Гермия расстелила по мраморным плитам свои алые шелка, опустилась на колени и поклонилась до земли. Маска с прорезью напротив рта коснулась смятой ткани.
— О Повелитель Скорпионов, о Ярчайший, — звонким голосом заговорила Гермия. — Твой народ ждет. Твое солнце сжигает нас. Твоя земля изнемогает от жажды. Твои дни подходят к концу. На празднике твоего Слияния с Тенью благослови голодных, жаждущих и больных, снедаемых лихорадкой.
Крохотные клешни скорпиона скребли по бронзе. Казалось, он решил пройтись по извилистым линиям узора. У Мирани на лбу выступил пот. Руки заныли.
Гермия присела на корточки, у нее за спиной Девятеро сделали шаг вперед и выстроились полукругом. Позади них собралась толпа — недужные на носилках, хромые, калеки, дети, старики.
Солдаты Аргелина, плотный вооруженный строй, оттесняли их, скрестив копья. Поодаль следили за происходящим аристократы в роскошных паланкинах, богатые ремесленники и городские вельможи, надушенные актеры, вежливо любопытствующие купцы. Пришел и принц Джамиль — Мирани видела его сквозь прорези для глаз, он сидел в тени большого навеса. Потом встал, и она догадалась, что появился Архон.
Она отважилась взглянуть, повернула голову к Храму.
Алексос стоял на самой верхней ступени. На миг в пылающем свете ей почудилось, будто стоявшая внутри статуя Бога спустилась с пьедестала и вышла на лестницу. Но лучи солнца ослепили ее, а когда он начал спускаться, она уже видела только его — высокого стройного мальчика в белой тунике, в красивой торжественной маске, его темные волосы почти терялись среди пышных перьев и блестящих хрусталиков праздничного убора. Он поднял руку и помахал.
За спинами у Девятерых Аргелин кивнул, подавая знак. Его гвардейцы расступились, образовав проход, обрамленный шеренгами копий. Толпа медленно двинулась вверх по ступеням.
Эти люди были вполне платежеспособны. Мирани прекрасно знала, что человек, желающий увидеть Архона вблизи, должен дать взятку не только генералу, но и его офицерам, а возможно, и писцу, отвечающему за пропуска, или даже пополнить чьи-нибудь сундуки на Острове. Те, кто не смог заплатить, теснились сзади и не имели никакой надежды подойти поближе. Над площадью разносились их стенания и жалобные крики.
Аргелин восседал на белоснежном коне в кругу телохранителей. Мирани заметила, как он украдкой поглядывал на Гермию, и лицо у него при этом было мрачное, озабоченное.
Немощные выстроились в ряд, и Алексос пошел вдоль него. Отсюда девушке не было этого видно, но она знала, что он касается их, возлагает тоненькие руки на их гноящиеся раны, на язвы и сломанные конечности, на пылающие в лихорадке лица. Безмолвный, скрытый под маской, он был Богом, а Бог оставался для этих несчастных последней надеждой. Над головами, высоко паря в потоках теплого воздуха, кричали чайки. Наступило затишье, солнце опускалось к горизонту, и в его лучах рельефно обрисовались далекие горы. Мирани вгляделась в горизонт: самые высокие пики, зубчатые и неприступные, сверкали белизной. Неужели там, среди вершин, скрыто место, о котором говорил Креон, — чистый, незапятнанный Оракул, посредник между миром живых и миром мертвых?
Ее палец ощутил легчайшее прикосновение. Она опустила глаза и замерла.
Скорпион балансировал на самом краю чаши.
Возле нее застыла в мертвенном оцепенении Крисса.
— Не надо! — прошептала Мирани. — Если это ты, не убивай меня. Погоди. Не сейчас! Не здесь!
«Тот, кто служит Богу, Мирани, всегда ходит на волосок от смерти».
— Знаю. Но я нужна тебе!
«Здесь так много страданий. Посмотри, Мирани. Они ожидают, что я исцелю их, заберу себе все несчастья. Несчастья, которые и привели их ко мне. А если бы им не было больно, вспомнили бы они о том, что я существую?»
Она осторожно перевела дыхание.
— Они хотят жить. Я тоже хочу жить.
«Но в садах Царицы Дождя гораздо лучше. Ты же знаешь. Ты была там и видела».
— Прошу тебя. Здесь мои друзья.
«Я думал, ты другая, Мирани. — В голосе послышалась обида. — Но ты такая же, как они все».
Порыв ветра раздул ей платье. Скорпион, побарахтавшись, упал, беспомощно соскользнул в блестящие глубины полированного металла. Мирани закрыла глаза; от напряжения ныло всё тело.
— Спасибо, — вымолвила она.
Ответа не было. Только над вереницей убогих поднялся радостный крик. Кто-то с визгом отпрянул.
Гермия торопливо встала, у нее за спиной Аргелин отдал приказ, и солдаты ринулись вверх по лестнице, но Архон вскинул руку, и они нехотя остановились.
Кричала женщина, потом она зарыдала. Стояла, протянув руки к толпе, и голосила:
— Я исцелилась! Бог вылечил меня! Я спасена!
Толпа обезумела. Люди ринулись вперед, смели все кордоны, вверх по лестнице хлынула несметная человеческая волна. Аргелин в ярости заорал.
— Мирани! — прошептала Крисса. — Скорее!
Девятеро сгрудились посреди алых шелков. Внизу бушевала толпа. Тысячи лиц, и на всех — надежда, волнение, страх. Буря эмоций нахлынула на Мирани, как волна, и чуть не сбила с ног, но солдаты уже восстановили строй: они яростно избивали людей, теснили их назад, передние ряды смялись, над площадью повис крик, и тут чистый смелый голос звонко произнес:
— Успокойтесь.
Этот голос исходил из-под золотой маски Архона.
Мирани облизала губы. В толпе воцарилось гробовое молчание. Народ в изумлении застыл, точно громом пораженный. Архон никогда не разговаривал. Никто не слышал его голоса вплоть до того дня, когда приходило его время отдать жизнь. Единственным голосом Бога считалась Гласительница, но сейчас Гермия стояла молча и, судя по ее неподвижности, была изумлена не меньше остальных.
— Я хочу многое вам сказать, хоть и знаю, что это против правил. Но правила эти были установлены совсем недавно. И я помню времена, когда их не было вовсе, и Архон свободно разговаривал со своим народом. Я говорил с вами, и на мне даже не было маски.
По толпе пробежало волнение. Аргелин спешился и начал проталкиваться вперед. Его телохранители бесцеремонно распихивали людей.
Алексос заметил это и заговорил торопливее.
— Нас разделили — по-моему, это неправильно. Что толку от Архона, который помогает людям только своей смертью? Поэтому я принял решение. Я восстановлю исконный порядок вещей. Аргелин почти добрался до лестницы. «Скорее!» — взмолилась про себя Мирани.
— Я заявляю здесь и сейчас, перед вашим лицом, что намереваюсь совершить Великое Паломничество. Я отправлюсь в путешествие, которое испокон веков совершали все Архоны.
Девушка сделала шаг. Вышла навстречу генералу, огромными прыжками мчавшемуся вверх по лестнице, и преградила ему путь. Бронзовая чаша ударилась о его доспехи; скорпион вскарабкался на бортик. На долю секунды Аргелин замер от ужаса.
А Алексос воскликнул:
— Я совершу путешествие к Колодцу Песен, который скрыт по ту сторону смерти, по ту сторону пустыни. Изопью воды и принесу ее вам. Сделаю так, что реки снова потекут и поля дадут урожай. Я спасу вас, мой народ!
Наступила тишина. Потом толпа всколыхнулась, ахнула, и по площади прокатился громкий крик ликования, загремели щиты, нестройным хором залопотали трещотки, зазвенели цитры, ухнули барабаны.
Мирани ойкнула. Аргелин схватился за чашу руками в перчатках и поверх нее метнул на девушку яростный взгляд.
— Твоих рук дело, — прошептал он, и его голос потонул в общем гомоне.

Любое путешествие начинается с пошлины
Почему ты? — коротко спросил отец.
— Потому что Архон берет с собой самых близких друзей.
— А ты-то тут при чем?
Сетис пожал плечами.
— Я же помогал привести его сюда.
Телия выковыривала шелуху из ячменного хлеба.
— Не хочу, чтобы ты уходил, — нахмурилась она. — В пустыне водятся скорпионы и чудища.
— Скорпионы и чудища водятся повсюду. — Сетис сел на табуретку рядом с сестренкой. Видя, что она тревожится, тихо проговорил: — Не беспокойся. Пройдет всего несколько недель, и я вернусь.
Девочка отшвырнула хлеб и отвернулась от брата, уперлась локтями в белый подоконник.
— Тебя всё равно вечно дома не бывает, — сказала она.
Сетис сам не ожидал, что эти слова его так уязвят. Отец покачал головой и подошел к двери.
— Жаль, что твой приятель Архон не может ей помочь, — пробормотал он. — Ты небось даже не подумал попросить его.
Сетис вспыхнул и поглядел на Телию. Ее худенькая спинка напряглась. Ей всего пять лет, она такая маленькая, пугливое, болезненное дитя. В прошлом году, когда стояла страшная засуха, ее много недель трепала лихорадка. Теперь на нее временами что-то находило, и на несколько мгновений разум словно затуманивался, она ничего не видела и не слышала, забывала, что ей говорили.
— Прости, что меня так долго не было, — тихо проговорил он. — Быть вторым помощником архивариуса — работа трудная. Полным-полно дел. — На подоконнике цвела красная герань. Вдалеке ступенями уходили вниз крыши белоснежных домов, переплетенных извилистыми переулками и лестницами, спускающимися к шумной, суетливой гавани. Здесь, наверху, воздух был лучше и в доме было прохладнее, чем в их прежнем жилище. На миг Сетиса охватила гордость за то, что ему хватило денег переселить семью.
— Ты всё время ходишь к Архону, — обернулась Телия. — И к той девушке.
— Она не…
— А теперь ты уходишь далеко-предалеко.
— Так надо!
Волосы у нее были темные, спадающие на глаза густой челкой, как у матери. При воспоминании о ней Сетиса охватила печаль — такая сильная, что он сам испугался. Мама умерла, родив Телию, и с тех пор никто из них не заговаривал о ней. Юноша старался выбросить ее образ из головы и заполнял пустоту бесконечными свитками, планами, счетами, контрактами. Но сейчас он устал, проработал всю ночь под опустевшими сводами Города при свете единственного тусклого фонаря, кропотливо переводя текст на серебряной Сфере, и воспоминания о матери неожиданно подкрались и захлестнули его с головой.
Вдруг на подоконник вспрыгнула кошка. Телия погладила ее. Кошка выгнула спину и потерлась о ее руку.
— Тамми любит меня, — с укором сказала девочка.
Сетис больше не мог этого выносить. Он посадил сестренку себе на колени.
— Послушай. Я принесу тебе из Дворца подарков. Игрушек, красивых платьев. Вернусь очень скоро. Ты и не заметишь, что я уходил.
Ее темные глаза смотрели не мигая.
— Ты уходишь прямо сейчас?
— Да. — Это было неправдой. Согласно традиции, Архон отправится в путь лишь с наступлением ночи, когда взойдет луна, но Сетис знал, что до тех пор не успеет еще раз заглянуть домой. — Поцелуешь меня на прощание?
Она влажно чмокнула его в щеку и соскользнула с колен.
— Пока, Сетис.
За ней колыхнулась дверная занавеска. Сетис подавленно смотрел сестре вслед.
— До свидания, Телия, — прошептал он.
Подошел отец с холщовой сумкой в руках.
— Вот, возьми. Запасные туники. Сапоги. Кинжал. Притирания. Плащ — в пустыне ночами прохладно. И немного денег.
Небольшой кошель с монетами. Сетис покраснел.
— Деньги мне не нужны. Оставь себе.
— У тебя что, их и так куры не клюют?
— Хватает. А тебе пригодятся для Телии.
Отец угрюмо кивнул.
— Ей на приданое. Если доживет.
— Папа…
— Ты хотя бы попросил жрицу, чтобы девочку взяли на Остров? Или в своих важных заботах совсем забыл о нас?
Сетис вздохнул.
— Не успел.
Отец кивнул, как будто говоря: я так и знал. Сетис терпеть не мог эту его манеру. Потом старик взорвался:
— Ну что толку околачиваться вокруг Архона?! Он мальчишка, не имеющий реальной власти! Давным-давно надо было поступить на службу к Аргелину. Я тебе всегда это говорил. Сейчас жили бы припеваючи. Сетис, побелев, впился в него пылающим взглядом. Потом подхватил сумку и шагнул к двери. Думал, что не сумеет произнести ни слова на прощание, однако на пороге остановился и, не оглядываясь, бросил:
— Увидимся.
Заскрипело кресло.
— Надеюсь, — ядовито отозвался отец.
* * *
На углу улицы Кожевенников пела женщина Высокие переливы ее голоса звенели над домами, смешивались с резким запахом дубленой кожи. Кислотные пары, поднимавшиеся из чанов, разъедали Сетису горло, жгли глаза. На миг улица будто расплылась; он поспешно вытер лицо тыльной стороной ладони и зашагал дальше, чуть ли не бегом, ныряя под шкуры, развешанные на веревках.
Чего еще они от него хотят! Он работает в поте лица, истер пальцы до костей. Сколько раз он хитрил, жульничал, давал взятки — и всё ради своей семьи! В душе поднялась горькая жалость к себе, нахлынуло яростное, болезненное отчаяние. Захотелось швырнуть холщовый мешок на лестницу и пинками гнать его к гавани. Отец! Он и понятия не имеет о том, как устроен мир, как тяжело получить повышение по службе, добиться, чтобы тебя заметили, выделили из бесконечной вереницы рабов, тружеников, писцов, какие труды надо приложить, чтобы подняться хоть на одну ступеньку выше, зарабатывать побольше! Старик что, думает: стоит только обратиться с просьбой к Мирани, и Телию тотчас же возьмут на Остров?
Сетис вышел из-под арки на другом конце улицы и выдавил из себя мрачную улыбку. Может, в этом есть и его вина. Слишком много хвастался… «Мой друг Архон… Мирани без меня ни шагу ступить не может…» Он вышел на площадь и свернул под тенистый портик. «Ладно, попрошу. Хотя Мирани ничем не сможет помочь. Ей и самой нелегко приходится».
Вдруг неизвестно откуда на него обрушился удар кулака. В животе огнем полыхнула боль; он согнулся пополам, рухнул, хватая ртом воздух. Второй удар, по затылку, принес почти что облегчение; он с радостью провалился в глухую черноту. Но его подхватили под руки и куда-то потащили. Он с трудом переставлял ноги. Лицо перекосилось от боли.
Сквозь ужас и муку донесся чей-то голос:
— Это он?
— А кто же еще? Жалкий хвастунишка.
Сетис потянулся за сумкой, но ее уже отобрали. Когда красная пелена в голове рассеялась, он разглядел своих мучителей и похолодел от ужаса. Люди Аргелина. Целый отряд — шесть человек. Они окружили его и потащили за собой, а если он спотыкался, безжалостно толкали в спину.
Отряд быстро шагал вниз по крутым улочкам, мимо лавок, прикрытых ставнями от полуденного зноя;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32