— Святой отец! — позвала она. Голос ее отражался от сводчатых перекрытий. — Святой отец!
Никакого ответа не последовало. Элисон подошла ближе, едущая, как сливается звук шагов с повисшим в воздухе звенящим эхом ее голоса.
Еще шаг. Снова по спине пробежал холодок. Она должна исповедаться.
— Святой отец. Нет ответа.
— Отец.., отец.., отец…
Элисон постояла молча перед исповедальной кабинкой. Отодвинула штору. Внутри было мрачно: затертые дубовые панели, маленькая обтянутая бархатом скамеечка. Встав на колели, она склонила голову, сложила руки и скорбно прошептала:
— Я согрешила, отец мой.
— Когда в последний раз вы были на исповеди, дитя мое?
Элисон вздрогнула, сердце ее бешено заколотилось Она судорожно глотнула воздух.
— Когда в последний раз вы были на исповеди? — Голос был глубоким и властным.
Элисон буквально задыхалась, не в силах опомниться от внезапного вторжения. Голос шел с другой стороны зарешеченного оконца, оттуда, где должен сидеть священник в отведенное для исповедей время — но не в глухую полночь, в пустынной темной церкви. И когда она звала, он не ответил.
В панике Элисон вцепилась в решетку.
— С вами все в порядке, дитя мое? Она колебалась:
— Святой отец…
— Да, дитя мое, продолжайте. Элисон отодвинула штору, готовая в любой момент выскочить из исповедальни.
— Вы священник?
— Конечно, дитя мое, — ласково произнес он. — Продолжайте.
— Я.., э.., но как…
— Я здесь для того, чтобы выслушать вас. Не бойтесь.
— Я боюсь, отец мой. Очень боюсь!
— Потому я и здесь — потому, что вы боитесь. Я здесь для того, чтобы избавить вас от страхов, выслушав вашу исповедь.
Элисон прижала голову к стене рядом с зарешеченным окошком. Священник ли он? Можно ли ему верить? Она должна поверить. Она должна покаяться и получить отпущение грехов. Но почему он не Отвечал, когда она звала его?
— Я восемь лет не была на исповеди. — Она замолчала.
— Да? — отозвался он.
— Не могу поверить, что так долго. — Голос ее дрогнул, — Зачем я здесь? — выдохнула она.
— Чтобы быть услышанной, — отвечали с той стороны перегородки. — Я здесь, чтобы слушать. Элисон всхлипнула.
— Я грешна, отец мой. Я восемь лет не была в церкви. Я все отрицала. Я отрицала Христа. Я хочу возвратиться к вере и к нему. — Элисон запнулась. — Я должна рассказать все, что долгие годы таила в себе. — Не в силах продолжать она заплакала.
— Почему вы покинули церковь, дитя мое?
— Почему? — переспросила она, словно не поняв вопроса.
Снова воцарилось молчание, и наконец, глотая слезы, Элисон рассказала священнику о своем детстве, о былой своей преданности Богу, о начале сомнений и отрицаний. О том, каким ужасным человеком был ее отец. О его любовницах и пьянстве. Как он бил ее и мать. Как рушилась семья. И она рассказала о той ночи.
Затем, уронив голову на руки, она зашлась в душащем приступе кашля.
— Это все, дитя мое? — глухо спросил он.
— Нет, — отрывисто бросила она сквозь решетку.
— Так расскажите мне.
— Отец мой, я совершила прелюбодеяние! Я не знала, что он женат, когда познакомилась с ним.
— Да?
— Я подозревала, но боялась обнаружить, что люблю человека, Который поступает по отношению к Другой женщине так же, как мой отец поступал с моей матерью. — Она судорожно сглотнула, слюна обожгла горло, словно кипящая лава. — Его жена покончила жизнь самоубийством.
— Правда? — неожиданно спросил священник. — Именно это и произошло?
— Да, — пробормотала Элисон. Почему он сомневается? Он не верит ей? Или знает что-либо, что доказывает обратное? Нет! Это невозможно. — Только после самоубийства Карен Фармер я узнала о ее существовании. — Она снова замолкла в ожидании.
— Что-нибудь еще, дитя мое?
— Еще?
— Да, дитя мое.
— Нет.
— Нет, есть! Расскажите же мне! — Он словно ожидал услышать нечто конкретное. Элисон затаила дыхание.
— Я пыталась убить себя, — в отчаянии выпалила она скороговоркой, словно надеясь, что слова ее не будут поняты. — Дважды. Первый раз, когда обнаружила отца с двумя женщинами в постели. Второй раз — после смерти Карен. Я виновна, я ношу в себе зло.
— Кроме этого! — Он повысил голос. — Еще! Скажите мне!
Кроме этого? Он не желает больше слушать о самоубийствах? Или он все знает? Но это невозможно!
— Расскажите мне обо всем! — властно велел он.
— Я пребываю в состоянии ужаса. Я совершенно одна. Я больше не могу терпеть боль. — Она заикалась. — Кто-то хочет мне зла.
— Кто хочет вам зла, дитя мое?
— Не знаю, святой отец. Возможно, человек, который, я думала, любит меня. Майкл. — Она подождала ответа; он ничего не сказал. — Я видела людей в доме, где я живу, потом обнаружила, что их на самом деле не существует, и однажды ночью я…
Элисон замолчала. Нет, об этом она не сможет рассказать, даже нуждаясь в прощении.
— Что произошло той ночью?
— Я испугалась шагов и убежала прочь из дома, — И?
— Я заболела. — Элисон вспомнила больницу. — Сегодня Майкл повел меня в музей. Там была фигура женщины, которую я видела в доме. Она мертва, да, она мертва. Майкл наверняка знал, что она там! Я ничего не понимаю.
Элисон провела языком по потрескавшимся губам и сказала:
— А потом я пришла сюда.
— Это все?
— Да.
— Есть же еще что-то! — вскричал он. — Расскажите мне!
Элисон сквозь решетку могла чувствовать его дыхание.
— Что еще произошло той ночью, когда мы выбежали из дома? Расскажите мне!
Стены будки задрожали от громовых раскатов его голоса.
— Расскажите мне! — громко повторил он.
— Нет, — умоляла Элисон. Пот струился по ее лицу.
— Говорите, дитя мое. Расскажите все, что вы должны рассказать.
— Я видела своего отца, — с трудом выдавила она из себя.
— Да, — подбадривал священник. — Да! — Голос его был почти радостным.
— Я заколола его ножом! Но он был уже-мертв!
Молчание обволакивало темные стены, словно паутина гигантского паука.
Послышались рыдания.
Бессильно запрокинув голову, Эдисон утирала слезы. Рассказ о грязи и страданиях дался ей нелегко. Она чувствовала себя словно воздушный шар, из которого выпустили воздух.
— Это все, дитя мое?
— Да, святой отец.
Казалось, прошла целая вечность прежде, чем он заговорил вновь.
— Вы ощущаете себя заблудшей, дитя мое. С тех пор, как покинули церковь и Христа, вы потерялись без духовного пастыря. И сейчас вы должны вернуться к пастырю своему, что вы и сделали сегодня. Грех таит в себе неисчислимые опасности, дитя мое. Он порождает чувство вины, так и должно быть. Но грех нераспознанный, грех непрощенный может порождать подозрения и ложь. Ведь вина остается скрытой. Он вызывает к жизни страхи и пороки, существующие лишь на задворках сознания. Вот так вы вызвали все эти ужасы. Ибо жили в грехе, продолжая погрязать в нем. Вы должны искупить свою вину. И после этого вы вновь воспримете Христа в сердце свое. И рассеятся подозрения, и исчезнут пороки, и боль, о которой вы говорите, больше не будет терзать вас. Вы должны возвратиться к Христу и уверовать в него. Ибо он есть добро и, отвергая его, вы впускаете в свою душу зло. Вы должны снова уверовать в Господа нашего. Открыть ему свое сердце. Отринуть подозрения и самообман. Открыто принимать любовь своих любимых и видеть в любви лишь любовь, очистив ее от подозрений. И вернуться в лоно церкви Христовой.
Вы сказали, что-то заставило вас прийти сюда. Пути Господни неисповедимы, нам не дано их уразуметь — вот почему должны мы иметь веру, верить, что Бог наставит нас на путь истинный. Лишь когда вы искорените грех, воспримете Христа в сердце свое и уверуете вновь, исчезнут страхи и ужасы, и улетучатся сомнения. Забудьте о прошлом и уверуйте. И Он дарует вам силы бороться со злом, окружающим вас.
Чтобы направить вас на этот путь, я хочу, чтобы вы ежедневно читали молитвы, перебирая четки, начали снова посещать Храм Божий, приняли участие и уверовали в Господа. Как только вы почувствуете страх или сомнение, не колеблясь, идите ко мне.
Теперь я отпущу вам грехи ваши и дарую вам прощение.
Элисон склонила голову и начала читать молитву. Священник сидел, прижавшись спиной к стене. В темноте виднелись его густые волосы и брови. На лбу его выступили капельки пота. Он вытер лоб веснушчатой рукой в колечках седых волос.
— Это невозможно! — вскричал Майкл. Редактор сел и, поправив очки, потер переносицу.
— Возможно ли, невозможно ли, — начал он, — но такого объявления никто не помещал. И никто за него не платил. — Он протянул Майклу газету. — Как видите, ничего подобного тут нет.
Элисон вышла из ворот старой церкви, еще раз взглянула на надпись над входом и скрылась в темноте.
Двадцать минут спустя она открыла дверь квартиры Майкла, сняла пальто, повесила его в шкаф и прошла в гостиную.
Майкл сидел за письменным столом с бледным, окаменевшим лицом, подперев подбородок руками.
Элисон кашлянула, положила сумочку на кофейный столик и присела на диван.
В комнате царила тишина. Он был погружен в свои мысли, она — настороженно внимательна.
Майкл поднял глаза.
— Привет, — сказал он безо всякой интонации в голосе, сидя неподвижно, в странном оцепенении.
— Привет-привет, — ответила Элисон. Он взглянул на часы.
— Прошло два часа. Она кивнула.
— Я прошу прощения.
— Я волновался. — В голосе его зазвенело напряжение.
— Да, я вижу.
— Неужели?
— Я не слепая, Майкл, и не сумасшедшая, как ты думаешь.
— Я никогда этого не говорил.
— Можем поспорить на эту Тему.
Он отвел глаза и, глядя на льющийся сквозь незашторенное окно лунный свет, спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
— Получше.
— Голова болит?
— Прошла.
— А тошнота?
— Тоже прошла.
— Хорошо.
Их бесстрастные голоса вторили друг другу, словно каждый ожидал, когда Другой не выдержит и сорвется.
— Тебе не стоило убегать. Ты была в таком состоянии. Мало ли что могло случиться.
— Такова, значит, моя судьба.
— Ты поступила неразумно.
— Не я первая начала, не так ли? Майкл неохотно пробурчал:
— Так.
Эдисон сняла туфли и зашвырнула их в угол.
— Можно попить воды?
— Зачем ты спрашиваешь?
Она встала, пошла на кухню и быстро возвратилась со стаканом в руке.
— И куда ты направилась?
— Каталась на такси.
— Два часа?
— Нет, я зашла в церковь.
Он нахмурился.
— За каким, интересно…
— Помолиться. Если когда-нибудь в своей жизни я действительно нуждалась в молитве, так это сейчас.
— Ты уверена?
— Да. Я исповедалась, и священник, отпустил мне грехи. Голова прошла и меня больше не тошнит. Сначала была комната отца, потом распятие, и вот теперь это. Словно я возвращаюсь к себе. Словно все эти годы я была кем-то другим.
— Ерунда.
— Слово «ерунда» часто заменяет слово «я не понимаю».
— Кто же любил меня в таком случае? Царица Савская?
— Вполне возможно.
— Элисон! — Голос его звучал сурово, словно он вот-вот набросится на нее. Он замолчал, подумал и снова опустился в кресло. Посидел молча и прошептал:
— Ты же знаешь, как много ты для меня значишь. Она кивнула и отвернулась.
— Пока тебя не было, — я размышлял, — сказал он.
— Я тоже.
— О том доме?
— Нет, о тебе.
— Интересно? — спросил Майкл.
— Да, — сказала она:
Он перегнулся через стол.
— У меня тоже возникли кое-какие интересные мысли. Может, я был не прав. И все, что случилось, тебе вовсе не померещилось.
Элисон снова обернулась к нему, удивившись, что он, наконец, допустил такую возможность. Но все равно подозрение с него не снято. Восковая фигура миссис Кларк не забыта. В ушах у нее зазвучали слова священника: «Верьте, особенно тем, кто любит вас».
— Я в полном замешательстве, — произнес Майкл. — Я непрерывно думаю об этом, и что-то все время не дает мне покоя. Пора мне пойти взглянуть на этот злосчастный особняк поближе.
— Сейчас?
— Нет.
— Когда?
— Завтра. Утром. Если что, я разнесу там все. Элисон внимательно смотрела на него.
— Я хочу пойти, с тобой.
— Нет.
— Майкл.
— Нет. Для тебя это — запретная зона.
— Я сказала, что хочу идти. — Голос ее был необычайно тверд. — И тебе меня не остановить.
Майкл поднялся, подошел к окну и разглядывал Мерцавшие до самого горизонта яркие огни.
— Я подумаю об этом ночью. Больше ничего обещать не могу. Если я решу, что ты со мной не идешь, ты останешься дома. Это будет мое последнее слово. — Он подошел к ней. — Все ясно?
— Да, — отвечала Элисон, протягивая ему пустой стакан. Они стояли, глядя друг на друга. Лицо ее было уже не столь искаженным от боли. Впервые за много дней на нем читался некий покой, и физический, и душевный. Но что-то было не так. Глаза. Майкл протянул руку и осторожно, кончиком пальца, потрогал веко. Кожа была шершавой, как наждачная бумага. Доктор говорил ему об этом еще утром. Но стало еще хуже. Надо будет завтра позвонить врачу.
— Пойду куплю газету и чего-нибудь поесть. Хочешь со мной?
— Нет. Я устала. — Элисон зевнула.
Он прошел мимо нее, затем повернул назад.
— После того, как ты сбежала, я не вернулся сразу сюда, — Он замолчал на мгновение, что-то обдумывая. Она подняла глаза. — Я пошел в редакцию «Нью-Йорк Тайме» и просмотрел номер газеты, с помощью которого ты нашла квартиру. Там нет объявления о сдаче квартиры в особняке. Ничего похожего. .Лицо Элисон исказила гримаса ужаса.
— Такого объявления никто не помещал! Но ты же что-то увидела там! Еще одна галлюцинация? Эдакое большое жирное неудачное совпадение? Обман? Я не знаю. Но собираюсь выяснить.
— Я показывала объявление мисс Логан. Она видела его.
— Видела? — Майкл помедлил. — Или сделала вид, что видит?
— Я не знаю, — задумчиво произнесла Элисон.
— После того, как я обшарю дом, я намереваюсь поговорить с ней.
— Если сможешь ее найти, — добавила Элисон.
— Да, — согласился он. — Если смогу ее найти.
— Мисс Логан говорила, что объявление поместил домовладелец.
— Его имя Карузо. Есть у тебя договор о найме квартиры?
— Нет, мне ничего не давали.
Он покусывал губу, быстро соображая.
— Завтра я разыщу его. Наверняка он что-то знает. Погруженный в размышления, он повернулся и вышел из квартиры.
Глава 18
Гатц залез в автомобиль и хлопнул дверцей.
— Холодно, черт побери, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31