Какой прогноз раскрываемости на квартал?Первый вопрос был не из простых. «Выходит, большое начальство уже знало о краже у Школьникова, – подумал Арсентьев. – Теперь Аносов будет одолевать звонками и требовать исчерпывающую информацию о результатах розыска». Второй вопрос поставил Арсентьева в затруднительное положение. Он почувствовал досаду и, не скрывая ее, проговорил:– Это зависит от того, как закончится месяц март. Жулики и хулиганы со мной свои планы не согласовывают.Аносов выразил неудовольствие и сказал внушительно, что пора бы научиться предвидеть итоги и сообразно этому строить работу подчиненного аппарата.– Мы с вами ведем разговор о конкретных фактах. У вас до сих пор нераскрытая кража. Значит, в работе не все в порядке. От потерпевшего поступают звонки, – пророкотал он. – Делайте выводы…Упрек был необоснованный. Судя по всему, Аносов привык, чтобы больше выслушивали его. Арсентьев сказал в трубку не колеблясь:– Не все преступления раскрываются с ходу. А что касается выводов, то я уже их сделал. Если о работе отделения судят по одной нераскрытой краже, которая совершена два дня назад, и еще по звонкам человека необъективного, то действительно где-то что-то не в порядке.– Что вы имеете в виду, товарищ Арсентьев? Мы недовольны…Обычно уравновешенный и покладистый, Арсентьев не сдержался:– Почему вы делите людей на «мы» и «вы»?На вопрос Аносов не ответил, но зато настойчиво порекомендовал активизировать оперативную работу, обеспечить дневной поиск в районе новостроек. Проговорил так, будто ничего важнее для него сейчас не было. Арсентьев шумно вздохнул.– У меня две трети территории под новостройками…На другом конце провода энергично гмыкнули.Потом было совещание и служебная подготовка с участковыми инспекторами. Около двенадцати начали звонить оперативники, работавшие на территории. Их короткие информации о проверке взятых под подозрение лиц стали вносить ясность в контрольные мероприятия. Дал знать о себе и Филаретов. Он сообщил, что по имеющимся у него данным кражу из квартиры Архипова совершил высокий, крепкого сложения мужчина, одетый в коричневую спортивную куртку. Такие же сведения были получены его сотрудниками и от жильцов, которые гуляли около дома в часы происшествия.– Сориентируй своих ребят о приметах, – попросил Филаретов. – Будем розыск вести сообща. Если получишь новые данные, дай знать без задержки.Звонок Филаретова конкретизировал поиск, давал хорошую основу для проведения целевых розыскных действий.В кабинет, позвякивая ключами, вошел Савин.– Привет сыщику! – бодро сказал Арсентьев, отрывая взгляд от бумаг на столе. – Чего хмурый?– Устал после ночи. Но все равно упущенное наверстаю, – ответил Савин. – Приеду домой и сразу под душ, потом чай с молоком, и буду спать до утра, – последнюю фразу проговорил так уверенно, что сомневаться в этом решении было нельзя.О том, что устал, Савин не преувеличил. Выглядел он утомленно.– Судя по виду, ты в отличной форме, – подбодрил его Арсентьев. – Придется чаще тебя брать в «ночное».Савин не принял шутки.– Не разыгрывай… Я и вправду замотался. Спросишь: почему? Допрос Пушкарева оказался гораздо сложнее, чем предполагал! А насчет «ночного» – в дальнейшем будешь обходиться без меня. Я не гладиатор, чтоб по три смены вкалывать.– Ничего, ты явление исключительное. Выдержишь! – Арсентьев, добродушно улыбаясь, похлопал его по плечу. – Потом не забывай: следователь, как и оперативник, должен быть стройным, подтянутым…– Самое главное – мудрым!Присев на край стола, Арсентьев спросил:– Ну, что у тебя там? Говори! Какие головоломки с парнем?– Вообще-то Пушкарев орешек не из трудных. Показания о краже дал сразу. Без утайки, – ответил Савин. – Эта задача, можно сказать, была решена за пять минут.– Браво, мастер! Ну а на чем же ты надорвался?– Понимаешь, когда допрос идет обычно – один упорно врет, а другой с еще большим упорством доказывает правду, – здесь все ясно. Стандартная ситуация. Но когда допрос по самым острым моментам проходит гладко, но при этом малозначительные обстоятельства и факты настойчиво отрицаются, то невольно спрашиваешь себя: что за этим кроется? Что происходит с задержанным? – Савин прервал рассказ и задумался. – Обычно такое бывает, – продолжал он уже с большей уверенностью, – когда за этим малозначительным стоит что-то серьезное. Вот я и разбирался…Арсентьев вышел из-за стола, походил по кабинету и, привалившись спиной к сейфу, спросил:– Ты не ошибся в парне? Что может быть за ним? Савин вспомнил весь ход допроса.– Понимаешь, Пушкарев производит хорошее впечатление. Я почувствовал это по его ответам, даже тону. Особенно когда стал давать показания… – Савин встал, линейкой ткнул в форточку. Поток прохладного воздуха сразу же раздул парусом золотистую штору. – Но почему о своих связях он ни слова. Вопросы о Тарголадзе принимал в штыки: не знаю, не видел, не помню. В чем дело? С каждым его ответом я все больше убеждался, что он скрывает. Пушкарев явно чего-то боится. Может, кого-то.Арсентьев слушал с интересом и изредка, словно поддакивая, кивал головой.– В этом ты видишь какие-то доказательства?– Никаких! Только улики поведения. Но чем больше думаю о них, тем больше прихожу к выводу, что мои вопросы о Тарголадзе попали в цель.В кабинете было по-прежнему душновато, судя по всему, в котельной работали с перевыполнением плана; батареи дышали жаром. Савин легким движением руки ослабил узел галстука.– А может, он просто волновался? – сказал Арсентьев. – Может, о своих связях не говорит потому, что боится огласки? Стыдно парню. Рассуди и по-другому. По сравнению с твоей у него была невыгодная позиция. Ему и маленький вопрос мог казаться больше Гималайских гор. Допрос не обычный разговор. Он записывается и подписывается. Ты же не новичок в следственной работе. Спрашивать и отвечать – не одно и то же. Состояние разное…– Конечно! Но допрос – тоже экзамен на честность. Вот где обнажается вся суть человека, совершившего преступление… Почему он скрывал Тарголадзе?– Не забывай и другого: нигде так не грешат против истины, как на допросе. – Арсентьев помолчал. – Ты вот что… Как вышел на свои маленькие вопросы? – поинтересовался он.Савин легко усмехнулся:– Старая хитрость. Ей тысяча лет. Проиграл то, что удалось получить при осмотре, выяснить у Тамары, работников гостиницы, потерпевшего… В общем использовал имеющуюся информацию, ну и импровизация небольшая. При таком материале это несложно.– Похоже, ты жестко допрашивал.– Наоборот! Мягко указал на нелогичность, на противоречия. Для пользы следствия это не возбраняется и не вредит делу.Арсентьев опять заходил по кабинету.– Что было дальше? Говори, не скрывай.– Мне нечего скрывать. Пушкарев в конце сказал, что на словах я гуманист, а на деле хочу еще одного человека посадить. Понимаешь, еще одного! Значит, знает кого и знает за что! Потом уже, в самом конце, спросил: что означает кочан гурийской капусты… Арсентьев остановился.– Стоп! – скомандовал он. – Вот это уже интересная деталь! Кочан капусты на языке дельцов – десять тысяч рублей. Похоже, у Тарголадзе длинные руки и большой аппетит.– Вот этого я и ждал от тебя! – сказал Савин. – Такие деньги могли бы пойти и на покупку краденых ценностей.– Не исключено.– Мы должны тщательно проверить Тарголадзе. Выяснить, что он за фрукт и чем занимается в Москве.– Ты гений, Савин. Очень дельная мысль, – усмехнулся Арсентьев. – Осталось уточнить, что означает «мы».Савин был настроен решительно.– «Мы» – это ты и я, – ответил он, не обращая внимания на усмешку. – Проверь его по своим каналам. Только надо срочно.– Надо, надо, – поддразнил Арсентьев. – Ох и хитрец! Хорошо. Я дам задание оперативникам. Они поработают. А ты заходи через час. Пообедаем вместе и обсудим. Но не задерживайся. Мне еще сегодня население принимать. ГЛАВА 13 «Запорожец» долго петлял по улицам, прежде чем припарковаться у стандартной девятиэтажки в районе новостроек. Через пять минут Робик уже поднимался в лифте. Он подошел к нужной двери со стеклянным глазком, но кнопку нажать не успел. Дверь открылась внезапно. В проеме, положив ладонь на косяк, стоял лобастый, высокий мужчина лет тридцати в белой фланелевой рубашке, за которой угадывалась широкая, крепкая грудь. Это был Сергей – он же Валет.– Проходи. – Валет посторонился, освобождая проход в коридор. – Не наследил?Робик посмотрел на лестницу, потом на кафельные плитки и несколько раз топнул ногами по зеленому резиновому коврику.– На улице снег пополам с дождем, – ответил он и зашмыгал по коврику опять.– Я не об этом. Хвоста не притащил? – Валет усмехнулся, показывая крупные белоснежные зубы.– Вот ты о чем! Не беспокойся. – Робик ответил намеренно суховато. Ему не нравилась манера Валета подтрунивать при удобном случае.– Ты на своей тачке или на такси?– На своей. Как догадался, что я на машине?– Шапка твоя сухая, а на улице изморозь, – ответил Валет. – Тебе бы, по моим подсчетам, давно пора на крупногабаритной разъезжать, а не в «Запорожце» кататься. Небось не помещаешься?Робик спросил с обидой:– Все чужое считаешь? Завидуешь?– А что? Ты деньги от меня гребешь лопатой. А завидовать чему? Тому, что тебе, жадному и богатому, меньше жить осталось? – насмешливо проговорил Валет и, пригладив черные с уже заметной проседью волосы, прошелся на кухню. Робик, повесив пальто, двинулся следом за ним. Он решил, что Валет неспроста сказал о своем «подсчете». Дал знать, что будет набивать цену вещам, за которыми просил приехать сегодня. Они сели за стол.– Это как понимать: «меньше жить осталось»? – спросил настороженно. Его полноватое лицо покрылось пятнами.– А ты стыдливый. Хохоталка-то красная стала, – взглянув на него, бесстрастно произнес Валет. – Насчет богатых – это в народе так говорят. Когда у человека денег полно, у него забот меньше. А какая жизнь без забот? Скукота! Интерес пропадает. Вот и у тебя с такими деньгами одна блажь осталась. Разве это жизнь? – Он не сдержал улыбки. – Не торопись обзолотиться. Пайка в камере тебе не к спеху.Робик обозлился. Несколько секунд пристально смотрел на Валета, а потом сказал непринужденно:– Для меня – жизнь! Когда денег куча – жизнь милее. С ними все можно. Мне, по подсчетам природы, в лучшем случае всего десять тысяч дней осталось. А у тебя разве забот нет? – В вопросе звучала ирония.– Я устал от всего, – сказал Валет серьезно. – У меня одна забота – ничего не хотеть.Он поднялся с табуретки, снял с плиты яичницу с сардельками, выключил газ и принялся готовить салат из огурцов, порезал аккуратными дольками сыр. Закуска, как оценил Робик, была слабенькой. Чтобы не мешать Валету, он стал перелистывать настенный японский календарь – своеобразную рекламу курортных мест далеких островов. Обнаженные девицы нежились на океанском берегу и улыбались. Память напомнила ему забытых приятельниц с такими же яркими губами и то, как он подсмеивался над ними, расставаясь: «Прощай, милая. И не плачь. Может, мы еще увидимся».Включился холодильник – звонко громыхнули бутылки. Валет поднял голову.– Ну что смотришь на картинки, как кот на сметану? – засмеялся он. – Давай-ка лучше подмолодимся! – Разлил водку в стаканы.Робик кивнул согласно, однако тут же протестующе поднял руку:– Не противопоказано столько?– Когда с мое переживешь, эта доза и тебе лекарством покажется. Без нее не обойдешься. – Валет подцепил вилкой кусок яичницы. – Ну что, принес деньги?– Сначала посмотрю товар. Валет бросил недовольный взгляд.– Ты все такой же темнила. Осторожничаешь? Это был неприятный вопрос.– Приходится, – невозмутимо ответил Робик.– Выторговать хочешь?– А что?Валет встал, недобро посмотрел на него и прошел в комнату. Оттуда донесся тихий щелчок открываемой дверцы. Вскоре вернулся обратно.– Смотри. – Он осторожно высыпал на клеенку из кожаного кисета серьги, кольца, цепочки… – Отдашь мне за все пять тысяч. Я свое отмахал, теперь ты повкалывай.Деньги завтра на этот стол положишь. Потом еще товар будет.У Робика перехватило дух. То, что он увидел, превзошло все ожидания. Он простоял с минуту молча, завороженно водя взглядом по ценностям. Его подмывало задать вопрос:– Откуда все это?– Трусливо живешь, вопросов задаешь много. – Валет искоса глянул на Робика. – Любопытство – оно как ошейник: затянуть может.Робик поспешил перевести слова Валета в шутку. Разразившись смехом, сказал как ни в чем не бывало:– Не обижайся. Мы знакомы давно, а я даже не знаю, как тебя зовут.– Шустряк! Тебе это мешает? Живи по принципу: чем меньше знаешь, тем спокойнее. И будешь всегда на горе. Я для тебя Валет. Другого знать не надо. А пока пользуйся тем, что даю заработать. Не за услуги, а за заслуги.Робик поморщился, словно проглотил горькое лекарство, и отодвинул тарелку.– Послушай, Валет… Высоко ценишь товар, – сказал осторожно. – Моя доля и так невелика.– Свинья ты, Робик, хоть и в дубленке ходишь! – В голосе Валета прозвучало недовольство. – Ты же знаешь, одни серьги целых «Жигулей» стоят. А раз так, получишь свою копейку. В начете не будешь. Ты ведь и с покупателя сдерешь. – Немного погодя Валет добавил: – Деньги… Они еще не все значат. На них покой души не купишь. У кого их много, тому спится плохо, – уже с откровенным смешком проговорил он. – У нас с тобой вопрос не в доле, а в принципе. С тебя, с барыги, и спрос другой. Тебя ведь срок и в год пугает. – Он взял со стола бутылку, плеснул в стакан и выпил. – Чего молчишь – мучаешься? – Валет качнулся и хлопнул Робика по колену.Робик вздрогнул. Он был недоволен собой.– Хорошо сформулировал. Только не сказал, откуда золото. Я ведь в потемках могу и налететь. Или боишься? Я же тебе друг…– Разве около денег есть дружба? – отрезал Валет. – А на самолюбие не дави. Пустое дело. Я свое отбоялся. – Взгляд его стал колючим. – Ты для кого мотаешь? Когда, где, откуда? Зачем тебе знать? А впрочем, скажу. С местных краж вещи! Возьмешь – повязан будешь вдвойне. Решай!– Я слово дал!– Слово есть слово, – насмешливо проговорил Валет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34