Дэн пожал плечами.
– Пол преувеличил. Я не взволнован, потому что пока сам не представляю, что из этого получится. – Он заерзал на стуле. Его глаза широко раскрылись, в них появилось выражение, противоречащее его словам. – Весь вопрос в усилении, а с электронной лампой на трех электродах можно добиться эффекта… – он замолчал – Подожди-ка. Я надеюсь, ты не вбил себе в голову дурацкую идею втянуть меня в какой-нибудь проект Уолтера Вернера.
– Ничего подобного, Дэн, – в тревоге воскликнул Альфи, – как ты мог такое подумать?
– Ты только что его упомянул.
– Никакого Уолтерова проекта. Я только сказал, что от него случайно услышал об этой группе. Совершенно случайно, уверяю тебя. Уолтер просто сказал что-то вскользь об этих людях. И я задумался. Ты знаешь, я люблю заводить знакомства. И я надеюсь, ты знаешь также, что я ни за что не поставлю тебя в неловкое положение, Дэн, – в голосе Альфи прозвучал упрек.
– Я знаю, у тебя добрые намерения, Альфи. Альфи вернулся к теме разговора.
– Так вот, как я сказал, у этих людей есть деньги и они способны мыслить категориями завтрашнего дня. Наступил век электричества и это открывает целый ряд возможностей. Они хотят, опередив остальных, наладить контакты с исследователями твоего типа, закупить патенты на их изобретения и, имея патенты в своей собственности, подождать и посмотреть, каким образом их можно будет выгоднее использовать. Такая вот идея.
Дэн спокойно ответил:
– Я одиночка, Альфи. Я ценю твои добрые намерения, но работать в коллективе я не могу. Не могу и все.
– Да тебе и не придется этого делать. Все останется так же, как сейчас. Просто возьми патенты на свои изобретения, на эту лампу, к примеру, и передай их этим людям, естественно, оформив это юридически. Если они найдут применение твоему изобретению или продадут его кому-то, ты получишь часть прибыли. Если ничего не выйдет, что ж, ты ничего не потеряешь.
Альфи хотел, чтобы все были «устроены», как он говорил. Благодаря его щедрости, Анжелика, овдовев, переехала в небольшую солнечную квартиру неподалеку от Центрального парка. Он нанял для нее служанку, польскую девушку с развитым материнским инстинктом. Девушка заботилась об Анжелике, как если бы та была совсем беспомощной; пекла ей на завтрак свежий хлеб, ухаживала за ней во время приступов головной боли. Альфи всем стремился сделать добро.
– И, конечно же, я для начала добьюсь, чтобы тебе выплатили аванс. Тысяч пять-шесть. Я обязательно настою на этом.
– Не думаю, что мое изобретение столько стоит.
– Ничего нельзя предугадать. Бьюсь об заклад, пять тысяч тебе заплатят, и ты сможешь купить приличный дом.
– Мне не нужен дом. Нам и в теперешнем удобно.
– Ну, хорошо, дом тебе не нужен, но возьми пять тысяч, – настаивал Альфи. – Чего воротить нос от таких денег?
С минуту Дэн молчал, уставившись на свои руки; повернул их ладонями вверх, вытянул пальцы. Затем поднял глаза.
– Альфи, некоторые вещи трудно объяснить. Ты помнишь своего дядю Дэвида? Тебе, может, неизвестно, но задолго до того, как он начал сдавать и его поместили в дом для престарелых, я часто и подолгу с ним беседовал, и он многое рассказал мне о себе. Ты знал, что он ввел новую методику перевязок и новое средство для дезинфекции ран? Он не заработал на этом ни цента. Не захотел. Некоторые назвали бы его дураком, но сам он так не считал, и я тоже. Я хочу сказать, что если из моей возни в лаборатории выйдет какой-то толк, если я изобрету что-то, что сделает жизнь людей легче, чище, безопаснее, я отдам это изобретение задаром. Мне всего хватает. У меня есть все, что мне нужно.
Наступило молчание. Никто не смотрел друг другу в глаза. Потом Альфи встал.
– Хорошо, Дэн. Попытка не пытка, я свое предложение сделал, а ты смотри. Передумаешь, дай мне знать.
Он не понимает, подумала Хенни, никто из них не понимает, будто Дэн говорит на турецком или китайском.
Дэн без восторга принял приглашение провести у Альфи уик-энд. Он не любил отрываться от работы в лаборатории в единственные по-настоящему свободные дни. Но Хенни была рада, что приехала. Ее, городскую жительницу, часто тянуло на природу. Сейчас она с удовольствием смотрела на нежные светло-зеленые листочки нового лесного наряда, вслушивалась в тихое жужжание одинокой пчелы, разбуженной неожиданным теплом апрельского дня. За грязной дорогой тянулось шоколадного цвета поле. На дальнем его конце мужчина шел за лошадью с плугом. И человек, и животное двигались неторопливо, в каком-то сонном ритме, но не останавливались ни на минуту.
Хенни уселась поудобнее на большом камне и посмотрела в другом направлении. Мяч низко летал над сеткой справа налево, слева направо, удары ракеток по мячу звучали с ритмичностью метронома. Они хорошо играли. Девушки грациозно бегали по корту, придерживая юбки левой рукой.
Нельзя было не удивляться тому, как быстро освоила теннис Лия. Она все постигала быстро. В свои пятнадцать лет ростом она уже сравнялась с Хенни. Она была живой и, как часто говорила ей Хенни, любопытной, как обезьянка. Что-то от обезьянки было в ее курносом с круглыми глазами лице; а еще оно всегда светилось радостью, и люди оборачивались ей вслед и сами невольно начинали улыбаться.
– Хороший удар, Лия, – крикнула Мими.
Хенни повернула голову на звонкий голос, раздавшийся по другую сторону сетки. Приятная девушка Мими, такая спокойная. Все в ней безупречно – ее крахмальное снежной белизны платье для тенниса, ее разговорный французский, ее манеры. И при этом ей чужды надменность и высокомерие, чего не скажешь о большинстве девушек, воспитывавшихся так же, как Мими. Да, приятная девушка. Только вот Хенни никак не удавалось сойтись с ней поближе. Но может это изменится, когда они с Полом поженятся.
А в том, что они поженятся, Хенни не сомневалась. Это будет только естественно. Давным-давно можно было предсказать, что дело идет к этому. Сейчас Мими стала почти полноправным членом семьи Вернеров.
Вот они прошли по корту, меняясь местами: Фредди и Лия против Пола и Мими. У Мими с Полом было что-то общее: оба прямые, подтянутые. В обоих с первого взгляда угадывалось то, что старшее поколение и снобы называют «породой». Что за абсурдное слово. Ведь речь же в конце концов шла не о скоте. Но каким бы словом ни называть это нечто, оно, без сомнения, имело место. Может, это было присущее им сознание того, что они всегда и везде, не только в теннисе, будут победителями. С легкой завистью Хенни подумала о Флоренс, рожденной побеждать. Она так давно не видела Флоренс…
Таким, как Фредди и Лия, приходится делать усилия. Лия поняла это и старалась изо всех сил, а вот Фредди скорее всего этого не сознавал.
Фредди, наивная душа. Он шел чуть позади Лии, которой не терпелось снова начать игру. А Фредди уже устал, поняла Хенни; устал не физически, просто ему надоело и хотелось заняться чем-нибудь другим – читать или играть на рояле или вообще ничего не делать. Но из-за остальных ему придется продолжить игру. В этом смысле общение с ними было ему полезно. Пол всегда хорошо влиял на Фредди, а теперь и Лия тоже.
– Хенни, ты не заснула? – услышала она позади себя голос Анжелики. – Я ходила на прогулку с Эмили и Маргареттой; такая милая девочка, но слишком застенчивая. Удивляюсь, как они этого не замечают. Тебе следовало бы пойти с нами, хорошая разминка. Иначе зачем выезжать за город? – Анжелика умела говорить тоном приказа и упрека одновременно.
– Мне нравится наслаждаться природой таким образом, – миролюбиво сказала Хенни. – В Нью-Йорке не замечаешь приближения весны.
– Живи ты рядом с парком, ты бы могла наслаждаться природой сколько душе угодно. Я гуляю в парке каждый день. Мы с Флоренс часто встречаемся у озера или у «Шип Медоу». Но в твоем районе это, конечно, невозможно.
Было бы возможно, если бы твой муж лучше тебя обеспечивал.
На это Хенни ничего не ответила. Многие их разговоры были похожи на этот – наскоки, увертки, недомолвки и никакого настоящего взаимопонимания. Хорошо, что Анжелика перебралась в другую часть города.
«Я знаю, ты смотришь на моего мужа сверху вниз, – размышляла Хенни, – потому что он не достиг успеха в твоем понимании. Но и папа не слишком преуспел».
На это ее мать наверняка ответила бы: нелепое сравнение. Твой отец отдал четыре года жизни войне, которую мы проиграли. Он вернулся с войны тридцатилетним мужчиной, вернулся к полной разрухе, а потом ему пришлось уехать в Нью-Йорк и начать все сначала. Это был жестокий удар.
Но в Хенни не было гнева. Все эти презренные разговоры о деньгах, стоило ли обращать на них внимание. Странно, но когда о деньгах говорил Альфи, Хенни это совсем не трогало. Правда, Альфи не делал никаких намеков в адрес Дэна. Со своей тягой к приобретательству Альфи был похож на ребенка в магазине игрушек. Он ни перед кем не оправдывался и, даже не разделяя его взглядов, нельзя было презирать его. Он был таким добродушным, так заразительно смеялся, был так доволен своими удобствами, своими подарками, своим гостеприимством, что вам невольно хотелось разделить с ним его удовольствие.
Хенни подвинулась.
– Садись, мама. Камень удобный.
– Нет, я испачкаю платье.
Анжелика стояла совершенно прямо, заслоняя рукой глаза от солнца. Она выглядит как патрицианка, подумала Хенни, взглянув на Нее. Все еще твердая линия подбородка образовывала острый угол; голову она держала высоко поднятой; может показаться, будто она все презирает, мелькнула у Хенни мысль, и она хихикнула.
– Над чем ты смеешься? – с подозрением спросила Анжелика.
– Ни над чем. Мне приятно смотреть, как они играют.
Анжелика оглянулась на корт.
– Они прекрасно подходят друг другу, – заметила она.
Хенни чуть было не спросила: кто? Это был бы глупый вопрос.
– Да, правда.
Анжелика слегка улыбнулась. Хенни, часто созерцавшая эту отсутствующую улыбку, спросила себя, действительно ли ее мать видит молодых людей на корте или ей представляется «Во Хардин», а на месте дорожки к новому хлеву Альфи – излучина Миссисипи. Глупая женщина, говорил про нее Дэн, пережившая свое время. Она не злая. Все дело в том, что ее мир умер, а она все еще жива.
– Родители Мариан хотят подождать до ее совершеннолетия, – заговорила Анжелика. – Конечно, ни с той ни с другой стороны не было никаких обещаний, но, по-моему, это было решенным делом с момента окончания Полом аспирантуры. Что ж, это отличная партия для каждого из них.
– Прекрасный удар! – вновь донеслось с корта. На этот раз это воскликнул Пол. Он отсалютовал Лие ракеткой – Молодец, Лия!
Хенни посмотрела на мать. Вот видишь, говорил ее взгляд. Она тут же рассердилась на себя за то, что всегда ведет себя так, будто вымаливает похвалу для Лии.
– Ты портишь эту девочку, – сказала Анжелика.
– Может быть.
Ну и что? Я делаю для нее то, чего никто не делал для меня. Я хочу, чтобы она чувствовала, что она замечательная.
– А вообще, – добавила она, – я совсем ее не порчу. Она очень благодарна нам и не считает нашу заботу о ней чем-то само собой разумеющимся. Она ценит наше отношение и любит нас.
– Должна любить после всего, что вы для нее сделали.
– Она должна тебе нравиться, мама. Она куда больше соответствует твоему идеалу, чем я. У нее прекрасные манеры. Ты бы посмотрела. Наша соседка учит ее.
– Какая соседка?
– Та, что больна ревматизмом. Лия помогает ей, одевает, когда это необходимо, иногда готовит ужин. Женщина предложила платить ей, но Лия об этом и слышать не захотела. Тогда она стала отдавать деньги мне, а я кладу их в банк на имя Лии. У нее на счету уже около двухсот долларов.
– Что ж, это хорошо, действительно хорошо, – согласилась Анжелика. – Вижу, она сумела избавиться от привычек, приобретенных в гетто и ведет себя как положено. Должна признать, что говорит она безупречно.
– Лия умная девочка и она любит жизнь.
– Что она собирается делать после школы?
– Не знаю.
Забавно, подумала Хенни, вопрос о том, что будем «делать» после школы мы с сестрой, никогда не поднимался.
– По-моему, Фредди особенно хорошо к ней относится, – заметила Анжелика.
– А что в этом необычного? Ему пошло на пользу, что в доме появилась практически его сверстница. И она им восхищается. Ей нравится его утонченный вкус. Это возвышает его в собственных глазах, хотя он и прикидывается удивленным.
– Будем надеяться, что дело ограничится удивлением и восхищением.
– Мама, ну зачем ты так говоришь? – Хенни, нахмурившись, встала. – И какие у тебя основания?
– Ты думаешь, я делаю это из вредности. Нет, Хенни, вы совершаете большую ошибку, и я считаю своим долгом высказать свое мнение.
– Какую ошибку? Почему? Мы не первые, кто взял на воспитание ребенка.
– Я говорю не об этом. Что сделано, то сделано и ничего уже не переделаешь. Ты знаешь, о чем я думаю – вам следует согласиться, чтобы Пол заплатил за его обучение в Йеле и позволить Фредди уехать. Ясно, что Лию сейчас вы никуда отослать не сможете.
– Боже мой, зачем ее вообще надо куда-то отсылать?
– Ты же видишь, она без ума от Фредди и может и ему вскружить голову. – Анжелика поджала губы.
– Девочке пятнадцать лет.
– Вот именно. Мне было немногим больше, когда я вышла замуж. А она развита не по летам. Уверена, она знает больше, чем я в ее годы, да и ты тоже. Ты посмотри на нее. На ее походку, ее фигуру.
На ее грудь, хотела сказать мама. Округлость и упругость этой молодой груди не скрывали ни рубашка с оборками, ни свободная блузка. Мама почему-то видела в этом дерзкий вызов, а Хенни до глубины души трогали первые признаки расцветающей женственности, женственности, которая способна принести столько радости и которой так легко причинить боль. Да, Лия обещала стать сексуально притягательной женщиной.
– Хенни, ты никогда ничего не видишь, – в волнении Анжелика крутила свои старинные бриллиантовые кольца, доставшиеся ей от матери, которые она никогда не снимала. – Ты витаешь в облаках. Твоя голова забита борьбой за мир, правами женщин и Бог знает чем еще. Ты не видишь, что происходит у тебя под носом. Дэн тоже, но от него иного и ожидать нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65