И тут выясняется, что мы принимаем в гостях не равного себе человека, а даму! А также малолеток, не привыкших к грубому слову. К которым теперь вопреки торжественным декларациям следует относиться не как к слепым инструментам и живой мебели, не как к ходячей пишущей машине, а как к чувствительным и впечатлительным существам. Хорошо, что явились вы, господин Дебрен. Помощь медика нам не помешает, ибо кое у кого здесь чересчур уж разбухло самомнение.
— Если уж мы о твоих учениках заговорили, — загудел Збрхл, — то могла бы одного из них за пойлом послать. А то сидят без дела и в стулья попер…
— Ротмистр!
— …врастают. Что это вы такая нервная, мадамочка? Детишек криками пугаете.
— А это Вендерк опп Гремк, — предотвратил назревающий конфликт Венсуэлли, указывая на плосконосого в черном и золоте. — Юрист с мировой известностью, невероятно глубоко разбирается в вопросах международного права, да и в других… правах тоже. Сейчас, как и все мы, находится на императорской службе. Хоть, как и все мы, не бикопулиссец.
— Очень приятно познакомиться, — еще раз солгал Дебрен, изобразив небрежный светский поклон. — Простите, не спрашиваю об общих знакомых. Но как-то…
— А я, представь себе, о тебе слышал! — Юрист еще выше задрал нос, одновременно еще больше выпятив живот. — И даже лицо твое мне вроде бы знакомо. Хотя в Малой Лелонии держат скверных резчиков, ты у них на объявлениях о розыске здорово удался. Впрочем, возможно, аббат из Ганца деньжат для гравировщика пожалел. Говорят, ты монастырь с сумой по миру пустил?
— Я не взял ни одного динария сверх того, что было записано в договоре, — холодно ответил Дебрен. — Совсем напротив. Это аббат мне здорово недоплатил. Даже удивительно, что ему на приличную печатню не хватило. Но не будем об этом. Дамы ждут.
Госпожа Солган изящно кивнула и улыбнулась. Встала, приняв очень грациозную позу, ожидая, что теперь внимание собравшихся обратится на нее.
Она поспешила.
— Как имя того вон рыцаря, — указал пальцем Венсуэлли, — не скажу, поскольку не знаю. Мы именуем его господином Голубым. Не по цвету глаз, которых он нам узреть не дозволил, а по цвету шарфа на латах. Господин Голубой дал обет, связанный с особой княжны Помпадрины, владычицы Дракии, поэтому простим ему упорное молчание.
Дебрен неуверенно поклонился чему-то, что стояло у правого борта и что до сих пор он принимал за набор доспехов, выставленных на палубу для проветривания. Доспехи, почерневшие и местами тронутые ржавчиной, заскрежетали и на полдюйма наклонили древний шлем, украшенный мордой зубастой лягушки. А может, дракона — выковали его давно, когда художественное кузнечное ремесло в здешних местах только еще выбиралось из пеленок.
— Того храбреца за рулем ты знаешь, — продолжал адмирал. — Это Люванец, моя левая рука, та, что щит держит, соображаешь? Командует на «Ласточке» кнехтами, когда мы их в рейс берем. Сейчас, поскольку миссия у нас строго научная, я перевел его в секретари экспедиции. А на руле он стоит, потому что секретные вопросы мы будем обговаривать в таком, как ты сейчас видишь, обществе. Не шире. Простые матросы, да и рубаки господина Збрхла знать обо всем не должны. Малолеток, обучающихся у госпожи Солган, тоже, кстати, лучше бы…
— Запомните наконец, — прервала Солган, — что это мои рабочие инструменты, как Люванец — твой. За их лояльность ручаюсь. Покончим с этой темой и представь наконец меня.
— Я насколько мог оттягивал лучшие мгновения вашей жизни, господин Дебрен, надеюсь, вы и сами это понимаете. Но всему приходит конец. Позвольте вам представить госпожу Лелицию Солган, хронистку. Она — военный корреспондент и политический обозреватель, аккредитованный при двух-трех дворах…
— Десятках дворов!
— …в основном второстепенных. А детишки — ее писари. Хм-м-м…
— Прекратите хмыкать, Венс. Мэтр Дебрен, приятно с вами познакомиться. Вы расскажете мне о страшной буре, которая поглотила офицеров? Может быть, за обедом? Пожалуй, пора и пообедать, адмирал? Бедолаги на галере так тяжко веслами работают, что я даже проголодалась. Прояви малость махрусианского милосердия и подгони повара. Пойдемте, мэтр, я проведу вас по каравелле, поболтаем и вместе немного жирка сбросим с не в меру разросшихся частей тела. Надеюсь, у вас таковые имеются? Хотя бы одна, а, Дебрен?
— Адмирал просят, — тряхнул гамак кнехт. Он был без доспехов, как и остальные двадцать четыре подчиненных ротмистра Збрхла, и потому чувствовал себя неловко. Вся команда, запертая в трюме вместе с верховой лошадью рыцаря Голубого, резалась в карты, ругалась и высматривала через люки, кому бы дать в лоб, чтобы разнообразить рейс. На палубу им выходить запретили. Несмотря на многоцветье цивильных одежд и пустые ножны на поясах, они выглядели теми, кем и были: солдатами, позволяющими возить себя по морю только ради того, чтобы как можно скорее перепрыгнуть через борт при абордаже или десантировании.
Дебрен зевнул, выбрался из-под пледа, залез в башмаки. Сходни, отделявшие его от капитанской каюты — так ее здесь называли, — он преодолел быстро. Лекарство от морской болезни, запитое пивом из личного запаса ротмистра, подействовало великолепно. Обед был вкусный, обмен любезностями с госпожой Солган малоутомителен, а дремка — в самый раз, не слишком коротка, не чересчур долга. Давно он не чувствовал себя так хорошо.
В тесной, но со вкусом обставленной каюте его ждали несколько человек. Збрхл в углу у стойки с оружием и пивной кружкой при бедре. Вендерк опп Гремк, гордо, с достоинством развалившийся в командирском кресле, а также Солган и Венсуэлли, сидевшие на краю койки, опершись руками о стол с картами.
— Скверно, Дебрен. У нас проблемы, — указал ему на табурет адмирал. — Ветер сменился, дует с востока. Брехта нас не прикроет, качать будет и дальше. Не знаю, управимся ли с перегрузкой на открытом море.
— А обязательно надо в открытом? — Дебрен присел, глянул на карту.
— Господин Гремк утверждает, что обязательно.
— Воинское имущество, пребывая под опечатанным прикрытием, является просто грузом, — с ученым видом пояснил юрист. — Но, будучи освобождено от прикрытия, становится оружием, независимо от степени готовности. Правда, Каникус в своих «Интерпретациях и полемиках» ссылается на прецедент князя Бульбы Ирбийского, который снаряды для своих орудий обычно возил на купеческих кораблях вслед за флотом, ловко обходя запреты, но нас это не оправдает. Анвашцы взъелись на Бульбу и могут не соблюсти давних установлений, если свяжут их с его именем. Кроме того, князь был знающим пироманом, других снарядов в качестве зажигательных не использовал, и ему легко было от таможенников открутиться: «Литых пуль у меня на борту нет, камней также, а глиняных горшков с горючим маслом много, ибо я южанин и быстро замерзаю, так что прощайте. Я не везу ничего такого, чем эти онагры можно было бы зарядить». Прицепиться было не к чему. А у нас — есть. Даже если мы временно болты на галеру перетащим, ловкий контролер все равно отыщет все, что ему нужно.
— О чем он… — начал Дебрен, но адмирал успокоил его, махнув рукой.
— Тогда как же? — наморщил лоб Венсуэлли.
— Способ всегда найдется. В судебном процессе «Город Дангиза против короля Лелонии» представитель истца показал возможность — правда, теоретическую, — применения в качестве болтов обрезанных мачтовых рей и, стало быть, обстрела города. Катапульта — не онагр и без шаровых снарядов не обойдется. Дело было чрезвычайно сложным, но в конце концов Лелония выплатила городу крупную сумму, а именно в этом и было дело.
— Стрелять реями! Какой идиот придумал?
— Что ж, без хвастовства… Я имел честь представлять в суде Дангизу, и эта идея принадлежала мне. Вижу, вы ее не понимаете, но от этого идея не становится хуже, а совсем даже наоборот. Хороший закон, дорогие мои, это такой закон, который может понять лишь опытный юрист. Только на таких установлениях и зиждется общественный порядок. Да и, не скрою, благоденствие палестры.
— Простите, — кашлянул Дебрен, — но я не совсем понимаю, о чем речь. Какое отношение имеет покойный Бульба к Дангизе, лежащей на другом конце света, а Брехтонский полуостров — к интерпретатору Каникусу по прозвищу Попугай.
— Никакого, — заверил Збрхл и отхлебнул из кружки.
— Никакого, — вздохнул Венсуэлли. — Простите, господин адвокат, вы рассказываете весьма любопытные и поучительные истории, но таможенники, контроль и трактаты меня сейчас интересуют меньше всего. Из-за горизонта вот-вот выглянут Дракские острова, а погода отвратительная. Если до сих пор нам ни один патруль не попался, то скорее всего и не попадется. Галера запоздала, и это пошло нам на пользу, поскольку Канал опустел. О людях особенно-то волноваться нечего, потому что наступил мертвый сезон, во всяком случае, здесь, между Большой и Малой Брехтами. А вот силы природы, полагаю, нас беспокоить должны. Чует мой матросский нос, что лучше не будет, а если что и будет, то только хуже, хотя шторм вряд ли. А вы как думаете, мэтр?
— Я не привык спорить с адмиралами.
— Гляньте на этого мудреца… Он уже с Вендерком стакнулся. Ты же чародей, а не правовед, говори ясно и откровенно.
— Твое мнение разделяю. Не из-за конформизма, а из-за отсутствия собственного. В предсказании погоды я всегда был слаб, а уж погоды морской…
— Что?! И тебя взяли борт-чародеем? Не разбирающегося в погоде? Черт побери, скажи еще, что колдовать только по книгам умеешь, а их — потерял! Знаю я таких мошенников!
— Знает, знает! — радостно подхватила Лелиция Солган, — потому как именно таких и вербует, руководствуясь дурацкой скупостью. А потом хнычет.
— Замолкни, Солган. Мы — на военном совете. Если тебе так уж приспичило присутствовать, то хотя бы сиди тихо и не встревай. Твое дело — описывать происходящее, не более того, а посему помалкивай и запоминай, чтобы потом правильно излагать. Дебрен, разглаживать волны умеешь?
— Ну что ж… Маслом в большом количестве…
— Маслом-то и я умею. Я спрашиваю — чарами? Мы на военной каравелле, а не на виновозе из Волкании, масла в больших количествах не держим. А если и держали б, то его можно в более полезных целях использовать, чем в море лить. К примеру, лепешки смазывать или военным продавать, чтобы те им неприятеля с крепостных стен поливали. Кипящим.
— При каком волнении потребовалось бы море успокаивать? — спросил Дебрен.
— Ты сюда по палубе шел, думаю, видел?
— Мне эта проблема знакома чисто теоретически, и я знаю, чарами какой силы и при каком состоянии моря это возможно, но практически… ну, состояние моря не очень…
— Не морочь мне голову техническими подробностями. У меня на борту четыре катапульты и баллисты. Они должны перейти на галеру вместе с расчетами и снарядами. Ты знаешь, как это сделать?
— Катапульты и баллисты?
— Да, Дебрен, катапульты и баллисты. Если не знаешь, что эти слова означают, то вон там, на полке, стоит «Баллистика, или О метании и бросании тел всяческих, мужеубийственных в основном» знаменитого мэтра Челка. Изучи в свободное время. Любопытная вещь. А сейчас заруби себе на носу — это орудия дальнобойные, а значит, большие и тяжелые. По шестнадцати центнеров весом каждое.
— Какой длины стрела у ваших реечных подъемников?
— Ну наконец что-то толковое! В том-то и дело, что небольшой. В порту мы еще кое-как управляемся, хоть все скрипит и трещит. Но в море… Это же галера, пес бы ее взял, когда веслами не работает, то отстает, а когда работает — близко не подойдешь. Сцепиться бортами при такой волне и ветре — дело очень рискованное, поэтому остается только шлюпка. Погрузить-то мы погрузим, но вот поднимем ли потом на галеру… вопрос. Без магии, пожалуй, не обойтись. Я видел вашу лайбу вблизи. Не стану утверждать, но боюсь, что достаточно поставить на нее онагр, как палуба затрещит, машина пробьет судно навылет и потянет за собой на дно… — Венсуэлли задумчиво почесал бороду. — Ну так как, мэтр? Сумеешь наколдовать две… ну, хотя бы одну клепсидру полного штиля? Чтобы мы борт о борт стать могли? А? Или хоть три четверти…
— Я не чудотворец, — проворчал Дебрен.
— Не можете стоять — лежите, — мстительно проворчала Солган.
— Да что там! — хватанул кубком о стол ротмистр Збрхл. — Пойдем на мечи. Двум смертям не бывать… Удвойте ставки, и пойдем.
— Контракт этого не предусматривает… — начал было опп Гремк, но Дебрен не дал ему закончить.
— Я магун, — сказал он, поднимаясь с табурета. — И сделаю это по-своему, по-магунски. Дело выполнимое. Только вы должны мне поверить.
— Руби!
Венсуэлли, как уже трижды до этого, зажмурился, чтобы не видеть катастрофы. И как трижды до этого, ни на дюйм не сдвинулся с места. Дебрен страховал его, но не вмешивался. Не было нужды. Так же как не было нужды тратить силу и заклинания на ротмистра Збрхла, который без посторонней помощи огромным молотом выбивал клинья точно тогда, когда следовало, и на Люванца, с такой же точностью работавшего мечом. По правде говоря, труднее всего было ему самому уловить то мгновение, длившееся два-три удара сердца, когда следовало отдать приказ и решить, сделать ли это сейчас, или при следующей попытке.
Меч Люванца, коротко свистнув, ровно разрубил линь. Чуть раньше матросы «Ласточки» отпустили два других линя, удерживающих переднюю упорную рейку. Молот ротмистра был на полпути к клину, а боцман, плотник и семеро оборванцев из экипажа «Арамизанополисанца» — на половине решения отпустить сети и разбежаться в панике. Дебрен махнул рукой и пробормотал заклинание.
Буйволиные кишки, скрученные с помощью ворота, резко дрогнули, связанные с ними рычаги ринулись вперед, рванув тетиву. Тетива ударила по концу рейки, рейка, упирающаяся другим концом в мачту, развернулась, и получившая удар катапульта помчалась поперек залитой маслом палубы.
Молот Збрхла дошел до клина. Высоко задранный кверху помост из двух сбитых гвоздями трапов рухнул вниз, угодил концом в просвет, выбранный в фальшборте галеры. Каравелла в соответствии с пойманным Дебреном ритмом как раз взбиралась на волну, подгоняемая ветром с кормы, орудие вывалилось на помост, промчалось через абордажный борт, наклонилось к корме, как и весь корабль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47