Звуки стали приглушенными. Теперь колдунья стерегла Меллорит: редко оставляла ее одну, поила мерзкой жидкостью, следила за каждым движением.
Но в этом не было необходимости. Меллорит больше не замышляла бегства. Она больше не мечтала о победном спасении. Ее молитвы оказались слишком слабыми. Надежды больше не было, она поняла это, когда увидела свое отражение. Колдунья победила, с мечтой покончено навсегда. Меллорит превратилась в лягушку.
Глава 30
Мир был нарушен, и путешествия стали опасными. Шайки бездомных людей из Элии бродили по дорогам, охотясь за неосторожными путниками, и нападали на уединенные хутора, отвозя дрова и все награбленное в Элию. Не зная, насколько им удалось оторваться от лордов, Ньял и великаны старались выбирать окольные пути: так было безопаснее, хотя и медленнее. Две ночи подряд они не разводили костра. Но у них не было с собой провизии, и путешествие стало трудным.
Грозовые тучи ушли, теплый ветер манил беглецов на юг. Вечером они вышли к крестьянскому дому. Ньял назвал свое имя седому хозяину и его перепуганной жене и попросился на ночлег. Хозяин предложил им всем еду в обмен на работу. Утром они с великаншей запрягли единорога и Авелаэра и несколько часов перетаскивали большие камни и бревна, нужные крестьянину, чтобы закончить забор, который он возводил вокруг своего дома.
— Теперь не то, что при Телерхайде, — заметил фермер. — Теперь живешь и не знаешь, кто из проходящих мимо намерен поживиться тем, что ты добывал таким трудом всю свою жизнь.
Не в силах отличить приверженца Закона от исповедника Новой Веры, а союзника лордов от воришки, Ньял с принцессой держались подальше от людей на дорогах. Но им в голову не приходило прятаться от Других. Дорога, ведущая в Гаркинский лес, была сильно разъезжена. По ней торговцы возили свои товары от обитателей леса людям-крестьянам на равнину. Телеги и целые караваны везли ткани и мед от эльфов, шерсть и шкуры от пикси, чтобы обменять их на зерно у людей и железо и золото у гномов. Как-то раз на закате Ньял и великаны наткнулись на маленький караван пикси.
— Мы устали и голодны, — сказал Ньял вожаку-пикси, не спускавшему с него ярких янтарных глаз. — Нам нужно пристанище на ночь, но мне нечем заплатить.
Пикси молча разглядел его, потом указал на поляну, где паслись быки из каравана.
Поблагодарив вожака, Ньял с принцессой отвели Авелаэра и единорога на поляну, стреножили их, и Ньял расседлал жеребца. Принцесса отвела детей в укромное местечко за деревьями, чтобы почистить их и разделить с ними скудные припасы, данные ей в дорогу человеком-крестьянином.
Ньял сел у костра, где пикси жарили мясо. Никто не сказал ни слова, когда вожак заварил в кружке отвратительного вкуса чай и подал юноше. Ньял хлебнул, поморщился. Заметив, что все пикси не сводят с него глаз, он покраснел от неловкости.
— За счастливую случайность! — сказал он и вежливо допил противное варево.
Ньял сидел, прислонившись к дереву. Страшная усталость вдруг навалилась на него. Руки казались тяжелыми, будто налитыми свинцом, глаза слипались. Голова его качнулась и упала на грудь.
— Тащите веревки, — приказал вожак пикси. — . Если шевельнется, бейте его дубиной. Недрик из Фанстока наградит нас за него.
Глаза Ньяла никак не желали открываться. Чья-то рука схватила его за запястье, и он почувствовал царапанье грубой веревки. Он затряс головой, силясь пошевелиться, но руки были слишком тяжелы, и он не мог их поднять.
— Эй! Он брыкается! — раздался голос какого-то пикси, и Ньял ощутил сильный удар по лбу. Боль была настолько резкой, что его одурманенный разум прояснился. Взревев, Ньял вскочил на ноги.
— Придушите его! — завопил вожак.
Две веревки обвивали шею Ньяла, третья затянулась вокруг правого запястья. Ньял попытался удержаться на ногах, но в этот момент веревки затянулись на горле, сдавив его, не давая крикнуть. Он задыхался. Злобные лица пикси, освещенные пламенем костра, стали расплываться. Правую руку оттягивали назад так, что веревка резала кожу запястья. В отчаянии от схватился левой рукой за рукоять Огненного Удара. Меч легко вышел из ножен, удобный, звонкий. Ньял рубанул наугад, неудачно, упал на колени. Острое лезвие рассекло одну веревку, описало дугу и перерубило вторую.
Ньял глубоко вдохнул. Зрение вернулось к нему. Пикси, державший его за руку, бросил веревку и убежал. Слабость снова навалилась на Ньяла, но он все же встал на ноги.
— Я путешественник! — крикнул он. — Разве вы тролли? По какому праву вы напали на меня?
В ответ стрела вонзилась в дерево рядом с его головой.
— Эйкон вас раздери! — выругался Ньял и, спотыкаясь, побрел через потемневшую поляну.
— Ньял, сюда!
Он почувствовал руку принцессы. Та повела его в темноте, потом Ньял услышал негромкое фырканье Авелаэра. Еще одна стрела просвистела у него над ухом. Надо было торопиться. Ударом меча Ньял освободил жеребца от пут, еще одним ударом освободил единорога. Возиться с седлом времени не было.
— Бегите! — крикнул Ньял, подсаживая принцессу, Ла Тоннан и принца. Сам же повернулся и угрожающе замахнулся мечом на вожака. Пикси ловко уклонился, и двое молодых, подкравшихся сзади, схватили Ньяла за руку. Юноша стряхнул их и бросился к Авелаэру. Жеребец уже бежал, разгоняя пикси в стороны, когда Ньял прыгнул ему на спину. Взмахнув мечом, чтобы пикси разбегались поскорее, Ньял почувствовал, как стрела ударила в спину. Но жеребец вынес-таки его на дорогу и тяжелым галопом устремился в темноту,
Ни седла, ни уздечки на Авелаэре не было, и Ньял, крепко вцепившись в гриву, подгонял жеребца, пока тот не покрылся пеной и не захрипел. Постепенно по всей спине и груди растеклась боль, делая мучительным каждый вдох. Руки и ноги немели, но Ньял заставлял себя удерживать взгляд на бледном краешке луны, мелькающей за быстро несущимися облаками.
Казалось, прошли часы, прежде чем он вдруг понял, что жеребец остановился. Ньял не почувствовал, как принцесса встревоженно проверила, жив ли он, а потом привязала его ремнем к лошади. Какое-то время он в бреду разговаривал с Авелаэром, а когда ветки кустов и деревьев цепляли и хлестали по лицу, ругался, что жеребец идет через лес, а не по дороге. Иногда он слышал свистящее дыхание единорога, подгоняемого принцессой, но не понимал, что это она и ведет гнедого в поводу.
— Хорошая Старушка… — пробормотал Ньял, ему вдруг почудилось, что он едет верхом на Драконихе.
Под утро принцесса остановила единорога посреди леса у невысокого холма. Ньял на мгновение очнулся.
— Я иду к тебе, Телерхайд, — пробормотал он и наклонился вперед, чтобы прошептать что-то ободряющее на ухо жеребцу, но очень удивился, обнаружив, что лежит под ногами у Авелаэра. «Надеюсь, он меня не лягнет?» — успел подумать Ньял и снова впал в забытье. Когда принцесса подняла его на руки, он чувствовал лишь облегчение, что теперь может спать.
Глава 31
С того дня, когда и Камень, и Мир были разрушены, Ур Логга потерял покой и сон. Ему не давали покоя мысли о Дракуне, он тревожился об Уре Банфите, своем брате-короле с Фенсдоунской равнины. Одного за другим посылал он вестников на юг, но ни слова не вернулось в ответ. С его родственниками стряслась какая-то беда — Ур Логга не сомневался в этом. Никогда прежде они не пропускали Движение Камня. Каждую ночь Ур Логга тревожно прислушивался к птичьим перекличкам пикси, звучащим по всему Гаркинскому лесу.
И этой ночью он засиделся допоздна, а под утро был разбужен глухими ударами по воротам, ведущим в курган. Его жена мирно спала, и все вокруг спали. Ур Логга не встревожился из-за стука: никто в Гаркинском лесу не осмелился бы напасть на взрослого великана в его логове. Король прошел через огромный Зал Собраний, пустующий в этот ранний час. Глухой стук был там почти не слышен, но снова стал громким, когда великан пошел вверх по лестнице к воротам.
Он открыл дверь, и принцесса Риб Тоннан упала в его объятия. Позади нее Ур Логга увидел испуганные мордашки детей.
— Дядя, помогите нам! Ньял из Кровелла ранен!
Принцесса повернулась и побежала к деревьям, окружающим Урский Курган. Не успев толком сообразить, в чем дело, Ур Логга бросился за ней.
Сначала он увидел единорога, привязанного к большому дубу. Единорог жадно срывал тонкие ветки, хватал ртом прошлогоднюю траву. Шерсть его потускнела от засохшего пота. У соседнего дерева стоял жеребец Ньяла. Когда великаны подбежали к нему в предутреннем сумраке, Авелаэр испуганно шарахнулся в сторону и с вызовом фыркнул. Но Ур Логга протянул открытую ладонь, чтобы успокоить животное, и жеребец позволил ему приблизиться.
Ур Логга понял, что Авелаэр прошел много трудных миль с тех пор, как гарцевал на церемонии у Обители Эйкона. Конь исхудал, а мышцы под спутанной рыжей шерстью на боках и груди стали крепче. На его ноге великанский король увидел зажившую рану, в глазах прочел изнеможение и голод.
— Здравствуй, конь Ньяла, — с уважением, которое великаны выказывают всему живому, обратился Ур Логга. к жеребцу. — Как ты пришел сюда?
— Дядя, сюда!
Ньял без сознания лежал на земле, принцесса стояла возле него на коленях.
Когда все были устроены и принцесса рассказала Ур Логге все, что знала, он созвал Совет и закрылся один в пустом королевском покое. В каменной чаще мерцал робкий огонек. Ур Логга взял лампу, терпеливо очистил фитиль, вытянул его, и наконец пламя снова стало ровным. Ничто не удерживало его в этой комнате, но он все медлил. Его сердце стучало в ожидании мудрости, которая должна снизойти на него.
Ур Логга чувствовал в себе страх, смятение, но Фаллон много раз советовал ему не позволять всяким сложностям одурманивать его племя. Ур Логга всегда с теплотой относился к младшему сыну Телерхайда. Существовала глубокая связь между Ньялом и Синой и, еще не высказанная, — между Фаллоном и Ньялом. Все они были особыми друзьями великана в человеческом племени, и великан не мог с легкостью пренебречь такими отношениями. Но он серьезно относился и к северным лордам — Блюстителям Древней Веры. А теперь эти лорды искали Ньяла из-за убийства Телерхайда. Если Ньял виновен, людское правосудие будет суровым, в этом Ур Логга не сомневался. Он так тяжело вздохнул, что лампа снова замерцала, и вышел из комнаты.
Дверь в Зал Собраний в конце длинного каменного коридора была открыта. Высокий сводчатый потолок из полированного гранита терялся в темноте, а на низких гладких скамьях Совета сидели и ждали короля его подданные.
Когда король вошел, все встали.
— Приветствуем тебя, Ур Логга, король Старшего Племени Мудрых, — торжественно приветствовало его племя.
Ур Логга протянул руки к своим подданным. Бин Лапет, самая старая, со снежно-белой шерстью на плечах, взяла короля за правую руку и повела к его камню. Ур Нелсе, самый младший из совершеннолетних, взял левую руку короля. Темные глаза юного великана светились от гордости. Племя взялось за руки.
Пусть Небо, Земля и Вода, и Огонь,
И наши любимые пращуры,
И наши потомки грядущие,
Нам мудрость такую теперь ниспошлют,
Чтоб этот Совет освятила, —
нараспев проговорил Ур Логга и закрыл глаза. В первое мгновение это ощущение открытости, незащищенности всегда пугало его. Он чувствовал, как разум всех, кого он призвал на помощь, потянулся к его разуму. Он был королем и потому открылся полностью и позволил им всем войти в свое сознание. Он ощутил слабый толчок, когда их разумы встретились. Страх исчез, как уходящий в темноту свод, и все племя вошло в своего короля, и он был открыт для всех. Теперь они знали то, что знал он, чувствовали то, что чувствовал он.
Ур Логга закончил обряд. Двадцать великанов сидели в молчании, уставясь в пол, у некоторых на щеках блестели слезы. Ур Логга закрыл свой разум, и настала блаженная тишина одиночества. Он перешел к главному Камню Племени, покрытому тростником и мягким мхом, и сел.
— Итак? — произнес он.
— Это Дракун, — прошептала Лодз Грамин, жена Ур Логги. У короля защемило сердце, когда он увидел тревогу на лице своей всегда такой жизнерадостной жены. — Племена расколоты, и люди снова охотятся на Других. О, несчастный Ур Банфит! Благодарение Закону, что хотя бы его любимая дочь и малыши уцелели.
— Долго ли все мы будем в безопасности? — спросил кто-то.
— Мы защищены здесь, в Гаркинском лесу, — сказал Ур Логга.
— Но они нападают и на лес! Люди рубили деревья, когда напали на Ур Банфита и принцессу.
— Люди Новой Веры с топорами вломились в лес возле Элии, — добавил еще кто-то. — Так говорят пикси.
— Вполне возможно, что это Дракун, — медленно проговорил Ур Логга. — Но наше племя будет жить с честью, как мы всегда жили. Мы известим северных лордов о том, что Гаркинский лес в опасности, и сообщим, что претерпело великанское племя на Фенсдоунской равнине. Теперь мы должны решить, что делать с человеком, который, как про него говорят некоторые, — убийца.
Бин Лапет хмуро покачала головой:
— Но это же малыш Ньял, ваше величество. Он дитя Телерхайда. — Слово, которым она воспользовалась, в великанском языке означало также «приемный сын». У великанов не было такого понятия «ублюдок».
— Сеятель хаоса, — проворчал великан у двери. — С убийства Телерхайда начался Дракун.
Ур Логга обнажил зубы, всасывая воздух.
— Мне думается, Мудрые, что одно и другое не может одновременно быть верным.
Племя непонимающе уставилось на него.
— Фаллон сам говорил мне, что Ньял из Кровелла — почитатель Закона. Госпожа Сина собиралась выйти за него замуж. Может ли такой юноша быть убийцей?
— Он — человек, не забывайте, — предостерег чей-то голос.
Ур Нелсе поднял глаза на короля.
— Ваше величество. — Его голос дрожал от волнения, потому что он первый раз выступал на Совете. — Что мы будем делать?
Ур Логга вздрогнул. Он надеялся, что Совет сам все решит, а на него будет возложена лишь ответственность за исполнение решения. Теперь ему предстояло принять решение самому.
— Ньял из Кровелла будет жить? — спросил король у Бин Лапет.
— Не знаю, ваше величество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50