела? – спросила Шизука. – Историю, священные тексты и даже стихи пишут мужчины. Нам не под силу изменить этот мир. Остается лишь научиться выживать в нем.
– Среди женщин тоже есть писатели, – возразила Каэдэ. – Я слышала несколько рассказов в замке Ногучи. Но отец запрещает мне их читать, они якобы совратят мой ум.
Иногда Каэдэ казалось, что отец специально подбирает такие сочинения, в которых авторы жестко оценивают женщин, хотя не исключено, что других просто нет. В особенности ей не нравился Кун-Фу-цзы, вызывавший неизменное восхищение отца. В тот вечер, когда прибыл гость, она как раз записывала мысли мудреца под диктовку.
Погода резко изменилась. Влажный воздух пропитался холодом. Над долинами повис туман, смешанный с дымом костров. В саду от влаги поникли тяжелые головки хризантем. Последние недели служанки шили зимнюю одежду, и Каэдэ с благодарностью приняла стеганое нижнее белье, которое теперь носила под платьем. Приходилось много сидеть и писать, а в холодной комнате быстро замерзали руки и ноги. Скоро придет время устанавливать жаровни… Каэдэ с тревогой ожидала наступления зимы, к холодам дом был еще не готов.
К двери подбежала Аямэ и с тревогой произнесла:
– Прибыл господин Фудзивара.
– Я оставлю вас, – сказала Каэдэ, положила кисточку и встала.
– Нет, не уходи. Соседу будет интересно познакомиться с тобой. Несомненно, он приехал узнать новости из Восточного Края.
Отец отворил дверь и вышел поприветствовать гостя. Он обернулся, позвал Каэдэ, а затем опустился на колени.
Двор был полон всадников и слуг. Господин Фудзивара выходил из паланкина, стоявшего рядом с большим плоским камнем. Насколько Каэдэ помнила, камень установили в саду именно для этой цели. Она надеялась, что гости догадались захватить с собой съестные припасы, но удивилась тому, что кто-то добровольно выбирает перемещение в паланкине. Вслед за отцом Каэдэ опустилась на колени. Один из слуг расстегнул сандалии господина Фудзивары, и тот ступил в дом.
Каэдэ успела взглянуть на него, прежде чем вежливо опустила глаза. Высокий и стройный, с правильными чертами бледного лица, гость производил приятное впечатление. Каэдэ обратила внимание на элегантную одежду, сшитую из изысканной ткани неброских цветов. От него исходил привлекательный аромат благовоний, свидетельствующий о смелости и оригинальности. Фудзивара грациозно ответил на поклон отца и произнес замысловатую приветственную фразу.
Гость прошел мимо недвижно сидевшей девушки, и она вновь ощутила исходящее от него благоухание.
– Моя старшая дочь, – непринужденно заметил отец, следуя за гостем внутрь. – Отори Каэдэ.
– Госпожа Отори? – переспросил Фудзивара. – Я хотел бы увидеть ее.
– Подойди к нам, дочь, – нетерпеливо позвал отец.
– Господин Фудзивара, – робко пробормотала Каэдэ.
– Она прекрасна, – отметил дворянин. – Разрешите познакомиться поближе.
Каэдэ подняла глаза и встретилась с ним взглядом.
– Прелесть.
В прищуренных оценивающих глазах светилось восхищение, а не вожделение. Это удивило Каэдэ, и она улыбнулась, едва заметно, но неосторожно. Он в равной степени изумился, и строгая линия губ смягчилась.
– Извините за нескромность, – сказал Фудзивара и перевел взгляд на принадлежности для письма и свитки. Любопытство взяло верх. Он удивленно поднял бровь: – Урок?
– Ничего особенного, – смущенно ответил господин Ширакава. – Девичья шалость. Вы сочтете меня потворствующим отцом.
– Напротив, я очарован. – Фудзивара поднял страницу с записями Каэдэ. – Вы позволите?
– Да, конечно, – сказал отец.
– Какой превосходный почерк. Трудно поверить, что он принадлежит девушке.
Каэдэ залилась румянцем. Слова гостя вновь напомнили, насколько дерзко лезть в мужские дела.
– Вам по душе Кун-Фу-цзы? – напрямую обратился к ней господин Фудзивара.
– Боюсь, мое отношение к нему противоречиво, – ответила она и смутилась еще сильнее. – На мой взгляд, Кун-Фу-цзы слишком строг.
– Дочка, – запротестовал отец, но губы Фудзивары вновь сложились в нечто похожее на улыбку.
– Древний мудрец не мог предвидеть, что вы с ним так близко познакомитесь, – беспечно отметил гость. – Полагаю, вы недавно приехали из Инуямы. Должен признаться, мой визит отчасти связан с желанием узнать новости о последних событиях.
– Я приехала около месяца назад, – поправила Каэдэ. – И не совсем из Инуямы, а из Тераямы, где похоронен господин Отори.
– Ваш муж? Я не знал. Приношу мои соболезнования.
Фудзивара окинул взглядом ее фигуру. Он все подмечает, подумала Каэдэ. Просто пожирает меня.
– Йода велел убить моего мужа, – тихо сказала она. – И в результате сам пал от руки Отори.
Фудзивара еще раз выразил искреннее сочувствие, а Каэдэ вкратце рассказала об Араи и о положении дел в Инуяме. За формально любезными фразами Каэдэ ощутила настоятельное желание услышать больше подробностей. Это несколько обеспокоило ее и в то же время пришлось по душе. Что бы она ни сказала, Фудзивара выражал неподдельное изумление. Девушке льстил такой откровенный интерес к ее особе.
– Изменник Араи когда-то присягал на верность Ногучи, – вмешался отец, вспомнив старую обиду. – После его предательства мне пришлось сражаться с кланом Сейшу на собственной территории, а некоторые из них – мои родственники. Меня обманули и задавили численно.
– Отец! – попыталась остановить его Каэдэ. – Господину Фудзиваре это не интересно, и чем реже мы будем вспоминать о позоре, тем лучше.
Гость попытался разрядить обстановку:
– Насколько мне известно, господин Ширакава был ранен в бою.
– Меня слегка задело, – ответил он. – Я призывал смерть и хотел покончить с жизнью, но дочери не отпускают меня.
Каэдэ не могла больше слышать жалоб отца. К счастью, разговор прервала Аямэ. Служанка принесла чай и небольшие кусочки сладкой бобовой халвы. Каэдэ подала угощенье и удалилась, чтобы не мешать беседе. Фудзивара проводил ее взглядом. Каэдэ надеялась, что сможет перемолвиться с ним словом без присутствия отца.
Она не решалась назначить встречу сама, но надеялась отыскать способ осуществить свое желание. Несколькими днями позже отец сказал, что пришло послание от господина Фудзивары, который приглашает Каэдэ погостить и осмотреть его коллекцию картин и сокровищ.
– Тебе удалось заинтересовать Фудзивару, – сказал он не без удивления.
Довольная, хотя и встревоженная, Каэдэ передала через Шизуку распоряжение Амано седлать Раку и сопровождать ее в резиденцию господина Фудзивары, находящуюся на расстоянии часа езды.
– Вы должны ехать в паланкине, – настойчиво посоветовала Шизука.
– Почему?
– Господин Фудзивара служил при дворе. Он человек благородных кровей, а вы собираетесь явиться к нему верхом на коне, словно бравый вояка. – Шизука старалась выглядеть очень серьезной, потом не выдержала и рассмеялась: – Если бы вы были юношей и прискакали на Раку, он бы вас никуда не отпустил! Однако вам необходимо произвести хорошее впечатление. Женщина должна подать себя правильно. – Шизука с сомнением посмотрела на Каэдэ. – Боюсь, вы покажетесь ему слишком высокой.
– Господин Фудзивара признался, что считает меня красивой, – обиженно ответила Каэдэ.
– Нужно стремиться к тому, чтобы мужчина находил вас безупречной вроде старинной керамики или картины Сэссю. Тогда он постарается заполучить вас в свою коллекцию.
– Я не хочу быть частью чьей-то коллекции, – воскликнула Каэдэ.
– А чего вы хотите? – отбросив шутки, спросила Шизука.
– Я хочу возродить мои земли и получить то, что принадлежит мне по праву, – таким же тоном произнесла Каэдэ. – Для этого нужно добиться всей полноты власти.
– В одиночку с такой задачей не справиться, – ответила Шизука. – Хорошо бы привлечь в союзники господина Фудзивару, но вам необходимо показать себя с лучшей стороны. Пошлите гонца, пусть передаст, что вам приснился дурной сон, и нынешний день не благоприятствует визитам. Пообещайте приехать послезавтра. Мы выиграем время.
Гонец отправился в дорогу, а Каэдэ отдала себя в распоряжение Шизуки. Первым делом Шизука вымыла девушке волосы, выщипала брови, очистила кожу лица с помощью отрубей, умастила тело благовониями и сполоснула снова. Затем она просмотрела все платья в доме и выбрала из гардероба покойной матери нарядное облачение, хотя и не новое, но пошитое из качественной ткани. Цвета одежды – серый, как на голубином крыле, и розовый, как у клевера, – подчеркивали мрамор кожи Каэдэ и иссиня-черные блики на волосах.
– Вы, конечно, достаточно хороши, чтобы привлечь внимание господина Фудзивары, – отметила Шизука. – Но важно еще и заинтриговать его. Не рассказывайте слишком много. Полагаю, он относится к тому типу мужчин, которые питают слабость к тайнам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33