ему было нужно больше свободы… моральной. На будущее вам не следует облегчать ему жизнь, пусть он сам выкручивается, и не надо потакать его капризам.
– Но я делала это исключительно для того, чтобы избежать последствий! – воскликнула Эме.– Вам же известно, что если бы не мое вмешательство, то он бы перессорился со всеми и не получил бы ни одного ангажемента!
– Конечно, но тем хуже для него, пусть бы он сам и находил выход. Раз вы не хотите снова его потерять, то подумайте прежде всего о том, что для этого надо предпринять. Честно говоря, ваша постоянная опека была ему немного в тягость. Вам следует сделать так, чтобы он ее не замечал.
– А? – с недоумением и немного разочарованно произнесла Эме. Она, безусловно, надеялась на более романтическое объяснение и, конечно, никак не связанное с ней.– А? Да мне бы хотелось верить, но на самом деле…
– Уверяю вас. Мне кажется, я не ошибаюсь. Но, заметьте, Лулу мне ничего не рассказывал. Пока вы мне о нем говорили, я невольно пришел к такому выводу. Мне показалось, что внезапно я понял причину вашей размолвки. Вы должны уяснить, что ваши неустанные заботы, терпение и доброта, которыми вы его окружили, подчеркивали то, что вас разделяет: разницу в ваших характерах. Кто знает, возможно, это его и унижало? Кто может сказать, страдал ли он в глубине души или нет? Во всяком случае, на будущее вам следует скрывать от Аулу, что вы хотите оказать на него благотворное влияние.
– Боже мой! – воскликнула Эме. Она подняла руки и тут же бессильно уронила их на колени.– Я так старалась не задевать его самолюбия! Если у меня не все так хорошо получалось, что вы хотите? Все потому, что мои добрые намерения всегда поневоле выходят наружу.
– Так вот, если Лулу к вам вернется, постарайтесь на время забыть о добрых намерениях. Постарайтееь… не все время думать о том, как ему угодить.
– О! – воскликнула Эме.– Как мне придется нелегко!
XII
Реми нажал на клаксон. Минуту спустя появился привратник с чемоданами в руках. Но Лулу не спешил выходить из дома. Между съемками двух фильмов у него выдалась свободная неделя, чтобы съездить в Париж. По возвращении из Берлина он удосужился позвонить Реми лишь посредине своего краткого пребывания в столице, сославшись на многочисленные дела. Он три раза подряд назначал встречу и так на нее и не явился. И вот утром он позвонил, чтобы сказать:
– Мики, я сегодня уезжаю. Но мне бы хотелось с тобой немного поболтать. К несчастью, я буду весь день занят. У тебя машина на ходу? Тогда заезжай за мной пятнадцать минут шестого. Мы поговорим по дороге на вокзал.
Зная, что его друг может опять опоздать, Реми снова нажал на клаксон. Пекер вышел, когда Реми уже отчаялся его увидеть. В ответ на замечание Реми он воскликнул:
– Не говори мне ничего! Со дня приезда в Париж я не пропустил ни одной пирушки. Я наверстываю упущенное: в Берлине жуткая еда! Знаешь, когда я вернусь туда, у меня будут большие неприятности с представителями компании «Сигма». Представляешь, мне придется играть роль начинающего и вечно голодного музыканта.
Некоторое время они ехали молча. Улицы были запружены машинами, и еще было светло. Стоял июнь, и парижские деревья радовали глаз своей густой листвой. Реми вспомнилось, как к нему впервые пришла Эме, держа в руках в знак дружеского расположения букет гвоздик.
Без определенной цели, словно для очистки совести, он спросил:
– Ты встречался с Меме?
– Нет, – ответил Пекер.
Реми так и думал. Он не раз звонил Эме и вместе с ней выходил в свет, но за последнюю неделю она ни словом не обмолвилась о Аулу. Видимо, она Даже не подозревала о его пребывании в Париже. Пекер продолжал:
– Прежде чем с ней встретиться, я хотел поговорить с тобой.
– Ты же уезжаешь, когда же ты с ней мог бы увидеться?
– Я знаю. В следующий приезд. У меня в Париже так много дел!
Реми больше не настаивал. По неизвестной ему причине он был скорее рад, что Лулу уезжает, так и не повидавшись с Эме. И что хорошего сулило бы такое, прежде всего маловероятное и в любом случае короткое примирение, за которым бы последовала новая разлука? Нет, безусловно, ничего, по крайней мере, для Меме. Реми прежде всего подумал о Меме: Лулу был уже достаточно взрослым человеком, чтобы постоять за себя.
– Почему же ты не летишь самолетом? – спросил Реми, когда они подъезжали к вокзалу.– Неужели тебе хочется в такую погоду целый день трястись в душном купе?
– Подумаешь! – ответил Пекер.– Я обожаю спальные вагоны. Вот где я полностью раскрепощаюсь. А подцепить кого-то я могу в вагоне-ресторане. И ночью в купе вагона я чувствую себя лучше, чем у себя дома! Особенно в «Северном экспрессе» – он этим и знаменит. Там вышколенный персонал. Даже проводники не брезгуют торговать собой. Мне об этом говорила Шомберг: она не раз прибегала к их услугам.
– Кстати, – спросил Реми, – как она поживает?
– Кто? Шомберг? Понятия не имею.
– Как это? Разве ты с ней не виделся в Париже?
– Нет, уже месяц, как между нами все кончено. А ты не знал? Вот доказательство, что ей нечем похвалиться. Представь, она явилась за мной в Берлин. В то время я весь был в работе, а ей это не понравилось. Ты знаешь ее запросы! Если ей приспичит, то вынь да положь во что бы то ни стало! И не лишь бы как, спустя рукава! Мадам упрекнула меня в малодушии. И тогда я вежливо с ней распрощался. Сказав, что уезжаю на натурные съемки, я переехал в другую гостиницу рядом со студией. Все прошло без сучка и задоринки. Зачем устраивать скандал? Я всегда остаюсь в хороших отношениях с женщинами, с которыми порываю. Правда, я оставляю им надежду на примирение. Время от времени я напоминаю им о себе. Я продолжаю поддерживать в них надежду…. Таков мой стиль. Но я никому об этом не рассказываю. Не надо, чтобы женщины знали, что таков мой принцип. Напротив, каждая думает, что я продолжаю встречаться только с ней одной, и очень этим гордится. И когда я снова возобновляю отношения с той или другой бывшей возлюбленной, она пребывает в полной уверенности, что наставляет рога моей новой подруге. А! Ты говоришь о системе! Я могу с тобой поделиться опытом. Тем более что ты с самым невинным видом поступаешь примерно так же, как и я. Ну да, разве не так? Разве ты не остался в хороших отношениях с Кароль? Оникс? С мамашей Вейль-Видаль? Ну? Вот видишь! Я тебе говорю, что тебе тоже есть чем похвастаться!
Они прошлись по перрону вдоль состава.
– Я возобновил контракт с «Сигма», – молвил Лулу.– Знаешь, мне грех жаловаться: они мне платят восемнадцать тысяч в неделю. Скажу тебе, что сплю с крошкой Рошлинг, женой одного из продюсеров. Впрочем, она очень мила.
Реми слушал его краешком уха. Он повторял про себя, что ему не стоит затевать разговор об Эме. Несмотря на то что Пекер и объявил о своем разрыве с Шомберг, он уже связался с немкой. И, вопреки прогнозам Эме, это означало, что Лулу не собирался к ней возвращаться. Вопрос был закрыт, и, несомненно, так было лучше для самой Эме.
Между тем, возможно, он ошибался. Быть может, Лулу только и ждал какого-то знака или каких-то слов. Реми был обязан ему сказать. Время шло. Появились фотографы и репортеры и окружили Пекера. Реми отвел его в сторонку.
– Ты ничего не хочешь передать Меме? – спросил он.
– Нет…– ответил Пекер.
Ни своим тоном, казавшимся искренним, ни выражением лица, будто он раздумывал, как ему подобрать нужные слова, он не был похож на человека, который пытался скрыть правду. Однако Реми настаивал:
– Думаю, что тебя не удивит, если ты узнаешь, что она еще продолжает надеяться. У нее сейчас много работы, и это ее несколько отвлекает, но она заговаривает о тебе при всяком удобном случае.
– Да, да…– ответил Пекер, наблюдая за выражением лица Реми.– Мне известно, что вы часто вместе появляетесь на людях. Это очень мило с твоей стороны. Ты правильно делаешь, и это в твоем стиле.
Неожиданно он замолчал, словно вдруг о чем-то подумал. Затем улыбнулся какой-то грустной улыбкой, настолько не вязавшейся с его обликом, что она была похожа на гримасу боли.
– Бедняжка Меме! В глубине души я ее люблю. Я ее очень люблю. Но чтобы с ней жить… Она слишком мила, ты меня понимаешь? Это быстро начинает утомлять… По крайней мере, людей, похожих на меня. И все несчастье в том – наше с ней общее несчастье, – что она влюбилась в такого типа, как я.– И Пекер с живостью обернулся к Реми.– Скажи, разве вы?.. Вы не вместе?
Реми воскликнул:
– Ты с ума сошел? Конечно нет, что за идея!
– А почему бы и нет? – вполне искренне спросил Пекер.– Мне кажется, что так было бы лучше. Честное слово! В любом случае если ты подумал обо мне, то ошибся. Конечно, я продолжаю по-дружески относиться к Меме. И я не против, если время от времени она хотела бы… Но жить вместе с ней избави Бог!.. Если бы я узнал, что она нашла утешение с приятным молодым человеком, который не похож на меня…
– Но я об этом совсем даже не думаю! – с раздражением произнес Реми.– Да, я ей звоню, навещаю, выхожу с ней в свет, и все. Что ты хочешь, ведь она совсем одна! К тому же не в ее характере вешаться на шею первому встречному. Тебе это хорошо известно. Да, я ей составляю компанию. Мы дружим, вот и все.
– О! Ладно, ладно… Я ведь забочусь о ней. Ты бы сделал ее счастливой.– Помолчав, он добавил: – Хотя…– И снова замолк.
– Что? – спросил Реми.– Что ты хочешь сказать?
– О! Ничего…
***
Вытянувшись в постели и тесно прижавшись к Эме, Реми наслаждался полным покоем после того, как только что занимался с ней любовью.
Почему он неожиданно почувствовал себя в безопасности? Куда девалось привычное разочарование? Почему у него так легко на душе? Неужели потому, что, предполагая у Эме дряблое и старое тело, он с удивлением обнаружил, что ему приятно прикосновение ее поразительно нежной прохладной кожи, ее крутых бедер, отяжелевшей, но еще упругой груди? И только живот ее утратил былую твердость, но Реми утешился мыслью о том, что фигура Меме просто вышла из моды, так как до войны считалось, что хорошо сложенная женщина должна быть непременно в теле.
Однако дело было не только в том, что он был приятно удивлен. Чувство, которое испытывал Реми, было совсем другого порядка. Неожиданно для себя какими-то таинственными путями он пришел в состояние полного душевного равновесия, чего с ним раньше никогда не случалось. Реми искал причину непривычного для него ощущения радости бытия и почти ее угадал.
Что же это было на самом деле? Показалась ли ему Зме более опытной любовницей, чем другие? Нет, совсем наоборот. Она скорее была пассивной… Ах, вот в чем дело! Вот что по-настоящему удивило Реми! Конечно, он уже давно отказался от сложившегося у него мнения об Эме в те времена, когда они еще не были друг с другом знакомы. Однако Реми никогда не удавалось забыть возраст этой женщины. И возраст, и чрезмерная слабость к молодым людям, и отнюдь не бескорыстные отношения, которыми она пыталась их окружить, давали Реми основание предполагать, что в постели она окажется разъяренной фурией. Не имея других преимуществ, Эме должна была показывать в постели особое рвение. На самом же деле оказалось, что ее физические данные совсем не такие уж незаурядные и, сверх того, она вовсе не считала нужным прибегать к полному набору любовных ласк.
И это спасало ее в его глазах. Она не использовала унизительных для нее приемов, не шла ни на какие уловки, к которым прибегают в постели женщины, превращаясь в прилежных учениц, демонстрирующих все, на что они только способны. Сколько раз Реми тешил свою чувственность, испытывая душевную неудовлетворенность от такой сомнительной активности! Сколько раз ему приходилось выслушивать восклицания, междометия и эпитеты, которыми, как считают некоторые женщины, они добавляют удовольствие своему партнеру! Ничего подобного он не услышал от Эме.
Кроме того, она не демонстрировала превосходство в любовной практике, необоснованное бахвальство и самомнение, чем грешили многие женщины, с которыми имел дело Реми. Он вдоволь насмотрелся на всегда уверенных в себе любовниц, считавших, что никто не может лучше их заниматься любовью, глядевших свысока на распростертого рядом, притихшего после любви партнера. Они были в полной уверенности, что довели его до пароксизма страсти, показали ему высший пилотаж и выжали как лимон, в то время как на самом деле он уже думал о чем-то другом. Однажды одна из таких самоуверенных особ, после того как едва разомкнулись их объятия, произнесла: «Ну, что ты об этом скажешь? Когда Шунетта отдается, это тебе не что-нибудь!» В действительности самонадеянная Шунетта очень плохо занималась любовью.
Рядом с Эме все было по-другому. Удовольствие пришло само по себе, совершенно естественным путем, без всякого напряжения, не позже и не раньше времени. Эме не считала нужным казаться активной или бесчувственной. Она попусту не суетилась, даже ни разу его не укусила или оцарапала. Но самое главное, она молчала.
Она просто-напросто отдавалась. И казалось, делала это с удовольствием. Во всяком случае, с ее лица от начала и до конца не сходила улыбка.
В конечном счете ей нравилось быть женщиной. И Реми был близок к мысли спросить себя: уж не первая ли она у него женщина?
Он заметил, что почти полулежал на ней. Его лицо так касалось прохладной кожи Эме между плечом и мягкой грудью, что, целуя, он вдыхал ее аромат. От Эме исходил приятный запах. Безусловно, перед ним была самая ухоженная женщина, которую он когда-либо знал. Он догадывался о том, какое внимание, граничившее с навязчивой идеей, она придает своему туалету, сколько труда тратит на содержание в чистоте своего тела. И если возраст заставлял ее соблюдать столь безупречную гигиену, он подумал, что и к самому возрасту надо подходить с пониманием.
Да, от Эме исходил приятный запах; она сохраняла свежесть; ее простыни были из тонкого полотна, а постель в меру мягкой… Мысли Реми путались и расплывались; всем телом он ощущал неведомое блаженство. Увы! Он подозревал, что снова, как и с другими, его охватывает не сон, а привычная дремота, мимолетная и недолгая, которую сразу развеет женщина, когда поднимется с постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28