Тот слабо улыбнулся.
Сестра подошла к постели и потрогала лоб Элисон. Затем измерила давление и пощупала пульс. Гатц и Майкл обменивались недобрыми взглядами. Сестра сняла висевший на спинке кровати листок и внесла туда данные. Повесив его обратно, подошла к двери и, обращаясь к посетителям, кивнула на нее. Первыми вышли Майкл и Дженнифер. Гатц помедлил мгновение, чтобы взглянуть на Элисон, покачал головой и проследовал за сестрой.
Когда они заворачивали за угол, из-за двери 211-й палаты донесся еле слышный звук. Кто-то всхлипывал.
Двадцать минут спустя Майкл и Дженнифер вышли из лифта. Гатц не отставал. Они направлялись к выходу из больницы.
— Не забудьте, вы не можете покидать город без моего ведома.
Майкл не счел нужным обернуться. Вместо того он взял Дженнифер за руку и вышел на улицу.
Прижав лицо к стеклянным дверям, Гатц наблюдал, как они идут по направлению к 1-й Авеню, ловят такси. В тысячный раз за этот день он вытащил изо рта сигару и рассмотрел ее изжеванный конец. Хватит. Сегодня он неплохо потрудился и заслужил новую. Гатц зашвырнул окурок в кусты, прямо рядом с табличкой «Не сорить!», покопался в кармане и достал сигару. Осторожно стянул целлофан, затем со скрупулезностью ювелира изучил бумагу, в которую был завернут табак, остался доволен формой и оценил по достоинству аромат.
Сунув сигару в рот, он развернулся и вошел в больницу.
Глава 14
События кошмарной ночи стояли у Элисон перед глазами. Снова и снова оживали в памяти страшные мгновения на лестнице, битва с «отцом», нож, пронзающий его истлевшую плоть. Вновь и вновь перебирала она свои воспоминания, сомневаясь, надеясь и в конце концов признавая, что объяснение может быть только одно. Непросто заставить мозг поверить в невероятное — чтобы, окончательно измучившись, прийти к совершенно нелогичному выводу, порождающему еще больший ужас Она лежала в кровати Майкла, натянув до подбородка одеяло Справа, на тумбочке, стояло множество баночек и пузырьков со всевозможными прописанными ей лекарствами. Многие из них были уже наполовину пустыми. Элисон сжимала в кулаке распятие. Из проигрывателя лилась мягкая музыка.
Вышел с вымученной улыбкой на лице Майкл, неся в руках поднос, накрытый салфеткой. Под ней оказалась чашка дымящегося куриного бульона, два кусочка подогретого хлеба и маленький медный чайник.
— Где Дженнифер? — спросила Элисон, беря ложку и приступая к бульону.
— В ванной.
— Занимается тем, о чем не принято говорить вслух, — заключила она без тени улыбки.
Майкл присел, взял с тумбочки пульт переключения программ телевизора и нервно крутил его в руках.
Открылась дверь, вошла Дженнифер.
— Еще раз привет. — Она пересекла комнату и остановилась у кровати. — Я позвонила в агентство, сказала, чтобы в ближайшее время они на тебя не рассчитывали, и попросила выслать все чеки, по которым тебе задолжали.
— Спасибо, — ответила Элисон. — Вообще-то ты могла позвонить и отсюда, но тогда было бы нельзя сказать все то, что ты им наговорила.
— Не понимаю.
— И не надо.
— Все передают тебе привет. Элисон откусила кусочек хлеба.
— Поблагодари их от меня, — безразлично проговорила она. Меньше всего ее сейчас волновала работа.
Майкл и Дженнифер обменялись тревожными взглядами. Он положил пульт обратно на тумбочку.
Эдисон продолжала пить бульон.
— Можно воды? — попросила она. Майкл наполнил стакан.
— Выпей вот это, — велел он, достав две цилиндрические капсулы из пузырька.
Элисон с трудом удерживала стакан. Она выпустила из правой руки распятие и взяла таблетки, которые с отвращением забросила в рот. Опять лекарство. Казалось, за последнюю неделю она смела все таблетки с лица земли. Но их не становилось меньше. Элисон поморщилась, глотая капсулы. И снова сжимала рукой распятие.
— Ты вроде уже не такая бледная, — заме! ила Дженнифер.
— Правда?
— Да.
— Ценю проявление чувств. Тебе, надеюсь, знакомо выражение «чушь собачья»? Так вот именно это ты и сказала.
— Денек-другой отдыха — и ты станешь как новенькая.
— Конечно! Сомнения быть не может! Майкл встал.
— Садись на мое место.
— Нет, — сказала Дженнифер. — Пора домой. Майкл облокотился о буфет, вслушиваясь в напряженную тишину, повисшую в комнате.
— Можем все вместе съездить в горы, — сказал он, наконец, — на эти выходные.
— Это было бы замечательно, — произнесла Элисон безо всякого воодушевления.
Майкл задумчиво поскреб подбородок.
— На гору Медведь, например. Поселимся в домике на день, приготовим что-нибудь вкусненькое, намешаем море грога с ромом. — Он выжидательно улыбался. Взгляд Элисон не выражал ничего.
Дженнифер робко проговорила:
— Я утром снова приду. Принести wo-нибудь?
— Нет.
— Точно?
— Совершенно.
Дженнифер смущенно улыбнулась и обернулась к Майклу.
— Куда ты дел мое пальто?
— Оно в стенном шкафу.
— А книги?
— Там же.
Она снова посмотрела на Элисон.
— Отдохни немного. И не переживай ты так. Все будет хорошо.
Элисон вяло улыбнулась.
— Я провожу тебя, Дженнифер, — сказал Майкл. В гостиной он схватил ее за руку.
— Похоже, она совсем расклеилась, — прошептал он, косясь на дверь спальни. Достал из стенного шкафа пальто и книги, протянул их Дженнифер.
— Она очень враждебно настроена.
— Это страх. Плюс депрессия. — Он помолчал. — Сочетание не из приятных.
— Что мы можем сделать?
— Не знаю.
— Вели я буду нужна…
— Я знаю, где тебя искать. — Он поцеловал ее в щеку. Они улыбнулись друг другу. — Спасибо.
Майкл тихонько закрыл за ней дверь и бросил быстрый взгляд в сторону спальни. Тишину квартиры ничто не нарушало. Майкл, торопясь, достал из кармана рубашки маленькую записную книжку, на цыпочках подошел к телефону — в спальне не было параллельного — и осторожно набрал номер. Прислушался к гудкам. Двадцать раз прозвонил телефон где-то вдалеке. Затем раздался голос автоответчика. Хозяина нет дома. Он раздраженно швырнул трубку и вернулся в спальню.
Поднос стоял на коврике у кровати. Тихо играла музыка. Комната дышала покоем и умиротворением. Именно такую атмосферу Майкл стремился создать вокруг Элисон. Как можно больше тишины, как можно больше сна.
Он поднял поднос с пола и поставил его на буфет. Затем уселся в кожаное кресло. Он с любовью смотрел на ее закрытые глаза, следил, как поднимается и опускается ее грудь, отметив, что дыхание ее стало легче, нежели в последние три дня, когда порой казалось, что легкие ее вот-вот лопнут, словно слишком сильно надутые воздушные шары.
Элисон открыла глаза.
Они пристально смотрели друг на друга.
— Думаешь, я схожу с ума, — нарушила долгое молчание она.
— Я этого не говорил!
— А говорить незачем! Снова повисло молчание.
— При всей твоей хитрости и тщательно культивируемом спокойствии тебя можно видеть насквозь.
— Неужели?
Она кивнула.
Майкл потер виски. Взгляд его блуждал по стенам, от картины к картине. Абстракции. Ломаные линии. Хаос цвета и форм.
— Элисон, — начал он и замолчал, обдумывая продолжение фразы.
— Да, — отозвалась она.
— Хорошо. Я действительно считаю, что смерть твоего отца явилась причиной возникновения в твоем мозгу невероятных фантазий.
— То есть ты считаешь, что я сумасшедшая.
— Вовсе нет.
— А что еще это может означать? Он замялся.
— Только то, что я сказал.
— Ясно, — протянула она, хотя ясно ничего не было.
— Хочешь поговорить об этом?
— Да.
— Ты уверена?
— Абсолютно.
Тяжело вздохнув, он поднялся и зашагал по комнате. Выключил проигрыватель и заговорил:
— Давай посмотрим, что мы знаком о событиях той ночи. Тебе в очередной раз приснился кошмар, от которого ты долго не могла прийти в себя. Накануне ты падала в обморок, да еще обнаружила, что в доме никто не живет.
— Но…
— Дай мне закончить! Преисполненная, храбрости, ты решаешь пойти наверх выяснить, кто же там шумит. Даже нож с собой прихватила. Что говорить, перетрухала ты здорово! И вдруг ты наступаешь на какую-то кошку.
— На Джезебель!
— На какую-то кошку! В обстановке, которая кого угодно напугала бы до смерти, ты входишь в квартиру и вступаешь в драку со своим… — Он замолчал и тряхнул головой. Все это было нелепо. С ее отцом!
— Продолжай.
— О'кей. Твой отец лежал в постели с двумя женщинами. Голыми. — Он подошел к окну и смотрел на крыши.
— Ну?
— Темнеть стало раньше.
— Это иногда— случается зимой.
Майкл наблюдал за машинами, ползущими по улице. Время от времени внизу вспыхивали мириады красных тормозных огней. Он прислушался. Шум улицы почти не доносился сюда, за исключением редких гудков автомобилей.
Он обернулся.
— Позволь мне задать один вопрос.
— Задавай.
— Что сделало тебя фригидной? Она взорвалась:
— Это, что, имеет какое-то отношение… Майкл перебил ее:
— Почему ты ушла из дома? Эдисон крепче сжала распятие.
— Почему в той квартире ты увидела своего отца с двумя голыми женщинами? Лицо ее исказила гримаса.
— Почему ты пыталась убить себя после смерти Карен?
Помолчав, он спросил:
— Хочешь, чтоб я тебе сказал? — Элисон хранила молчание. — Я могу, потому что знаю.
— Я хотела стать фотомоделью.
— Ив этом причина твоей фригидности?
— Вполне возможно.
— Хватит пороть чушь. Ты же говоришь со мной, Элисон.
— Я знаю, Майкл. Как я могу спутать тебя с кем-то?
— Осмелюсь предположить, ты любишь меня?
— Люблю.
— Тогда давно надо было все мне рассказать. К чему таиться? Тем более что обо всем прочем ты мне рассказывала.
Она прикрыла глаза.
— Майкл, мы все это уже проходили…
— Но на этот раз я все знаю.
— Откуда?
— Это мое дело. Все что угодно можно выяснить, если очень хочешь и можешь за это хорошо заплатить.
Комната погрузилась в тишину. Он стоял, прижавшись лбом к оконному стеклу; она лежала, обложенная подушками, бессильно свесив с кровати руки.
— Что ты знаешь? — спросила Элисон, свыкнувшись с мыслью, что ему что-то известно.
— Все, — мягко ответил он. Выдвинул ящик шкафа, достал картонную папку и вынул из нее Несколько документов. — Здесь отчеты психиатров и полицейские протоколы. Еще кое-какие бумаги. Весьма познавательно. Вот, например. Запись, датированная 12 марта 1966 года:
***
Папа подарил мне распятие на день рождения, когда мне исполнилось десять лет. Во время обеда. Оно было красивое. Я надела его прямо за столом. Я никогда не снимала его.
— А вот другая, от 9 апреля 1966 года:
***
Я всегда думала, что мама с папой счастливы. Я ошибалась. Они стали очень холодны друг с другом. Постоянно происходили скандалы. Он приходил домой пьяным и бил ее. Она заявляла, что у него другая женщина. Он вопил, как сумасшедший, называл ее «пуританской католичкой». Я бежала вниз по черной лестнице и пряталась в чулане. Однажды он нашел меня там и тоже избил. Я вся была в крови. Я была очень религиозной. Он — нет. Тем не менее он требовал, чтобы я постоянно ходила в церковь. Я не видела в этом смысла. Я запуталась.
Вот еще. 16 октября 1966 года.
Я ненавидела его. Я была в ужасе, когда он проходил мимо меня. Мой собственный отец. Он убил моего щенка. Пнул ногой в живот и Багль умер.
— Продолжать? — спросил он. Элисон безразлично кивнула.
— Полицейский протокол, 1966 год. Точной даты нет. Знаешь, что это? Она снова кивнула. Майкл читал:
Мы с мамой уехали на выходные отдыхать на озеро, примерно в тридцати милях от города. Мы собирались возвратиться лишь в понедельник, но я обгорела на солнце и решила уехать на день раньше. Я доехала на автобусе до почты и остаток пути шла в гору пешком. Было десять часов вечера. Я вошла в дом, поднялась по лестнице на второй этаж, повернула к своей комнате, но остановилась. Из родительской спальни доносился смех. В доме никого не должно было быть. Отец уехал из города по делам. Я подошла к приоткрытой двери, потянула ее на себя и заглянула внутрь. Отец, голый, лежал в кровати с двумя голыми женщинами. Все они были пьяны. Они ласкали друг друга. Меня стошнило. Отец скатился с кровати, он был испуган и взбешен. Он начал бить меня по голове. Я подняла руки, пытаясь защититься, но он схватил меня за горло и начал тянуть за цепь, на которой висело распятие. Я задыхалась. Он швырнул меня на пол, туже и туже затягивая петлю. Разодрал мне кожу на шее. У меня остался шрам. Я ударила его ногой в пах. Он остановился. Я пыталась дышать, но меня снова вырвало. Затем я взглянула на цепь, которую держала в руке; я смотрела, как он корчится от боли и хрипит. Я швырнула цепочку с распятием в него и попала в подбородок. Цепь и крест упали на пол. Я никогда больше не носила распятие. Я ни разу не была в церкви; Мама заколотила дверь спальни. Я уехала из дома в Нью-Йорк.
***
— Звучит знакомо?
— Да.
Она закрыла глаза. Подумала: «Наконец-то», ненавидя себя за то, что ей не хватало духу рассказать ему об этом самой. Или дело было не только в этом?
Майкл взял в руки еще какой-то документ.
— Полицейский протокол. Тоже 1966 года. Здесь описывается попытка самоубийства, вскоре после твоего столкновения с отцом. Ты пыталась перерезать себе вены. Неудачно. Ты никогда не говорила мне об этом.
— Я все бы рассказала тебе со временем. — Но не раньше, чем он умер.
— Да.
— Ты могла бы рассказать мне на прошлой неделе. Он был уже мертв. — Да, я знаю.
Майкл подошел, взял с подноса кусок хлеба и присел на край кровати.
— Семь лет назад ты пыталась убить себя из-за чувства вины, ненависти, одиночества, подавленности. Затем, после смерти Карен, попыталась снова, чувствуя себя виноватой, что была частью этого любовного треугольника.
Элисон ничего не ответила, лишь наклонила голову.
— Как насчет кошмаров? — спросил он.
— Кошмаров?
Майкл ваял еще один документ и зачитал:
— «Меня мучают ужасные кошмары'». — Он взглянул на нее, ища подтверждения. Элисон снова кивнула и сказала:
— Да.
— Ты признаешь, что та ночь снилась тебе в кошмарах?
— Да.
— Часто?
— Да. ;
— И это может повториться?
— Возможно.
— Что и случилось дождливой ночью на прошлой неделе.
— Нет! Нет! Нет!
— Ты не допускаешь такую возможность?
— Нет.
— Ты говоришь, не думая.
— В этом нет необходимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31