Диана почувствовала легкий укор совести за то, что относится к сестре с холодком, но иного та не заслуживала.
Когда Том услышал шаги в соседнем с его темницей помещении, он возненавидел себя за то, что почувствовал облегчение и предвкушение. Вечером он провел долгие часы, пытаясь сокрушить оковы, но добился всего лишь появления нескольких вмятин на металле. Потом он ходил по своей камере, пока не устал, а затем завернулся в одеяло, чтобы уснуть. Его темница была слишком большой, чтобы хранить тепло жаровни, поэтому, когда он проснулся, ему пришлось подвигаться, чтобы согреться.
Наконец-то пришла эта женщина, В ожидании он напрягся. По-прежнему она была одна. Она принесла поднос, ведро воды и еще один наполненный чем-то мешок. Когда она опускала все это на пол – там, докуда он не мог бы дотянуться, – он снова наблюдал за ней. Она была в другом платье – простом, но не из грубой ткани, как у обычных служанок. Или это было процветающее хозяйство, или она была больше чем служанкой. Может быть, любовницей его таинственного похитителя? Но как может любовница выполнять чисто мужские функции обслуживания узника? Это представлялось маловероятным. Ее речь была правильной, но если ее с детства обучали для того, чтобы сделать из нее образцовую горничную, то это объяснимо.
– Как мне называть вас? – спросил Том.
Она уставилась на него так, будто совсем не ожидала услышать спокойный голос.
. – Если я буду кричать на вас, это мне не поможет, – добавил он. – И мне представляется глупым называть вас хозяйкой.
– Мне не дозволено назвать свое имя, – поколебавшись, сказала она.
– Похоже, ваш господин держит вас в большой строгости, хозяйка, – насмешливо произнес он. – Однако мне, его находящемуся в неведении узнику, не следует удивляться, Даже его слугам не позволено называть свои настоящие имена.
Она поджала губы и молчала.
Том решил, что чего-то добиться от нее он сможет единственным способом – завоевав ее симпатию, сделав так, чтобы ей было приятно находиться в его обществе. Больше он не будет кидаться на нее, как взбесившийся зверь. Он будет взывать к свойственным женщинам жалости и чувству вины.
Когда она поставила на пол поднос и подвинула его к нему, он усмехнулся и снова отправил его к ней.
– Хозяйка, вы знаете, я не доверяю вашему повелителю.
Стоя на коленях на холодном полу, она смотрела на него снизу вверх, и глаза у нее были безрадостные. Но я уверяю вас, что пища…
– Если бы речь шла только о вас, я бы поверил. Но я не могу.
Она вздохнула и сняла с подноса полотенце. Рядом с караваем хлеба на подносе лежало несколько яблок и большие куски сыра, еще были горшок с маслом и эль.
– Вы хотите, чтобы я надкусила каждое яблоко? – сухо спросила она.
– Достаточно, если вы просто разделите трапезу со мной. – Он расстелил одеяло и сел напротив нее, скрестив ноги. – Хотите подстелить одеяло?
Видя, что она колеблется, он достал еще одно одеяло и бросил ей. Она расстелила одеяло и села, грациозно поджав ноги. Им обоим было нетрудно дотянуться до подноса.
– Я делаю это только потому, что вы настаиваете, – строго сказала она.
– Разумеется. Вы не хотите, чтобы я голодал. Это благородно с вашей стороны.
Она надкусила яблоко, подняла бровь и бросила яблоко ему. Он поймал его и откусил от него в том же месте. Она нахмурилась, лицо ее приняло озадаченное выражение. Том понял, что обольстить ее легко не удастся. Она скорее всего не была ничьей любовницей. Ладно, он поищет другое средство. Пока он ел яблоко, она разломила каравай хлеба, намазала половину маслом, взяла кусок сыра и яблоко, после чего придвинула к нему поднос с остальной едой.
– Проголодались? – поинтересовался он.
– У меня не было времени поесть. Он намазал маслом свой хлеб.
– Ваш господин заставляет вас много работать.
– У женщины всегда много работы, милорд. Разве ваша мать не была всегда занята, или вы росли, ничего не замечая вокруг, как трава в поле?
Смех превратился в кашель, потому что хлеб застрял у него в горле.
– Теперь я буду знать, что вам свойственно своеобразное чувство юмора, – наконец произнес он улыбаясь.
Она изучающее смотрела на него.
– Вы сегодня слишком обходительны, милорд.
– Какой смысл вести себя по-другому? Ведь я так одинок.
– Я не могу составить вам общество здесь.
– Да я и не надеялся. – Он толкнул к ней поднос. – Вы забыли попробовать эль.
Она вздохнула, сделала большой глоток, снова отправила ему поднос, заскрежетавший по каменному полу темницы. Несколько минут они молча ели. Она откровенно изучающе смотрела на него, и в ее глазах он не заметил ни застенчивости, ни насмешки.
– Все еще раздумываете о моей матери? – спросил Том. – Воображаете, что она была ужасной особой, вырастившей непутевого сына. Раз ваш мудрый господин заключил меня в темницу, должно быть, я сделал что-то плохое.
– Я не знаю этого, милорд.
– Или, может быть, за мое освобождение потребуют выкуп?
– Речь не идет о деньгах.
– Ага, значит, хозяину не нужен выкуп. Но что же тогда?
Она покраснела, и он в первый раз заметил, что ее кожа не была такой белой, какой обычно бывает у леди; значит, она служанка, привычная к солнцу.
Она перестала есть яблоко.
– Я сказала слишком много, – прошептала она огорченно.
– Вы всего лишь сказали, что это не случайное похищение с целью потребовать денег. Я так и предполагал. Значит, между мной и вашим господином стоит что-то личное.
Она ничего не сказала, только с отсутствующим видом крутила в пальцах яблоко. Он нанес слишком сильный удар. К такому повороту разговора она не готова.
Когда она поднялась на ноги, он торопливо произнес:
– Подождите, вы еще не сказали мне, для чего это ведро.
Она подошла к ведру и подтолкнула его к нему.
– Здесь вода. Чтобы вы могли умыться.
– Какая забота! Это от Вас или от вашего господина?
Она по-прежнему молчала и отвернулась, но он успел заметить, как она покраснела. Пока она вынимала из принесенного мешка полотенца и мыло, он снял дублет. Она, не глядя, побросала его вещи, не догадываясь, что он раздевается. Он привлек ее внимание, сделав вид, что бросает ей кусок мыла. Она охнула и выставила руки, как если бы хотела поймать его. И в этот момент она взглянула на него, оставшегося в рубашке и шерстяных штанах. Он стянул через голову рубашку, ожидая ее реакции, надеясь, что всколыхнет в ней тщательно скрываемые женские чувства. Попытка – не пытка.
Глава 3
Диана смотрела на его обнаженную грудь и чувствовала, как лицо ее заливается краской. Каким самонадеянным надо быть, чтобы выставить себя напоказ перед ней! Или у него была другая цель? Может быть, он хотел сконфузить или унизить ее, чтобы она нечаянно сказала еще что-нибудь лишнее, больше того, что так глупо уже сорвалось с ее губ.
– Милорд, – холодно произнесла она, – я не из тех служанок, которые пожелали бы мыть вас.
Он усмехнулся:
– Мне это не приходило в голову. Уверяю вас, что вполне могу сам справиться с такой задачей. – Он намылил маленькую мочалку для лица и начал тереть ею грудь.
Да, здесь было на что посмотреть. Диана росла на арене для состязаний, и ей приходилось видеть немало мужчин, раздевающихся до пояса после утомительных тренировок. Но сейчас это выглядело как-то… иначе. Они были одни, – только факел рассеивал мрак подземелья, воздух которого был дымным и теплым от жаровни. Очертания его тела несколько размывались, отчего оно казалось еще безупречнее, со скульптурными мышцами, выдававшими его причастность к рыцарским искусствам.
Темные волосы, покрывавшие его грудь, треугольником спускались к плоскому животу, и она вознегодовала, поймав себя на том, как далеко завел ее взгляд. Штаны плотно обтягивали его широкие, плотные бедра всадника. Диану бросило в жар. Ей нужно уйти, разобраться в себе и перестать думать о нем, нельзя поддаваться его обаянию.
– Я уйду, чтобы не мешать вашему занятию, милорд, – сказала она, гордая тем, что сумела произнести это бесстрастным тоном, хотя в голове у нее все смешалось. Она никак не могла понять, почему он так странно действует на нее.
– Я не собирался прогонять вас отсюда, хозяйка. Она поморщилась, подумав, что ей стоило назвать ему вымышленное имя. Ей очень не нравилось, как подчеркнуто он величает ее хозяйкой, пусть это и соответствовало действительности. На этот раз он каким-то образом взял верх над ней, и ей надо было исправлять положение.
Она вышла в коридор и принесла оттуда два седельных вьюка, опустив их на пол рядом с дверью.
Он застыл на месте, улыбка исчезла с его губ.
– Это мои.
– Так и есть.
– Верните их мне… пожалуйста, – добавил он. Она уловила усилие, которое ему пришлось сделать, чтобы заставить голос звучать ровно. Она уже напоминала ему, что он здесь всего лишь беспомощный пленник. Чувство вины слилось у нее с безрассудным волнением, которое он, казалось, возбуждал в ней.
– Мой господин велел мне проверить, нет ли в них чего-либо, что можно было бы использовать как оружие.
– Он доверил вам обыскать их? – спросил он с нескрываемым сарказмом.
Она с досадой смотрела, как мыльная вода стекала с его груди на штаны, увлажняя их.
– Да, милорд.
– И не захотел сам обыскать вьюки… Интересно! Это было ошибкой. Она вызвала у него гнев. Зачем ей понадобилось раздражать его, обыскивая вьюки в его присутствии? Вчера она уже, конечно, проверила их содержимое к обнаружила богато украшенную одежду, приличествующую придворному. Должно быть, он ехал прямо из Лондона. Она помнила его в черном одеянии священника. Сколько лет прошло с тех пор?
– Я не знаю, что он делал с вашей поклажей, милорд, – спокойно сказала она. – Я только знаю, что буду чувствовать себя спокойнее, если еще раз все проверю, прежде чем передам ее вам.
Резкие движения, которыми он смочил полотенце и вытер мыло со своей груди, показали, насколько он зол. Ему, должно быть, очень холодно стоять раздетому с мокрой кожей. Отвернувшись, она вынула несколько предметов мужской одежды. Чулок оказалось множество, шелковых одноцветных и в полоску.
– Осторожнее обращайтесь с моим нижним бельем, – сказал он с ледяным весельем. – Оно очень тонкой работы.
Она не взглянула на него, чувствуя, что даже кончики ушей у нее стали красными. Она вынула еще один мешочек с деньгами, небольшое огниво для высекания огня в дороге и книгу стихов.
– Это подарок, – кратко сказал он.
«Для Сесили?» – гадала Диана. Находка свидетельствовала о его плохой информированности: Сесили мало интересовала литература. Ее сестра предпочитала драгоценности.
Но Диана не собиралась позволить Баннастеру приблизиться к сестре, так что это не имело значения.
– Теперь я могу получить свои вещи? – спросил он. Она побросала его имущество обратно в сумки и кинула их ему; он бросил их на свое ложе.
– Ваш гардероб не очень соответствует вашему нынешнему положению, – заметила она.
– Он имеет успех у женщин.
– Так вы ехали сюда в зимнюю стужу, чтобы увидеться с женщиной?
Он ничего не сказал, но, когда он развязал шнурки своих штанов и опустил их ниже талии, в его глазах тлело возмущение. Она увидела верх его нижних полотняных штанов, прикрывавших места, которые так или иначе характеризуют мужское достоинство.
– Вы хотите видеть меня таким? – вкрадчиво поинтересовался он. – Совершенно беззащитным?
Был миг, когда она хотела остаться, чтобы доказать ему, что его язвительные замечания не действуют на нее. А еще… ей захотелось дотронуться до него, до его обнаженной гладкой кожи, почувствовать ее под своими пальцами. Взять влажное полотенце и пройтись им по его…
Она повернулась и бежала, благодари Бога, что Том считает ее простой служанкой, которую должно было шокировать его поведение. Его смех эхом гремел среди каменных стен, почти причиняя боль ушам, пока она неловко возилась с замком, запирая дверь.
Оборвав нарочитый смех, Том торопливо закончил свой туалет, чувствуя, что превращается в кусок льда. Но увидеть ее реакцию на его почти обнаженное тело – это стоило того, чтобы померзнуть. Нет, она не была ничьей любовницей. Он шокировал ее, однако, может быть, сумел добиться того, что она увидела в нем мужчину, а не только пленника. У нее была власть над ним, но теперь он тоже знал, как влиять на нее. Он заметил затуманенный взгляд и почувствовал себя полностью удовлетворенным.
Но откуда она знает, что он ехал на север, чтобы встретиться с женщиной? Что еще она и ее господин знают о нем?
Диана добралась до своей спальни совершенно окоченевшая. Но она была рада мягко падавшим снежинкам – поднимала голову, чтобы они охладили ее горячее лицо, убрали краску со щек прежде, чем кто-нибудь увидит ее. Она вынула из сундука восковую табличку и стала сочинять послание в Лигу. Прошли годы с тех пор, как она последний раз пользовалась тайнописью, которой обучилась в Лиге, позволяющей замаскировать донесение в тексте невинного письма, адресованного якобы подруге. На восковой табличке она практиковалась, на ней можно было исправлять ошибки, а потом оставалось только переписать зашифрованное послание на пергаментную бумагу.
Целый час она потратила на первый абзац, пытаясь найти слова, из которых нельзя было сделать вывод, что она запаниковала, узнав о приезде Баннастера. Когда в дверь постучали, Диана почти почувствовала облегчение. Стерев с таблички написанное, которое без труда могла воспроизвести по памяти, она крикнула, что можно войти.
Вошли Мэри и Джоан, у обеих были встревоженные лица. Изнасилованная хозяином Джоан Кару, у которой не было родственников, хотела поселиться там, где никто бы не знал о ее прошлом. Широкоплечая и веселая женщина никогда не забывала о том, что покойный виконт не признавал своих незаконных детей. Она настояла, чтобы одной из ее обязанностей было присматривать за малышами, матери которых должны были работать, добывая себе пропитание.
– Что случилось? – спросила Диана, поднимаясь. Мэри и Джоан переглянулись.
Мэри объяснила:
– Появились люди лорда Баннастера, разыскивающие своего господина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33