О, лучше вообще никого никогда не любить! Не полюби она тогда Дэна, она не сидела бы сейчас на скамейке в этом парке среди голубей, шума городского транспорта и равнодушных прохожих. Если бы она не была так сильно ранена… И она ясно увидела в этот момент свои стиснутые на коленях руки с вздувшимися от напряжения темно-синими жилами…
Наступило лето. Раскинувшийся под раскаленным бронзовым небосводом огромный город задыхался от невероятной жары. Ночью многие предпочитали спать на воздухе, спасаясь от москитов с помощью зажженных свеч из цитронеллы. Иногда, облокачиваясь на подоконник, Хенни видела засиживающихся допоздна людей, часто застывшую на крыльце одинокую фигуры мужчины или женщины, взгляд которых был устремлен во тьму.
Время от времени, под вечер, она отправлялась прокатиться на автобусе, идущем по Пятой авеню. За Гудзоном, в темном Палисейд-парк, сверкало несколько огней и ты легко мог представить себе, какой там влажный, насыщенный ароматами деревьев воздух. Она доезжала на автобусе до конечной остановки, а потом, на нем же, ехала назад.
Когда она возвращалась, стояла уже ночь; юные парочки обнимались, деля на двоих шарф или свитер; вокруг них явно не витала аура одиночества. Что они знали?! Она смотрела на них с жалостью и презрением. Лучше им не заглядывать в будущее и не строить никаких планов! Нередко ее охватывало желание протянуть руку и коснуться плеча сидевшей впереди девушки, головка которой так доверчиво покоилась на плече мужчины… протянуть руку и сказать… сказать что?
Однажды вечером, возвратившись домой с очередной прогулки, она застала там поджидавшего ее брата.
– Какая жара, – произнес он, обмахиваясь газетой, как веером.
Судя по его высокому крахмальному воротничку и канотье, на которое он сменил свой обычный черный котелок, так как день памяти погибших в войнах был позади и наступило лето, он явился к ней прямо из конторы.
– Какая жара! – повторил он. – Ты выглядишь измученной, Хенни.
– Со мной все в порядке, – у нее не было никакого желания выслушивать слова сочувствия. – Я только что проехалась на автобусе. А почему ты не за городом?
– Мы едем в пятницу, как только у Мег закончатся занятия в школе. Хенни, сколько это еще будет продолжаться? Мы все о тебе очень тревожимся.
– Пожалуйста, не тревожьтесь. Я сказала тебе, со мной все в порядке.
– Ты собираешься подавать на развод?
– Для этого нет никаких оснований. И потом, мне совсем не хочется этим заниматься.
– Тогда, может быть, вы в будущем вновь сойдетесь?
– Нет. Для меня пути назад нет. Альфи прищелкнул языком.
– Могу с уверенностью сказать лишь то, что я совсем ничего не понимаю! Хотел бы я знать, в чем тут дело! Тогда, по крайней мере, я мог бы попытаться помирить вас с Дэном, – на лице его появилось расстроенное выражение. – Никто ни с кем больше ни о чем не говорит. Эта ваша старая ссора с Флоренс, кому все это нужно? Почему мы с Эмили никогда ни с кем не ссоримся?!
– Как Эмили? Как Мег?
– У Эмили все прекрасно. Она занята сейчас упаковкой летних вещей. А Мег… Мег стала прямо-таки гордостью школы. В этом она явно пошла не в меня.
Хенни невольно улыбнулась.
– Да уж. Передай ей от меня привет и самые добрые пожелания. Я так давно ее не видела. Да и всех остальных тоже, – она вздохнула.
– А я что говорю! Поэтому-то я и пришел. Нам бы хотелось, чтобы ты пожила у нас хотя бы с неделю. Отдохнешь немного, расслабишься. Возьми с собой, разумеется, и Лию с ребенком. Всем вам это принесет только пользу.
Окунуться во все это безмятежное веселье? Гулять по окрестностям, любоваться новым жеребенком, играть в крокет и проводить долгие часы за столом… Она покачала головой.
– И все же я настаиваю, – сказал Альфи. – Приезжай Четвертого июля. Уверен, тебе никогда еще не доводилось видеть такого красочного уличного шествия, как у нас в этот день. Народу на этот раз соберется немного. Я, конечно, приглашу маму. Потом, будет кузен Эмили Хью Тейер, профессор английского языка и литературы. Он вдовец, его жена умерла несколько лет назад. Мы всегда приглашаем его в этот день. Приедет также Бен Маркус, молодой адвокат. Он не из моей обычной конторы адвокатов, но я заключил с его помощью несколько удачных сделок, касающихся недвижимости, и мы подружились. Я также хочу, чтобы он присмотрелся к одному участку в наших окрестностях, – Альфи говорил с жаром, явно пытаясь увлечь ее и помешать ей вновь отказаться. – Очень порядочный молодой человек. У него язва желудка, или была когда-то, и в армию его не взяли. Думаю, он немного стыдится этого. Итак, решено, четвертого. Я отвезу вас туда на машине, так что вам не придется тащиться на поезде со всеми вашими вещами.
– Какой роскошный автомобиль! – воскликнула Лия. – «Пирс-Эрроуз», я не ошибаюсь?
Ее восхищало все, и ее великолепный новый пыльник, и ее очки, и ее вуалетка, плотно закрепленная против ударов бьющего в лицо ветра. Она едва могла усидеть на месте, продолжая, к раздражению Анжелики, поминутно вертеться, чтобы показать что-то Хэнку, зажатому между ней и Хенни.
– Хэнк, смотри, ты видишь эти защелки? – она показала ему, как работают целлулоидные шторки от дождя. – Раз, и ты закрываешь их, и тебе никакой дождь не страшен!
Автомобиль въехал на паром. Внизу, под палубой, заурчали двигатели, и паром начал медленно двигаться через Гудзон. Впереди лежало побережье Джерси, слегка изогнутое, как спина черепахи, и так же покрытое коричневыми и желтовато-зелеными пятнами. Альфи с Беном Маркусом вышли из автомобиля и прошли вперед, на нос парома.
– Я тоже выхожу, – заявила Лия.
– При таком-то ветре? – подала голос Анжелика. – Посмотри только, как он треплет их одежду!
– Ерунда, мне это даже нравится, – сказала Лия, вылезая наружу.
– Оставь тогда Хэнка здесь, с нами. Опасно ему стоять у перил. – И когда Лия уже не могла ее слышать, она пожаловалась Хенни: – Эта девушка не может побыть спокойной и двух минут кряду.
Они видели, как она подошла к мужчинам, которые тут же раздвинулись, освобождая ей место между собой; ветер взметнул ее узкую юбку в месте разреза и на мгновение показалось обтянутое шелком стройное бедро.
– Он уже положил на нее глаз, – проворчала Анжелика.
– Мама! Надеюсь, ты не имеешь в виду этого молодого человека?
– Наоборот. Его-то я и имею в виду. Он похож на лису, сразу видно, что он хитрец.
– Да, – согласилась Хенни, – в нем есть что-то лисье.
У Бена Маркуса было узкое худое лицо, светло-рыжие волосы и такого же цвета брови и ресницы; взгляд его был острым, но не лишенным приятности; в глубине глаз у него всегда таилась смешинка.
Анжелика нахмурилась.
– Она все же замужняя женщина. По крайней мере, ей не следует его поощрять.
– Но что такого она сделала? Я довольна, что вижу ее сейчас такой радостной, такой веселой. Пусть она хотя бы ненадолго отвлечется от тягостных мыслей.
Мама явно сгорает от любопытства, подумала Хенни; как она, вероятно, была бы шокирована, скажи я ей, что она ужасно любопытна.
– Ты всегда думаешь о Лии дурно. Посмотри на нее сейчас, посмотри и постарайся увидеть в ней просто хорошенькую молодую женщину.
Повернувшись спиной к приближающемуся берегу и прислонясь к поручням, Лия, слегка жестикулируя, оживленно о чем-то рассказывала, вероятно, о чем-то смешном, так как оба мужчины смеялись.
– Я всегда говорила тебе, – заметила резко Анжелика, – что не считаю ее хорошенькой. Эффектной, да. Привлекающей внимание, да, даже очень.
Небо над Джерси казалось необъятным. Огромные кучевые облака плыли по нему на запад, вслед за машиной, над небольшими речушками и городками, похожими друг на друга, как две капли воды.
Через час с небольшим они подъехали к главному городу округа. Дорога расширилась; огромные вязы по обе ее стороны, сплетясь ветвями, образовали над головой темно-зеленый свод. На смену фермам пришли частные поместья; за чугунной решеткой ворот и рядами аккуратно подстриженных кустов виднелись дворы и конюшни, теплицы и оранжереи.
Лия продолжала вертеть головой.
– Этот, справа от нас, был задуман как маленький Хэмптон-Корт. Пол говорил нам, я. помню. И… дядя Альфи, вон тот, на холме, он ведь принадлежит Роуэллу Эвансу, не так ли?
Бен повернулся на сиденьи, чтобы посмотреть.
– Эвансу? Железнодорожному магнату? Альфи кивнул.
– Да. Он выращивает здесь элитных коров гернзейской породы.
В центре города находилась квадратная площадь восемнадцатого века; вокруг нее располагались небольшие процветающие магазинчики, в которых, как они могли видеть проезжая мимо, шла бойкая послеполуденная торговля.
На полпути к вершине крутого холма им встретился пустой автомобиль. Владелец ушел, оставив на подножке открытый ящик с инструментами; рядом на траве валялись куски рваной покрышки, обод и складная лопатка.
– «Уинстон», – заметила Лия. Альфи ее услышал.
– Откуда, черт возьми, это тебе известно? Ты знаешь эту модель, Бен?
– Я не разбираюсь в машинах, – ответил Бен. – Когда живешь в Нью-Йорке, они тебе, по существу, не нужны.
– Да, конечно, но мне они нравятся, – заявила Лия.
– Не повезло бедняге, кто бы он ни был, – вздохнул Альфи. – Четыре спустивших колеса! На таком крутом подъеме и одного было бы более чем достаточно!
– Он спускался, – подала голос Анжелика.
– Нет, – возразила Лия, – он ехал наверх. Вы же видите, это настоящий антиквариат. В этих старых моделях бензин поступает в карбюратор самотеком, он не потечет на таком крутом подъеме. Поэтому-то водитель и поднимался задом.
Бен не мог скрыть своего удивления.
– Откуда вам известны подобные вещи?
– Мой кузен Пол как-то говорил мне об этом.
– Черт возьми! – воскликнул Альфи. – Да у тебя память, как у слона, Лия. – И повернувшись к Бену, он добавил: – Как тебе наша малышка? Вот это женщина!
Праздничное уличное шествие оказалось именно таким, как обещал им Альфи. Здесь был не только весь город, но и жители окрестностей. Мимо них проплыли влекомые лошадьми низкие платформы с минитменами и Джорджем Вашингтоном, Бетси Росс и Патриком Генри. Прошли маршем около десятка крепких еще стариков в форме северян. Проехал украшенный флажками и лентами автомобиль, в котором сидел Дядя Сэм с седыми бакенбардами и в цилиндре; мисс Свобода в красно-бело-синем одеянии держала в высоко поднятых руках плакат с призывом покупать облигации Свободы. Спицы колес украшали маргаритки, маки и подсолнухи, а сверху на участников парада и зрителей лился поток золотого света. Вокруг царила праздничная атмосфера всеобщего ликования.
Как же все это далеко от того, что происходит в окопах, подумала Хенни, и на мгновение внутри у нее похолодело, словно она глотнула ледяной воды.
Рядом с ней на плечах Бена Маркуса восседал Хэнк. Мужчина и маленький мальчик потянулись друг к другу с первой же встречи. Ну, конечно же! Ребенку нужен был отец, он скучал по нему; интересно, удивляло ли его, что с ним рядом не было больше Дэна, обычно читавшего ему перед сном книжку или составлявшего ему компанию по утрам, когда он ел кашу?
– Вы думаете о своем сыне?
Мягкий голос принадлежал Хью Тейеру, который стоял по другую сторону от нее.
– Да, в какой-то степени, – ответила она.
– Блеск и сверкание, грохот барабанов и гип-гип-ура. И все же, полагаю, это нужно.
– Да, согласна.
– У вас только один сын?
– К моему сожалению.
– У меня вообще нет детей и моя жена умерла. Иногда мне кажется, что одиночество – это болезнь.
– Ну, что же, такое определение ничем не хуже остальных.
– Вы расстались с мужем? Эмили упомянула что-то вскользь об этом.
В этом была вся Эмили.
– Да, – ответила Хенни коротко, – мы расстались.
Она не почувствовала себя оскорбленной его замечанием, что несомненно бы произошло, задай ей такой личный вопрос кто-нибудь другой. Вероятно потому, мелькнула у нее мысль, что он необычайно учтив и тактичен, истинный кузен Эмили. При первом же взгляде на него она, внутренне усмехнувшись, подумала, что этот худой и слегка сутулящийся человек в добротном твидовом пиджаке полностью соответствует общепринятому мнению о том, каким должен быть профессор. Его густые волосы, слегка посеребренные сединой и явно нуждающиеся в стрижке, обрамляли лицо, такое же спокойное и невозмутимое, как у Эмили.
– Вас это шокировало? – спросила она. Тейер улыбнулся.
– Нет-нет, нисколько. Все это мораль средних классов.
Хенни внутренне улыбнулась. Он был слишком воспитан, чтобы дойти дальше намека и заявить вслух: я… мы все принадлежим к высшему классу. Дэну он несомненно не понравился бы, подумала она, однако сама она находила его симпатичным.
– Вы не хотели бы пройтись обратно пешком? – спросил он ее, когда последние участники парада миновали здание пожарного депо и начали расходиться. – В такой чудесный день хорошо прогуляться.
– С удовольствием, – ответила она, и тут же Мег заявила, что она тоже пойдет с ними.
– К вечеру несомненно польет дождь, – предупредил их Альфи. – Посмотрите только на эти черные тучи.
– До грозы еще несколько часов, мы будем дома задолго до того, как она разразится, – уверил его Тейер.
Итак, во главе с Мег они отправились домой пешком, тогда как остальные поехали на машине.
– Мы перейдем на другую сторону центральной улицы и пойдем вон по той тропе, – сказала Мег. – Так мы выйдем к нашему дому сзади и я смогу показать вам тот участок в сто акров, который папа только что купил.
Следуя за Мег, дававшей объяснения, они прошли через поля и вступили на территорию сада. Аккуратные ряды цветущей клубники соседствовали с изящными молодыми побегами спаржи; слева рос виноград, справа малина.
Хенни остановилась; ей внезапно показалось, что воздух стал совершенно неподвижен.
– Вы чувствуете, как тихо вдруг стало? – прошептала она.
Тейер поднял глаза к небу.
– Боюсь, это затишье перед грозой. Похоже, я ошибся в своих предположениях.
Небо стало свинцовым. Неизвестно откуда наплыли огромные тучи; с каждой минутой еще остающийся чистым кусок яркого голубого неба становился все меньше и меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65