По паркету прошуршал следующий стул.
– Ну, конечно, нет, Элеана! Идите отдыхайте, – рассмеялся Лаутенбах. – И не беспокойтесь обо мне. Я один попозже поеду в "Гранд" и там немного поиграю. – Потом он обратился, вероятно, к Джону Хайсу. – Нам вчера повезло. Элеана проиграла несколько долларов, зато я выиграл почти две тысячи...
– Мне нужно будет поговорить с Мики, – впервые с того момента, как Коннорс занял свой наблюдательный пост, заговорил Джон Хайс. – Если вы снова станете выигрывать, он не будет вам мешать. Он захочет войти к вам в доверие, чтобы потом получше ощипать вас. Мики всегда был самым ловким в карточных делах, я неоднократно испытывал это на себе.
– В конце концов, речь ведь идет лишь о деньгах! – засмеялся Лаутенбах.
Элеана пожелала спокойной ночи матери, дяде и Аллану. Между каждым пожеланием спокойной ночи возникала пауза, и Коннорс представил себе, как Элеана по очереди целовала всех. Когда очередь дошла до Лаутенбаха, Коннорс почувствовал холодок в желудке – он сам подвергал себя испытаниям.
– А вы, Джон? – спросила Селеста, когда Элеана покинула комнату. – Вы ничего не имеете против кино?
– Нет, не сегодня. – Хайс казался утомленным. – Я должен поехать в город, чтобы заняться неотложным делом, и с удовольствием отвезу вас на своей машине.
– В этом нет необходимости, – заявила Селеста, и ее французский акцент в этот вечер был очень заметен. – Когда Аллан с Элеаной заехали за мной в коттедж сегодня вечером, я попросила их остановиться у мастерской, чтобы узнать, готова ли моя машина. Оказывается, ее уже отремонтировали. Все, что следовало заменить, какие-то детали, они заменили. Вот поэтому она и расходовала столько масла, – добавила она с недоумением в голосе. – А теперь посмотрим.
– Вы очаровательны, миссис Хайс! – снова рассмеялся Лаутенбах. – Если бы я не был влюблен в вашу дочь, я обязательно влюбился бы в вас!
– Может быть, пройдем в гостиную? – сухо вымолвил Хайс.
Коннорс под дождем вернулся к своему автомобилю. Он узнал все, что хотел узнать – где обитатели дома Хайса проведут последующие часы или, по крайней мере, собираются это сделать. Проезжая мимо Блу-Монда, он увидел свет в конторе шерифа Томсона и разглядел силуэт самого шерифа. Видимо, Томсон все еще ждал ответа на свою телеграмму, перехваченную Джоном Хайсом.
Все окна коттеджа оказались закрыты, за исключением одного, в котором виднелась щель в два пальца толщиной. Ставни плотно прикрыли, но между ними все равно пробивался свет, который не мог быть ничем иным, как светом от керосиновой лампы.
Свет заинтересовал Коннорса. Ему показалось, что он понял, что к чему. Проблема, стоящая перед ним, должна была разрешиться сегодня или никогда. Шериф Томсон, не получив телеграммы, не выполнил приказ, и прокуратура Нью-Йорка могла забеспокоиться и послать в Блу-Монд специального агента. Коннорс отъехал от коттеджа на добрую четверть километра, потом оставил машину на обочине и под дождем вернулся к дому. Не было никакой необходимости идти тихо – дождь заглушал все шорохи.
Приблизившись к коттеджу, он остановился в тени террасы, чтобы немного освоиться и стряхнуть с полей шляпы воду, прежде чем попытаться войти в переднюю дверь. Она оказалась запертой на ключ, и под ковриком его не оказалось.
"Еще одна приманка, – подумал Эд. – Нужно создать препятствие мухе, стремящейся в дом паука. Муха не должна надеяться, что для нее будет открыта дверь в дом человека, подозреваемого в тройном убийстве!"
Коннорс обошел вокруг дома и обнаружил кухонное окно, не закрытое ставнем. Он открыл его и влез на подоконник, на котором постоял некоторое время, пока его глаза не привыкли к темноте, более плотной, чем снаружи. В кухне царил запах застоявшегося, нежилого помещения. Под окном находился стол. Коннорс сел на него и снял свои мокрые ботинки, прежде чем ступить на пол. Ведь вполне возможно, что он ошибся и Дональд Хайс ждет его в комнате с лампой.
Внутри шум дождя был даже сильнее, чем на дворе. Дождь сердито стучал по крыше, бил по окнам и ставням. Коннорс попытался зажечь спичку, но его руки были мокрыми, а коробка отсырела. Он бросил спички и взялся за револьвер, лежащий в кармане. Кухня выходила в маленькую столовую, а столовая – в не менее маленькую гостиную. Желтый свет лампы давал достаточно света, чтобы Коннорс мог различить убранство гостиной. Мебель оказалась хорошей, со вкусом подобранной. Кресла выглядели вполне комфортабельно. Там лежали журналы, а плюшевый потрепанный медвежонок, вероятно принадлежавший Элеане, вместе с куклой сидел в маленьком кресле. Горло Коннорса сжалось – Селеста сохранила эту комнату такой же, какой она была двадцать лет назад.
Эд дошел до лестницы и прислушался. За исключением шума дождя на крыше со второго этажа до него не доносилось никаких звуков. Он шагнул на первую ступеньку. Лестницу когда-то крепко сколотили и она не скрипела. Может, было бы лучше, если бы плотник оказался менее добросовестным. Эд поднялся по ступенькам и достиг лестничной площадки, которая, расширяясь, переходила в нечто, напоминающее маленькую прихожую. Оттуда вели две двери. Сейчас они были открыты. В одной комнате, выходящей на задний фасад дома, стояла маленькая кровать и кресло, похожее на то, которое находилось в гостиной. В другой комнате на столе, как раз позади двери, стояла лампа. Была там и двуспальная кровать, придвинутая к стене. Перед окном находился ночной столик с подсвечником и Библией. Кровать была застелена, но покрывало носило следы лежавшего тела и было разорвано у изголовья.
Коннорс осмотрел окурки, лежащие в пепельнице. Половина их была испачкана губной помадой. Сквозь открытые занавески гардеробной Коннорс увидел много мужской одежды. Дональд Хайс, как и Тамара, не имел возможности уложить чемоданы. Эд сел на кровать и взял Библию. Она оказалась старой и потрепанной, и сама раскрылась на странице, которую, видимо, часто читали. Эта страница со стихами восемь, девять и десять оказалась чуть-чуть испачканной; читающий, видимо, водил пальцем по строчкам. Коннорс положил револьвер на кровать и принялся за чтение.
8. И задал Каин вопрос брату своему, Авелю, но потом бросился на него и убил его.
9. Сказали родители Каину: – Где брат твой Авель?
Он ответил: – Разве я сторож брату моему?
10. И сказал Бог: – Что ты сделал? Кровь брата твоего взывает ко мне с земли!
Коннорс положил Библию и взял револьвер, потом, слишком взволнованный, принялся расхаживать по маленькой комнатке, время от времени бросая взгляд в прихожую, чтобы убедиться, что никто не поднимается по лестнице. В ящике туалетного столика, стоящего в углу, он обнаружил пачку писем. Они были перевязаны красной лентой, и это напомнило ему черновики, которые хранила Элеана. "Скажем, это на память. Я перевяжу их красной лентой".
Коннорс снова сел на кровать и снял красную ленту. Первое письмо было от Дональда, которое тот написал вскоре после свадьбы с Селестой, Почерк оказался твердым, мужским и походил на тот, которым было написано письмо, показанное ему в банке Джоном. Коннорс положил его на кровать и принялся читать другое. Оно было написано на следующий день после рождения Элеаны. В нем Дональд Хайс писал о своей любви к жене и радости по случаю рождения дочери. Как и первое письмо, оно носило следы слез.
Эд положил второе письмо на кровать и хотел было взяться за третье, как вдруг ему показалось, что какая-то дверь открылась и тут же захлопнулась. Схватив револьвер, он вышел на лестничную площадку и спустился по лестнице. У него создалось впечатление, что струя чистого воздуха смягчила затхлую атмосферу гостиной. Но входная дверь все так же была заперта на ключ. В гостиной Эд никого не обнаружил.
Весь в холодном поту, Коннорс обследовал столовую и кухню, но никого не нашел. Видимо, шум, который ему послышался, явился результатом расшалившихся нервов. Совершенно измученный, как после тяжкого труда, Коннорс снова поднялся по лестнице и вернулся в комнату.
Два следующих письма не заинтересовали Эда – в них не было ничего такого, чего бы он не знал. В одиннадцатом, предпоследнем письме Дон усиленно молил Селесту о прощении за то, что ударил ее. Это письмо Дон написал в отеле "Оклахома-Сити", но так как на конверте не было ни почтового штампа, ни погашенной марки, Коннорс предположил, что Дональд Хайс сунул его под дверь своей жене или подбросил на туалетный столик в цирке, пока Селеста переодевалась. Как и другие письма, это тоже было залито слезами. Коннорс положил его на уже прочитанные письма и принялся за последнее. Бумага была с маркой отеля в Балтиморе, а на конверте стоял почтовый штамп от 16 февраля 1931 года. Письмо начиналось в радостном тоне:
"Моя дорогая!
Похоже, дело в шляпе. Сегодня я завтракал с Мак Гиври в "Голливуд Браун Дерби" и мне показалось, что он вполне удовлетворен теми гарантиями, которые мы можем предложить и..."
Письмо продолжалось в деловом тоне – о заинтересованности его и Джона в сроках платежей. Потом Дональд Хайс переходил к общим впечатлениям. Он впервые попал в Калифорнию, некоторые вещи его ошеломили, и он детально описывал их Селесте. Дон сообщал об одном визите на киностудию, о рыбной ловле в Каталине, о вечере, который он провел на китайской вилле и об Оливер-стрит. Дон съездил в Голливуд Бойл и нанял машину, чтобы отправиться в Таузанд повидать лучших друзей цирка. Эта последняя встреча оставила у него наибольшее впечатление. Он с энтузиазмом писал о маленьких городках вдоль Вентура Боливар и о кинозвездах, которые начали покупать ранчо и земли в Черман Уэк, Энсинот и Тарциан. Но особое восхищение Дональда Хайса вызвала калифорнийская природа:
"Надо, чтобы ты повидала этот край, Селеста. Он весь из гор и долин, теперь совершенно зеленых, так как здесь лето. Я проехал на машине вдоль изумительных роз, вьющихся по деревьям, эвкалиптов и цветущих акаций. Здесь есть такие разновидности мака, которые, как мне объяснили, могут расти где угодно, если климат хоть немного соответствует местному. В Тузинте Уэк я нашел нашего старого приятеля Джимма Келли. Помнишь Джимма? Мы встретились с ним в Канзас-Сити, где он держал цирк, и он шутя сказал, что мы выбиваем у него землю из-под ног. Возвращаясь к тому, что я уже писал, хочу сообщить тебе, что его жена дала мне семена мака, целый пакет, чтобы попробовать посадить их в нашем саду. А Джимми добавил, что если это удастся, то он постарается достать нам также саженцы эвкалиптов и акаций..."
Коннорс прочел это место, потом надел свою мокрую шляпу и остался сидеть, держа письмо в руках. Значит, так! Все эти годы доказательства были тут, под носом у всех жителей Блу-Монда. И никто этого не понял!
Дождь продолжал усиливаться. Коннорс собирался положить это письмо к другим, когда внезапно одним броском вскочил на ноги. На этот раз это точно не нервы. Шум исходил не с улицы, а из дома. Он ясно расслышал глухой удар, потом грохот от тяжелой вазы, разлетевшейся на куски. Коннорс взял с собой со стола лампу и направился к лестнице. Там, внизу, при бледно-желтом свете лампы он рассмотрел большой осколок какой-то вазы, которую он раньше не видел здесь.
Сжимая одной рукой револьвер, а другой держа лампу, Коннорс начал осторожно спускаться по лестнице. Сильный удар сзади выбил у него из рук лампу, и, прежде чем Эд успел обернуться, ему показалось, что его голова разлетается на куски от страшного удара чем-то железным. Удар нанесла твердая рука. Револьвер последовал за лампой.
Первый шорох, который он расслышал, был не плодом его воображения. Это явился убийца Пабло, Санчеса и Макмиллана, который вошел через переднюю дверь. Увидев Эда, когда он спускался по лестнице в первый раз, убийца спрятался за креслом или, может, за портьерами гостиной. Потом, воспользовавшись тем, что Эд обследовал столовую и кухню, убийца поднялся по лестнице и ждал его в комнате Элеаны.
Снопы красных искр вырвались из лампы, полетевшей вниз и упавшей у окна, загорелись занавеси. Ослепнув от струящейся крови, отупев от боли и неожиданной атаки, Коннорс повернулся, почти бессознательно пытаясь схватить нападавшего. Эду стало не по себе. Значит, он не ошибся!
Тело, до которого дотронулась его рука, было нежным и мягким. Дональд Хайс был мертв, мертв вот уже двадцать лет. Что же касается Джона Хайса, державшего в руке какую-то трубу, если только это был действительно он, то нужно признаться, что у него оказалась грудь женщины...
То, что схватили пальцы Коннорса, было голой грудью. Это была женская грудь, теплая и нежная грудь женщины, грудь, которая должна выкармливать ребенка, грудь, о которой мечтает мужчина.
Грудь самой Евы...
Глава 16
Благодаря притоку воздуха в открытую дверь, пламя быстро распространилось. Коннорс пришел в сознание и почувствовал, что задыхается. Он лежал на полу вниз лицом. Плотные клубы дыма поднимались из лестничного проема, гостиную пожирало пламя. Жара стала невыносимой. Эд лежал почти у самого края лестницы. И видел комнату Элеаны и прихожую. Когда он упал, пламя уже лизало лестницу, а через несколько минут оно должно было перекинуться наверх. И вдруг сразу загорелся весь этаж. С трудом восстановив движение, Коннорс поднялся на ноги и попробовал открыть окно. Шпингалеты не поддавались. Он попробовал еще раз.
Новый приток свежего воздуха еще больше усилил пламя. Гудение огня усилилось, но в лицо Эду хлынули струи дождя. Он подставил дождю голову и плечи, потом повернулся и вывалился наружу. Клумба с лилиями смягчила падение и, собрав последние силы, Эд откатился по земле подальше от горящего дома. На четвереньках он постарался проползти еще немного, вдыхая свежий воздух и наполняя им легкие. Потом он растянулся на мокрой земле, прижавшись к ней щекой, и смотрел на коттедж, объятый пламенем.
Огромный язык огня вырвался из окна, из которого он только что выпал, охватил стены и перекинулся на крышу. Пока Эд глядел, крыша в трех местах вспыхнула, потом пламя охватило фасад дома, споря с дождем и с ветром, и через некоторое время все было кончено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21