Он огрызнулся:
– Знаю. Роан, какого черта ты сказал Аманде, что она может остаться с тобой?
– Все было не совсем так, как она рассказала.
– Мне плевать, как это было. Это подло, Роан. Ты хочешь встать между мной и моей дочерью так же, как ты встал между Клер и ее семьей? Ты на двадцать лет украл у меня одного ребенка, теперь хочешь украсть другого?
Роан молча ударил его кулаком. Это произошло мгновенно. В этом ударе объединилось многое: отвращение, боль, разрядка. Удар опрокинул Джоша на спину. Роан встал над ним, широко расставив ноги, и снова занес кулак.
– Клер – вот все, что мне было нужно от твоей проклятой семьи!
– Тише, тише, – мягко сказала я, бросив взгляд на Мэттью, который, прыгнув вперед и встав между Джошем и Роаном, в ужасе смотрел на обоих.
– Он заслужил это, Мэттью, – казала я.
– Ладно, ладно, хватит, – сказал папа. Он осторожно оттолкнул Роана. – Так и надо было. Роан, слышишь меня? Все правильно. А теперь хватит.
Джош поднес руку к разбитой губе. Он кивнул.
– По честному.
Роан стоял, готовый к ответному удару, пока не заметил потрясенный взгляд Мэттью. Мэттью медленно опустился на колено рядом с Джошем и помог ему подняться. Кулак Роана бессильно разжался.
Этой ночью мы с Роаном поднялись на Даншинног, собрали кучу веток, сложили их на каменном выступе и сидели, глядя на тлеющие красные угольки костра.
– Прочти это, – сказал Роан, вынув из заднего кармана старое письмо и протягивая его мне. – Мэттью было лет десять, когда я написал его.
“Ты когда-нибудь кого-нибудь бил?” – спросил он меня сегодня. Он ударил мальчика в школе. Тот все время дразнит Мэттью за то, что его усыновили. Мэттью выбил ему передний зуб. Должно быть, мальчишка здорово надоел ему.
Он боялся, что я буду очень сердиться. Мне пришлось сделать вид, что так и есть. Я хотел быть хорошим примером.
Я сказал ему, что для драки могут быть лишь две причины: защитить другого или, если нет иной возможности, защитить себя. Я сказал ему, что не уважаю людей, которые тычут кулаками направо и налево. Ударить может любой дурак. Люди, которые не дерутся, – вот действительно сильные люди. Умные.
– Стань таким, – сказал я ему.
Я оплатил счет за лечение. Сказал Мэттью, что он должен мне постепенно вернуть эти деньги из своих карманных. Я хотел, чтобы он понял: когда приносишь боль кому-то – всегда приходится платить. Даже если ты не виноват.
И я обещал ему, что, если он никогда никого не ударит без серьезной причины, я тоже никогда этого не сделаю. Мы скрепили наш договор рукопожатием.
В общем-то это твои родители научили меня, как растить самого себя и как растить Мэттью. Забавно. Больше всего я узнал от людей, которые принесли мне самую большую боль. Людей, которых я любил.
* * *
Я прочла.
– Ты не нарушил священную клятву сегодня, – сказала я мягко. – Ты даже зуб не выбил.
– Я старался так построить свою жизнь, чтобы не быть похожим на своего старика. А Мэттью сегодня за меня было стыдно.
– Ты должен поговорить с ним, Роан. Пришла пора сказать ему все. В темноте был виден лишь яркий след сигары, двигающийся вместе с его рукой. Зола с нее сыпалась на его рубашку.
– Да. И следующее, что он сделает, – сказал медленно Роан, – это изменит свою фамилию. Больше не будет называться Салливаном. – Он бросил сигару в огонь. Я положила руку ему на грудь.
– Тепло, – прошептала я. – Хороший, ровный ритм. Сколь многих людей заботит это сердце.
– Тебе трудно представить себе, что оно чувствует.
Не иметь семьи. Я не встречал другого Салливана на всем белом свете, который приходился бы мне родственником.
– Мы все как следует изучим. Поверь мне, ты окажешься родственником тысяч Салливанов.
– Ты понимаешь, что я имею в виду. Настоящую семью, а не имена на листе бумаги.
Я взяла его правую руку и погладила распухшую, лопнувшую на костяшках пальцев кожу.
– Конечно, понимаю. Ты хочешь смотреть на лица всех Салливанов – бабушек и дедушек, дядей, тетей, братьев, сестер, кузенов и видеть себя.
– Я хочу быть частью семьи. Черт возьми. Я хочу смотреть на похожего на меня человека, и чтобы он в ответ смотрел на меня.
Я помолчала минуту, задумавшись.
– Я хочу, чтобы у меня были от тебя дети, – наконец сказала я мягко.
* * *
Он быстро повернулся ко мне, взяв мое лицо в свои руки.
– У нас будут хорошие дети. Я знаю.
– Да, но еще ты хочешь, чтобы кто-то вернул тебе двадцать лет. Вычеркнул из памяти то, что случилось с тобой и со мной. Это невозможно.
– Ничего нельзя поделать.
Я откинулась назад, наблюдая за ним. В груди моей рос страх.
Я покачала головой.
– Ты не прав. Мэттью должен узнать правду про Большого Роана от тебя.
– Я скоро скажу ему. Он будет смотреть на меня совсем другими глазами. Я знаю. Если я останусь здесь, я разрушу его мир. Нам придется принять непростые решения. Тебе и мне. Может быть, нам придется какое-то время попутешествовать, пусть все уляжется.
“Мы никогда не вернемся назад, – думала я в отчаянии. – Я никогда не сумею вернуть тебя сюда”.
Но я не хотела сдаваться. Мы должны одолеть эти воспоминания.
– В детстве, – сказала я медленно, – временами мне было стыдно перед тобой, но никогда не было стыдно за тебя. Мэттью будет чувствовать то же самое, когда он узнает все.
– Если он не… – продолжил Роан. Я прижала пальцы к его губам.
– Надо верить, – сказала я.
* * *
Я поехала на ферму увидеться с мамой и бабушкой Дотти.
– Позовите мне Твит, – сказала я им. – Оторвите ее от Мэттью и Джоша на вторую половину дня. Нам надо поговорить.
Мама с готовностью согласилась помочь, бабушка Дотти дымила, как паровоз, и тоже одобрительно кивала.
Когда я на следующий день встретилась с Твит, мы грустно обнялись. Я отвезла ее на Даншинног. Мы сидели на скале, нависшей над долиной. Давила удушливая июньская жара.
– Мэттью не очень доволен тем, что я поехала с тобой, – призналась Твит. – Он считает, что Роан подослал тебя уговорить его извиниться. Прости, Клер, но Мэттью не за что извиняться.
– Роан и не ждет от него извинений, но и он не должен их Мэттью.
Твит запустила руки в свои соломенные волосы с такой яростью, как будто бы хотела вытрясти все лишнее из головы.
– Нельзя защитить приемышей, скрывая от них правду! Это нечестно! Это создает проблем больше, чем разрешает.
Я сделала то, зачем приехала сюда, на Даншинног.
Я рассказала ей, как рос Роан. О Пустоши. О том, как на самом деле погиб Большой Роан. Как поступила семья. Когда я закончила, Твит была бледной, но глаза ее были сухими. Впечатление от рассказанного было настолько сильно, что у Твит не было ни слов, ни даже слез.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – поспешно спросила Твит. – Бедный Роан. Это так многое объясняет. Чем я могу помочь?
– Ничем. И я ничем. Роан должен все решить сам. Давай оставим его на время одного. Это все, что я могу придумать.
– О, Клер, – забормотала она. – Он должен сказать Мэттью. – Она посмотрела на меня с глубокое печалью и сочувствием. – Теперь я понимаю Роана. Но понимаю и тебя.
Я устало потянулась.
– Моя дорогая птичка Твит. Понять меня просто. Тут нет никакой тайны.
– Пока все не решится, ты не успокоишься. Ты ведь тоже чувствуешь себя виноватой.
– Что? Погоди-ка…
– Ты не сможешь жить здесь, если здесь не останется Роан. Ты поедешь за ним, потому что все время будешь стараться делать для него все. Держу пари, что ты думала о Роане, когда ввязалась в эту историю с той женщиной…
– Терри Колфилд, – сказала я коротко. – Послушай, не надо об этом.
– Ты считаешь, что снова предала Роана, и будешь так всегда думать, если это не разрешится. Если ты не сможешь удержать его здесь, ты пойдешь за ним повсюду, даже если сердце твое разорвется надвое.
Я почувствовала, как кровь отлила у меня от лица. Твит смотрела на меня, как на слепую сову в клетке, понимая, что это ловушка, из которой не выбраться.
– Он никуда не уедет, – сказала я громко.
– О, Клер. – Она потрепала меня по руке, успокаивая.
* * *
Джош провез Мэттью и Твит по окрестным фермам. Они оказались на ферме дяди Уинстона, когда одна из его коров-рекордисток никак не могла отелиться. Мэттью и Твит кинулись спасать ситуацию, и на свет благополучно появились двое телят. Когда несколькими минутами спустя прибыл доктор Рэдклифф – пожилой ветеринар Дандерри и кузен мамы, – он был очень доволен результатом.
– Ну, он настоящий гигант, а она маленькая, но сильная, – удивленно рассказывал доктор Рэдклифф Уинстону и Джошу. Я думаю, он говорил о Мэттью и Твит, хотя вполне возможно, что и о телятах. Дело кончилось тем, что старик предложил Мэттью и Твит интернатуру в своей лечебнице. При этом подразумевалось, что через несколько лет, когда он уйдет на пенсию, они выкупят его практику.
Я услышала эту новость, и именно мне пришлось рассказать о ней Роану. Я уговорила его поехать в городской парк рядом с тем самым мостом Делани. Мы сидели в тени на одеяле, река плескалась у наших ног.
Роан повертел незажженную сигару, отбросил ее прочь и сказал:
– Ты тянешь себя за мочки, и взгляд твой кристально чист. Говори. Что бы ни было, скажи мне.
Я уклонилась от прямого ответа.
– Каждый, кто вырос в этом городе, хотя бы раз побывал здесь подростком. Это старое место для свиданий. А у нас с тобой никогда этого не было. Черт побери, разве мы не заслужили? – Я протянула ему руку, – Пошли.
Он нахмурился, но помог мне встать. Я оперлась на свою неизменную трость и пошла по зеленому склону холма к дороге. Мы вступили под свод благоухающих крон и повернулись лицом друг к другу. Он отложил в сторону мою трость и обнял меня.
– Днем это место не пользуется столь дурной славой, – начала я.
Но он поцеловал меня, и я все забыла.
– А как тебе это? – спросил он несколькими минутами спустя. Мы опустились рядом друг с другом, буквально бездыханные. – Скажи мне, – повторил он.
Я сказала. Внизу плескалась река, в ушах звенела ленивая песня насекомых, лучи солнца просачивались через деревянную крышу моста у нас над головой.
Роан вздохнул:
– Значит, все. Мэттью остается. Я ни черта уже не могу сделать. Только уйти с его дороги.
Глава 18
Когда мы проснулись на следующее утро в доме у озера, в отдалении слышались раскаты грома, воздух был тяжелым и жарким, заряженным грозой. Мы поспешно натянули на себя старые джинсы и футболки.
Роан смотрел на низкие, тяжелые, густо-синие облака и хмурился. Он встал на колени около моей кровати и помог мне обуться. Я убрала с его лба прядь темных волос.
– Мы должны поговорить о будущем, – сказал он.
– Давай пока разберемся с настоящим. Посмотрим, что там на улице.
Мы вышли на веранду. Я осмотрелась, чувствуя, как все сильнее ноет больная нога. Молчали птицы, не было слышно насекомых. Ни малейшего дуновения ветра Короткими всплесками пульсировала молния. Небо на востоке окрашивалось в тревожный пурпурно-черный цвет.
– Мне это не нравится, – сказала я.
Роан снял с крючков на стенах веранды висячие корзины с папоротником и поставил их на каменный пол. Он похлопал по стене из толстого орешника.
– Построен, как железобетонный бункер. Не дрогнет при самом сильном ветре.
– Я в дом, – сказала я. – Становлюсь живым барометром: вся в мурашках и колено болит.
Зазвенел телефон, я прохромала к нему. Звонил папа сообщить нам сводку погоды и поторопить с возвращением на ферму.
– Где Мэттью и Твит? – спросил Роан с тревогой.
– Они с Джошем, он повез их и Аманду на завтрак в клуб.
Лицо Роана стало жестким, он отвернулся.
– С нами все в порядке, – сказала я родителям и быстро попрощалась с ними, прервав поток их возражений. Я ходила за Ровном как привязанная.
– Боишься? – ухмыльнулся он.
– Не больше обычного.
Роан притянул меня к себе. Мы обнялись в надвигающейся темноте. Не знаю, сколько прошло времени: утренний свет сменился сумерками с желтоватым оттенком, резко выделив ставшую неожиданно яркой единственную розу на вновь посаженных кустах.
Небо на востоке как будто сбилось в масло. Поднялся резкий ветер, сорванные с ив листья понесло по двору. Поверхность озера покрывалась белыми пузырями.
– Роан! – взволнованно сказала я. – Это не обычная гроза – похоже, идет торнадо.
Он выпрямился, прислушался к шуму ветра, лицо его напряглось.
– Иди в дом, – сказал он, – я посмотрю.
Я поежилась от струи холодного воздуха.
– Посмотришь что? Будешь бороться со стихией голыми руками?
Он отпустил меня и вышел во двор. На него налетел ветер, он покачнулся. Я прислонилась к столбу веранды.
– Иди в дом, – снова сказал он. От дуба отломилась ветка, ударила его в грудь и опрокинула на землю. Я скатилась с лестницы и подползла к нему.
Вдвоем мы кое-как добрались до дома. Обхватив меня за талию, он отнес меня к двери между спальней и кухней. Я старалась защитить руками его голову, он мою.
Ветер завыл. Я в жизни не слышала ничего подобного. В окно спальни ударил сук, рама затрещала. Занавески вздыбились белыми флагами, что-то скрежетало, слышались глухие удары, но все заглушал дикий, почти невыносимый вой ветра. Я встретилась глазами с Ровном и начала считать вслух, как будто это могло предотвратить опасность.
– Что ты делаешь? – крикнул он.
– Я верю в нумерологию, – закричала я в ответ. Через разбитое окно в комнату хлестал дождь, но ветер постепенно стал стихать. Свет стал ярче. Уцепившись за дверную раму, я попыталась встать.
– Нужно позвонить домой, узнать…
Роан побежал в гостиную. Дрожа, я подтащила себя к двери: весь пол спальни и кровать были усыпаны осколками стекла.
Мы почти час говорили по телефону, мама и папа передавали информацию. У Ариетты снесло крышу гаража, у дяди Уинстона на плантации переломало и вырвало с корнем около акра рождественских елок. У Хопа разнесло в щепки ангар для баркаса и сам баркас. В сущности, ничего страшного не случилось.
Джош жив-здоров. С Мэттью, Твит и Амандой все тоже было в порядке.
Совершенно измученные, мы, наконец, вышли во двор. Дождь еще накрапывал, от земли и озера поднимался теплый туман. В конце двора в лесу прорубило просеку, казалось, что там прошла гигантская сенокосилка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43